Кулак войны - Левицкий Андрей. Страница 13

– Ты запоминал, – удивленно сказал Арес. – А что ты скажешь про мои руки?

– Левый средний палец – тату змея. Ногти круглые, пальцы средние. Ладонь – вся мелкий бороздки, нет характерный рисунок. Крупный холм под средний палец. На палецах растут волосы. Темно-желтый. Правый средний палец – кольцо. Серебро, без камень. Старинное. Шестнадцать завитков в плетении. Вмятина с одной сторона, – Ронни открыл глаза и виновато пожал плечами. – Я не учил, так само получается. Могу сказать, сколько враг, какой враг, какой у он оружие, если смотреть за враг. Полезный умение.

Дайгеру аж спать расхотелось. Он читал, что подобным способом работает мозг аутиста. Большинство людей не зацикливается на деталях.

– Ты ведь не простой хорватский парень, – заключил Дайгер. – Если темнишь, то тебя попросту пристрелят. Если у тебя найдут какой-то порок, то служба тебе не светит.

– Я здоров. И, да, я не обычный парень. Много уметь, не-на-ви-жу Синдикат! Это хватит, по-моему.

В голосе Ронни клокотала ненависть. Дайгеру показалось, что он искренен в своих чувствах. А если нет? Если он – лишь талантливый актер, и отряд отпустили только для того, чтобы внедрить агента Синдиката, Ронни?

Глупость. Синдикатовцы не могли не знать, как будут проверять подозрительного парня. Возможно, даже применят разжижающую мозги сыворотку. И детектор. Такому никогда не доверят ничего важного, будь он хоть трижды кристально честным.

– Откуда ты такой способный? – спросил Дайгер, личность Ронни так его заинтересовала, что даже сон прошел.

Ронни так сцепил пальцы, что побелели костяшки, и принялся раскачиваться сильнее. Губы его шевелились, будто он читал молитву. Успокоился он мгновенно, сел.

– Можно, я рассказать завтра? Неприятная история. Не хочу говорить ее два раза.

– Ладно. Разберемся в части.

– А я бы послушал, – протянул Горец, сунул в кобуру пистолет и вытянулся на кровати.

– Это жизнь человека, а не сказки на ночь, – вступился за земляка Арес. – И вообще, я бы предложил…

Дайгер хлопнул в ладоши:

– Отбой! Подъем завтра в шесть.

Все и про всех в первые же минуты рассказал именно он, Арджун – албанец, парень молодой и горячий. В разговоре он оказался совершенно бесцеремонным. Марк быстро узнал о том, что немец – молчун, а поляк – скряга.

Что отец Арджуна полтора года назад принял сан священника, сестра удачно вышла замуж и уехала в Канаду, а его полковника два раза пытались отдать под трибунал за растрату, но каждый раз подворачивалась какая-то операция, в которой полк Арджуна оказывался в нужном месте и в нужное время, выручая всех.

Вот и оправдание его странных симпатий: он христианин. Если албанцы-мусульмане за Легион, христиане, жившие под их давлением много лет, – за Синдикат.

– В последний раз нами дыру закрыли, почти все полегли, – парень говорил спокойно, словно сказку рассказывал. – Меня взрывом оглушило, а мужика рядом снарядом посекло в фарш. Я там в ямочке часа четыре в грязи и чужой крови без сознания пролежал, пока меня легионовцы нашли. Они говорили, что жизнь мне спасли.

– А ты как считаешь?

– А черт их знает, – албанец усмехнулся. – Жив, и ладно.

– Со службой завязать не думал?

– И куда? – Арджун удивленно посмотрел на Марка. – Рихард, вот ты дослужился до пенсии, деньги небольшие, но с голоду не помрешь. А мне Синдикат по контракту ничего не должен, а я, кстати, ничего больше и не умею. В дворники или официанты не хочу, в шахту, как брат двоюродный, не полезу. Я – солдат. Это клеймо, понимаешь? Чтобы его свести, нужно или много денег, или быть упертым, как баран. Ничего, амнезия пройдет, ты вспомнишь.

– Я и так знаю, – Марк сжал зубы. – Каждый получает то, чего он заслуживает. И идти на войну – верный способ заработать земельный участок метр на два. Ты спросишь – а какого черта я тогда пошел служить. Не помню. Амнезия, я уже говорил. Но убеждения мои вот так вот расходятся с реальностью. В общем, советую – завязывай. Всегда можно заработать на жизнь – крутить баранку, класть кирпич, ходить в море за рыбой…

– Крепко тебя приложило, – Арджун добродушно усмехнулся и хлопнул по плечу собеседника. – Ничего, я и не такое видел.

Он вышел из палаты, но меньше чем через минуту вернулся:

– Рихард, нужна помощь.

Они выскочили вместе. В середине коридора, метрах в семи-восьми от двери в их палату крутился громадный мощный мужик в одних кальсонах, сжимая в руках телескопическую палку из тех, к которым крепят щетку и снимают пыль по углам потолка.

Грудь, спина и плечи его были расписаны наколками, сообщавшими всем желающим, что одиннадцатая десантная бригада круче всех, что Легион – сборище хлюпиков и подонков, а также что сержант – родная мать для солдата.

При этом вполне художественные изображения орлов и куполов с крестами перемежались с довольно топорными кинжалами и черепами.

– Багдад! Багдад! – сипел детина и размахивал палкой. Причем делал это четко и уверенно – Марк не сомневался, что парень прошел обучение бою на посохах. – Багдад, мать вашу!

В ногах у него валялся в позе эмбриона больничный охранник в форме Легиона, чуть поодаль шептал что-то лихорадочно в рацию другой. Пистолет, видимо, принадлежавший второму, лежал в стороне, но ближе к берсеркеру.

– Ты слева, отвлекаешь, я – справа, – тон Арджуна был спокоен, но в глазах мелькали бесенята. Марк на мгновение подумал, что из парня получился бы неплохой напарник. Рисковый, мгновенно соображающий и достаточно опытный.

– Хорошо.

Они разошлись в стороны. Марк двигался чуть впереди, осторожно. Рядом открылась дверь из палаты, оттуда выглянул неопрятный старик, но увидев напряженного крадущегося человека тут же скрылся.

– Багдад! – детина уставился на Марка и замер.

Теперь было видно, что в области ключиц и горла у десантника вилось десятка полтора старых тонких полосок шрамов. Видимо, одна из них сильно убавляла его громкость. – Багдад, мать твою!

Он кинулся без предупреждения, резко выкидывая вперед палку. Она бы ни за что не достала – но телескопическое устройство сработало, и тонкий конец «выстрелил» вперед. Марк чудом уклонился – в итоге ему достался не жесткий тычок в лоб или глаз, а почти ласковый хлесткий удар по плечу.

Косински перехватил палку и ткнул вперед, чтобы сразу после этого дернуть и вырвать из рук обезумевшего человека. Но в этот раз его противником был хорошо обученный солдат, знавший такие трюки, как «Отче наш».

Он просто ослабил хватку и скользнул по древку вперед, очень быстро сокращая расстояние. Прошло не более секунды от выпада до того мгновения, как Марк повис в воздухе, зажатый за шею громадной лапой. Палка все еще была у Косински в руке – легкая, но явно прочная и удобная – совершенно бесполезная в данной ситуации.

А когда в глазах потемнело, хватка противника ослабла. Марк свалился рядом с детиной, а за тем стоял смеющийся Арджун и протягивал Косински руку.

– Ребята, ребята, вы герои, вы гордость Синдиката, – бормотал охранник – тот, что сжимал рацию.

– Спасибо, мужики, – поднялся с пола второй охранник.

Вся левая сторона лица у него превратилась в сплошной синяк, но выглядел он более-менее уверенно.

– Дьявол, у этого психа в истории болезни написано «редкие приступы без опасности для окружающих»!

Марк взглянул на детину. Лежащий без сознания на полу он выглядел куда как менее страшно. Если это «без опасности…», то что же такое «с опасностью»?

– Ты вовремя, – сказал он албанцу.

– А то!

Минут через десять, когда десантника уже укатили принайтованного намертво к каталке, они втроем – с Арджуном и Карлом, охранником, который до этого валялся на полу, – сидели в ординаторской и пили кофе, в который один из врачей-психиатров пожертвовал грамм по двадцать коньяка на каждую кружку.

– Я уж думал, у вас тут скучно, – небрежно говорил албанец. – Ну, правда – подъем поздно, отбой – рано. От таблеток не штырит, сколько ни выпей. Из девок только медсестры, большая часть которых не моей весовой или возрастной категории.