2008 - Доренко Сергей Леонидович. Страница 23

— Ладно, ты маленький еще, неотесанный. Из кузова грузовика из гаубицы диктатора Самосу завалили в Никарагуа. Нет, не сегодня, ты не волнуйся. Я, как видишь, тему изучал. Это не глупости. Не дуйся, рассказывай, террорист. Что там надумали? Да, кстати, как там семья твоя, дочка как?

— Нормально, спасибо. Скоро в школу пойдет. Ты про Юру Калугина знаешь? Он теперь молодец — растет, он теперь генерал. При Путине неразлучно. У него работает кореш твой, Вадик Медведев. Вадик в выездном отделе. Они оба с нами. На сто процентов. Да они меня и послали. Я от Юры привез тебе записочку, если почерк помнишь — посмотри. Тут прямо сказано: Понькин — классный парень, мы ему доверяем. Больше они не могли написать. Начнем работать над операцией, удостоверишься, что ребята с нами. Первый же визит за рубеж или в любой город в России, чтобы вы с Борисом Абрамовичем проверили, Юра с Вадиком дадут вам за две недели поминутный график передвижения Путина. Чего тебе еще? Только надо до выборов, на разгон времени нет. Вы недолго проверяйте. Вы проверяйте, но уже начните действовать. Пусть Закаев подготовит группу своих чеченов. Мы дадим вам детальнейшее описание охраны, организацию, людей на объектах поименно, кто где, кто за что отвечает, возможные пути отхода, если вам понадобится спасать своих шахидов. Это серьезно. Совсем серьезно.

— Андрей, мы с Борисом Абрамовичем не террористы, мы заинтересованы в открытом и честном суде над Путиным. Суде, на котором Путин ответит за все свои преступления. Подожди тут, я в туалет.

Литвиненко встал, ему и правда надо было в туалет, тут без подвоха. Он в туалете хотел выключить диктофон. Он боялся, что, когда пленка домотается, диктофон щелкнет. Он мог бы писать и на цифровой диктофон, который не щелкает, сами понимаете. Но обычный, аналоговый, пленочный у спецслужб котируется выше — монтаж легче заметить. Отсутствие монтажа, то есть истинность записи, тоже легче установить. Ну, он пошел, выключил диктофон. Пока он ходил, Понькин выключил свой диктофон — цифровой. Понькину аналоговый не нужен, он же для своих пишет.

Курсируя по залу, полковник-расстрига Литвиненко не увидел ни мыслителя евразийского Дугина, ни вход в его кабинетик бамбуковый. А Дугин записал на чью-то старую визитку имена: Саша, Андрей, Вадим Медведев, Юрий Калугин. И стал думать, что с этим делать. Вот в каких параметрах стал думать: доложить Патрушеву или уж сразу Сечину. Трудно на эту тему думалось. Мыслительному процессу отчасти препятствовало неудобство — очень хотелось смыться из ресторана поскорей, очень не хотелось, чтобы в кабинетик вошел официант и спросил бы, не подать ли чего? Или догадался бы официант, что перед ним русский и спросил бы громким голосом: «We have Russian desserts today, would you like to choose some?» [2] И слово это предательское «Russian» рассекретило бы философа. И все бы в зале зашептались: «Русский, русский…» Все бы стали оглядываться по сторонам в поисках русского. И небеса бы разверзлись, и сам Бог-отец указал бы на Дугина перстом и рек бы громоподобно: «Узрите! Вот он — сука евразийская». Но нет, обошлось. Пересидел мыслитель. Тут чуть-чуть ему уже осталось. Не больше минуты. Вот смотрите:

Когда Александр Литвиненко вернулся, он сухо сказал Понькину: «Давай рассчитаемся, мне надо идти. Шефу — доложу, это единственное, что я тебе обещаю».

Договорились созвониться. И разошлись.

А времени было уже четыре часа дня в Лондоне. И у Путина в Москве было семь вечера. Мы на целый день оставили его без присмотра. И вот: он ни черта не делал. Работал с документами. Подписывал пачки всякой всячины. Бумаги, которые управляют жизнью на семнадцати миллионах квадратных километров. Циркуляры, декреты, законоуложения, уставы, правила, инструкции, распоряжения, кодексы. Ну что там еще бывает? Да, и резолюции тоже. Эти он накладывал. К семи вечера много уже наложил. Мы не станем заглядывать ему через плечо, да и кто станет в здравом уме читать все эти тексты, что он подписывал. Он и сам-то не читал. Пробегал глазами сопроводительную записочку на полстранички, да и только. А Березовский в этот момент тоже читал краткие аннотации. Это были набранные курсивом составы блюд в ресторане «Nobu». Скажем, написано: «снежный краб», а внизу расшифровочка, что да — краб. С Аляски. И еще какие-то подробности. Ах, если бы Путину сейчас меню, да посиживать в лондонском «Nobu», пока Лариса ноги бреет. Ах, если бы Березовскому сейчас в Кремль, да подписывать декреты и прочую хрень! Но нет: каждый из них будет имитировать удовольствие от своего рода деятельности, завидовать антагонисту, втайне зная, что жизнь не удалась.

Литвиненко подъехал прямо в ресторан. Березовский интересно отреагировал на новости. Он сказал: «Реально хотят, чтобы мы Володю грохнули. Абсолютно реально. Это не шутка, Саша. Им сейчас объективно надо убрать Путина. Так что вот что: иди с пленочкой своей в МИ-5 или в МИ-6, в контрразведку английскую, одним словом. Звони прямо тем, кто тебя допрашивал раньше, звони и ступай — сдавай этого Понькина и всю его компанию. Будем спасать Володю. Если его генералы грохнут, то они засядут в Кремле лет на десять, понимаешь? Нам это ни к чему. У нас, Саша, нет этих десяти лет. Нам ведь нужна Россия, а не Путин как таковой».

— Ферзя подставляют, Борис Абрамович. Качается Путин, — подсказал Литвиненко.

— Расскажи, как англичане отреагируют.

— С Понькиным как себя вести? Встречаться? Может, у них на случай отказа вашего от встречи продумано развитие? Новый сюжет какой-нибудь? Интересно…

— Неинтересно. Все понятно. Не надо больше Понькина.

Автор по справедливости должен был бы описать любовную сцену Березовского с Ларисой. Иначе читатель был бы вправе упрекнуть автора в предвзятости. На каком таком основании автор не позволил Березовскому трахнуть Ларису? И так далее. Найдутся ведь правозащитники среди читателей. Но: если вам не нравится — сделайте это сами. А мы с Ларисой поступим так: к Березовскому подойдет прямо в ресторане его охранник Ришар. Здоровенный бугай — то ли араб, похожий на негра, то ли негр, похожий на араба. Из марсельской оргпреступной группировки. Ну, он раньше был в марсельской оргпреступной группировке, а теперь у него на оргпреступность времени нет — все время при охране шефа. А шеф специально таких отпетых громил нанимает во Франции — французская разведка их использовать для слежки не станет, английская контрразведка не завербует. Ну, есть такая надежда. Что если и завербуют громил марсельских спецслужбы, то не сразу. Так вот, подходит громила Ришар и говорит, что «молодая леди» звонила из гостиницы в офис. Что, мол, с ней делать? А Березовский говорит: «Отправьте ее в „Harrods“, пусть порезвится там пока, чтобы не скучала». Порезвиться — это накупить модных нарядов. У сопровождающего будет с собой кредитка. Тысяч на пять фунтов можно потратиться. Обратите внимание, автор ловко избавился от Ларисы за чужой счет. А то пришлось бы автору сейчас по новой вставлять Ларисе — невыразительной покорной дуре с папиломами. Ну ее совсем. Лучше Березовский у нас вызвонит какую-нибудь бразильскую модельку. Пойдет с ней в модный ресторан, встретит там русских друзей, проболтает с ними о политике по-русски. И напьется под конец. А бразилка будет весь вечер сидеть с видом любезного манекена с волнующе большим ртом. Она этим ртом и искристыми глазами станет улыбаться всем за столом. И в какой-то момент поднагрузившиеся вином присутствующие, поняв, что она — Албертинья — единственная, кто внимательно всех слушает и никого не перебивает, станут ей излагать про ФСБ, про Украину, про стоимость земли в Испании. Она еще сильней станет улыбаться, а собеседники все настойчивей будут повествовать, убеждать, агитировать. Разговор этот безупречен как вид коммуникации. Сигналы никак не искажаются приемным устройством, в нашем случае — бразильской корой головного мозга. Вот русской бабе вы бы втолковывали, так она бы воспринимала и текст и контекст. Она бы думала, почему такой вот текст в таком вот контексте. Она бы думала, на что это вы намекаете? А бразильская кора головного мозга лучше и адекватнее. Она воспринимает посылающих сигналы коммуникаторов, в нашем случае — пьяных русских, — как выразительно артикулируемый шум. Как гиперконтекст вообще без текста.