Путешествие с дикими гусями (СИ) - Русуберг Татьяна. Страница 15

Давно схлопнувшиеся по ощущениям легкие вытолкнули остатки воздуха. Я с ревом кинулся на блондина, метя пальцами в кадык. Мужик, явно не ожидавший такой прыти, захрипел, хватаясь за горло. Я дернул к двери, пыхтя, как пенсионер-сердечник. Блин, заперто! Надзиратель сорвал с бедра рацию. Пипец, сейчас сюда его дружки набегут. Вот тогда-то уж мне точно небо с овчинку покажется.

Блондин не стал дожидаться подмоги. Тряхнул головой и прыгнул на меня. Заломил руку за спину и мордой в пол. В позвоночник уперлось колено, я поцеловал кафель. Брякнул замок в двери, затопали тяжелые шаги. Давление на спину усилилось. Над головой квакали голоса, то приближаясь, то отдаляясь, но мне стало уже все равно: легкие совсем стиснуло. Я хватал ртом воздух, но он не желал проходить внутрь. Перед глазами потемнело. Теперь я не мог позвать на помощь, даже если бы захотел. Наверное, в какой-то момент я все-таки отключился. А когда снова вынырнул на поверхность, то уже лежал на спине – совершенно голый. Блондин еще с одним синерубашечником, больше похожим на уголовника со стажем, перетряхивали мои тряпки, морща носы.

Я так и сел. Блин, это же обыск! Наверное, видос у меня был, как у торчка обдолбанного, вот и решили обшмонать. Небось надеялись, что на мне кило герыча пулеметными лентами намотан, раз я так трепыхался. А теперь разочарованы. Плакала у ребят новогодняя премия. Я захихикал, послав нехватку воздуха на три веселые буквы. Блондин странно на меня посмотрел и притащил стаканчик – пописать. Не терпелось им узнать, с чего же меня так вставило. Ну, пописал, все еще хихикая, хорошо не промазал – так руки тряслись.

Теперь на меня странно смотрели оба. Один вытащил телефон и стал меня щелкать – со спины. Не, я что им тут - фотомодель? Или им, правда, жопу мою захотелось иметь – на память? Не сразу сообразил, что это они ссадины снимают. Я-то и забыл уже, они ж больше не болели. Около недели с того выезда прошло, когда бык-придурок чересчур разыгрался с плеткой. Ему еще пришлось двойную цену заплатить за ущерб.

Ну, запечатлел тот, с мордой уголовника, мой задний фасад для вечности. Потом мне позволили одеться и наконец отвели в камеру. Восемь квадратов, белые стены, окно с решеткой под потолком. Высоко, не допрыгнуть. Посередине – койка. В углу – толчок и раковина. Номер люкс с удобствами, блин.

Как только за мной загремел замок, я дотащился до крана и стал жадно пить, обливая куртку и свитер. Потом заполз на матрас. Кое-как укрылся тонким одеялом и тут же поплыл, колыхаясь на черных волнах, в пустоту.

Единорог. Германия

- С...чонок, ты что, нарочно?!

Ян резко тормознул. Я сунулся головой вперед и снова облевал уже не белые гольфы и потерявшие глянец ботинки. Думал, тут мне и конец. Но Ян сдержался: кулак свистнул мимо моего уха и впечатался в руль. Обиженно вякнул клаксон.

- Я не нарочно, прав... – в горле утробно булькнуло. Я едва успел распахнуть дверцу, как смешанные с колой остатки пиццы вылились на тротуар.

Такое бывало со мной и раньше – когда очень нервничал. Например, перед походом к зубному. Или когда надо было сдавать кровь. Мама знала это, и в такие дни с утра не кормила. Ничем, кроме валерьянки. Это помогало. Иногда.

Что-то сгребло мое плечо и выдернуло из машины. Ян поволок меня к ближайшему кафе. Под удивленными взглядами жующих посетителей он затолкал меня в туалет и сунул лицом под кран. Холодная вода принесла облегчение. Желудок еще сжимали спазмы, но тошнить больше не тошнило. Я прополоскал рот, кое-как обмыл ноги. Ботинки удалось оттереть, а вот гольфы были безнадежно испорчены.

Ян зло выругался по-немецки и швырнул кисло воняющие тряпки в мусорку. Вытащил телефон и совсем другим, «сервисным» голосом забормотал в трубку, прикрывая ее рукой. Сердце радостно трепыхнулось: «Отменяет встречу!»

Но меня ждало разочарование.

- Тебе повезло, - сообщил Ян, убирая мобильник в карман. – «Учитель» согласился подождать. Сейчас купим новые гольфы. Но если ты снова хотя бы икнешь, - лапища с вросшими ногтями сгребла меня за ворот, - я тебя в сортире утоплю, понял?!

Куда же понятнее. Я поплелся за хозяином в магазин. Рядом с кафе нашелся только супермаркет. Ян прихватил там пластиковые мешки и бумажные полотенца. В машине бросил их в неприглядную бурую лужу.

- Вернемся, сам будешь мне салон вылизывать, - прошипел он и сунул мне картонную коробочку. – Вот, надевай, да смотри не вляпайся ни во что.

Гольфы оказались белыми, но не плотными, а прозрачными, да еще с какими-то кружавчиками по краю.

- Это же девчачьи, - скривился я, рассматривая носочное изделие на свет.

- Надевай, - прорычал Ян, давая газ. – Других там не было.

Любитель играть в школу жил в старинном доме с финтифлюшками по карнизу, широкими лестницами и огромными дверями с начищенными до блеска медными ручками. Мы встали перед одной, окрашенной в красивый темно-зеленый цвет, и Ян нажал на звонок. Открыли нам сразу, будто хозяин уже поджидал в коридоре. Меня протолкнули внутрь, и я оказался перед представительным пожилым мужчиной с выступающим вперед животиком. Он был совершенно не похож ни на фотографа Рафаэля, ни на Яна и его подручных, а больше всего действительно смахивал... даже не на учителя - на профессора. Очки с толстыми стеклами на пол-лица, кустистые брови, гладко выбритые обвислые щеки, аккуратный галстук в мелкую полоску и замшевый пиджак. Так легко было представить этого человека где-нибудь в университете, перед рядами внимающих каждому его слову студентов.

- Халло, - прозвучал бархатный баритон.

Уменьшенные очками глаза смерили меня с головы до ног, задержавшись на прозрачных гольфах. Я почувствовал, как вспыхнули щеки, и втиснулся в Яна, крепко сжавшего мои плечи.

- Ви хайст ду? – улыбнулся Профессор, наклоняясь ко мне. Ноздри его мясистого носа зашевелились, будто он... принюхивался?

- Денис, - ответил за меня Ян, впервые коверкая мое имя и ставя ударение на первый слог. – Зайн наме ист Денис.

- Денис, - немец выпрямился, расплылся в еще более широкой улыбке и выдал совсем уж заковыристую фразу.

- Хочет, чтобы ты его называл герр Лерер, - перевел мне Ян, засовывая в карман переданные немцем купюры. – Ну все, я пошел. Буду ждать тебя снаружи. Запомнил, что я тебе говорил?

Я заторможено кивнул. Может, я все как-то не так понял? Может, я туплю, и Профессор действительно будет меня чему-то учить? Ну, скажем, немецкому. А деньги – плата за урок? Только вот обычно их дают учителю, а не наоборот.

Сзади с громким щелчком захлопнулась дверь. Внезапно я ощутил, как тихо было в квартире. Толстые древние стены полностью отсекали городской шум. Только тикали откуда-то из глубины часы – наверное тоже старинные, с настоящими маятником и гирями.

Герр Лерер повел меня в гостиную, лопоча что-то по-своему. Я старался не особенно крутить головой и держать рот закрытым, хотя челюсть так и норовила упасть на грудь. Казалось, я попал в филиал музея искусств: картины в золотых рамах так густо покрывали стены, что за ними едва виднелись винного цвета обои. Да, это тебе не выгоревшие под стеклом репродукции или плакаты на кнопках! Мебель темного дерева, камин, хрустальная люстра, приглушающий шаги ковер, который я так боялся испачкать...

И вот я оказался в кабинете Профессора. Взгляд тут же метнулся к веренице книжных шкафов, выстроившихся от стены до стены и забитых томиками в красивых переплетах. Вот это сокровищница! Жаль только, что все, наверное, по-немецки.

Нетерпеливое покашливание герра Лерера оторвало меня от разглядывания его библиотеки. Мужчина стоял у письменного стола, на котором лежали тетради, карандаши и, кажется, действительно учебники. Он отодвинул стул с высокой спинкой и явно ждал, что я на него сяду. Ладно, сел. Страшно уже совсем не было, только любопытно. Ясно же, что в этом уютном кабинете с зеленой лампой, картинами и книгами со мной ничего плохого случиться не может!