Путешествие с дикими гусями (СИ) - Русуберг Татьяна. Страница 64

- Ладно, пойду скажу, что феечка на сегодня отлеталась.

Горячая лапка схватила меня за запястье:

- Не надо!

- Чего не надо-то? Будешь на одной ноге скакать, пока вторая совсем не сгниет?

Шурик выпучил на меня опухшие глаза:

- А она сгниет?!

- Я почем знаю, - пожал я плечами. – Не врач. Но, по ходу, у тебя температура.

Он позволил мне пощупать свой лоб – сухой и тоже очень горячий.

- В общем, снимай с себя все это дерьмо и ложись. Я Сашу попрошу тебя тут посмотреть.

Но с Сашей все оказалось не так просто. Пати уже началась. А у феечки важная роль: посыпать всех волшебным порошком. Без нее придется менять шоу. Примчалась Ева и давай орать. Вынь ей да положь Динь-Динь. Я говорю: пусть кто-нибудь другой феей будет. Ева аж глаза закатила:

- Кто?! Все мальчики уже на сцене!

- Ну, девочка тогда.

Эта стерва уперла руки в боки, а в меня – змеиные глаза:

- Ты что, прикалываешься?! Тащи давай вниз этого щенка, или я сама его вытащу!

Я сцепил зубы и выдавил:

- У него температура. Может, он трипак подхватил. Думаете, вам гости за такое сказочное «чудо» спасибо потом скажут? А за фею я буду. Питера Пэна пусть Кира сыграет. Этот номер все равно позже. Переоденется, и все.

Уловка сработала. Ева скривилась, будто лимон укусила, и зашипела:

- Тише ты, придурок! – Окинула меня критическим взглядом. - На тебя костюм не налезет.

- Ужмусь! – я повернулся к Саше и протянул ладонь. – Витаминку можно? Нет, лучше две.

- Ты же сказал, не надо, - ухмыльнулся лысый.

- Это я сказал, когда у меня еще крылышки не отросли.

В общем, как Шурик помогал мне впихиваться в платье – это отдельная история. Под мышками оно треснуло и в поясе тоже, но сзади, а там крылья прореху кое-как прикрывали. И вообще, по опыту, как дойдет до дела, эта дырка будет гостей меньше всего интересовать. Сложнее оказалось с туфлями. Но я поднажал, и они не очень изящно, но превратились в сандалии. Скатился вниз по лестнице и посыпал на Сашу волшебной пылью:

- Вы не слетаете наверх, Шурика посмотреть? Ему что-то совсем поплохело там.

Лысый хохотнул и шлепнул меня по заднице:

- Слетаю. А ты давай, порхай в зал. Все уже заждались.

Ну я и попорхал. Потом все утро ходил, искал крылья – их надо было в какой-то прокат вернуть. Точнее ползал, потому что колеса уже отпустили. Платье и туфли мне в счет долга записали. Он, наверное, уже пятизначными цифрами исчислялся. Когда на чердак наконец влез, Шурика там не оказалось. Но когда у тебя отходы, особо не задумываешься о взаимосвязи вещей.

Мне удалось проспать чуть не до вечера. Встал. Смотрю – нету пацана. Стал спрашивать у ребят, а сестра его и говорит:

- Саша сказал, у него что-то заразное. Его вниз забрали, чтобы мы все тут не заболели. В этот, как его... карантин!

Странно как-то. Хотя, может, правда, температура от свинки там какой-нибудь? А нога – это так. Ноготь слезет, и все?

- А проведать его можно?

- Вот чудак-человек, - влез Кира, хотя его вообще не спрашивали. – Говорят же – карантин!

- Да чем Шурик заболел-то? – Не отставал я от сестры. – Может, у меня уже было такое. Может, у меня этот... иммунитет.

Но ничего я от мелкой так и не добился. Вечером, когда я был внизу – уже без крыльев – попробовал сунуть нос в разные комнаты. Конечно, никакого Шурика. Не в хозяйскую же спальню его положили! Когда я спросил об этом у Саши, он просто от меня отмахнулся. Иди мол, работай. Но на следующий день я пристал к нему снова.

- Да в больнице он, - охранник погладил лысину. – Лекарства там ему, капельницу... Все, вали давай. Ивалдас тебя уже в машине ждет.

- Зачем капельницу? – Встревожился я. – Все так плохо?

- Теперь уже хорошо, - Саша снова потер гладкую макушку, на которой отчего-то выступил пот. – Глядишь, неделька, другая, и парень снова бегать будет. Давай, давай, - и он чуть не вытолкал меня за дверь.

Шурик не вернулся на чердак ни через неделю, ни через две. Когда его сестра достала всех бесконечными вопросами, Ева сказала, что мальчик выздоровел, но работать больше не сможет. Поэтому его отправили обратно, к родителям. Галка от таких новостей не знала, радоваться – за брата, или плакать – за себя. Шуриков-то долг на нее переписали.

Не знаю, что думали Дагмар и Зоя об этой истории. Я с ними никогда про Ссыкуна не говорил. А уж с новенькими и подавно. Просто очень страшно было бы услышать, что они тоже не верят в счастливое возвращение домой. Что они тоже рассматривают из окна кусты по краям участка: не видна ли там перекопанная земля? Тоже приглядываются к мелькающим на экране новостям: не нашли ли где поблизости тело ребенка?

Я так и не узнал, что на самом деле случилось с Шуриком. Может, после истории с Китом, Ян стал осторожнее. Может, Ссыкуну, и правда, несказанно повезло. А потом в машине хозяина сломался замок. И ему самому пришлось везти меня к быку, потому что Саша и Ивалдас уже были на выездах. А на полпути у него кончились сигареты.

Я хочу сказать, одной из этих случайностей могло и не произойти. Цепь могла прерваться – где угодно. И тогда я все еще сидел бы на ферме. Или лежал. Может, живой. А может, и нет. Но мне повезло. Невероятно. По-свински. Поэтому мне хочется думать, что повезло и Шурке. Теперь легче в это поверить. Что он тоже смог развернуть круг в прямую, уходящую в будущее.

Рождество

Под подушкой давно стало влажно, жарко и душно, когда со стороны кухни послышались шаги. Я замер под пледом, подтянув колени к подбородку. Даже дышать перестал. На диван Ник не стал садиться. Подтянул поближе кресло или стул, судя по звуку. Откашлялся. Вздохнул.

- Рис подгорел.

Я потянул забитым соплями носом. Точно, воняет. Да мне пох. Пусть хоть вся хата пеплом рассыплется вместе с моим позором.

- Денис, э-э... – снова начал студент. – Мы, конечно, можем сделать вид, что ничего не произошло. Так будет, наверное, легче всего. Но я считаю, нам нужно поговорить. Серьезно.

Я сильнее придавил подушку к уху. Тебе надо, вот ты и говори.

Ник снова откашлялся.

- Я знаю, не мне тебя учить, но... Пойми, не нужно предлагать свое тело, чтобы к тебе хорошо относились. Чтобы любили. Тело – не разменная монета. Это очень личное и очень твое. Только ты имеешь право распоряжаться им. Знаю, это священное право у тебя насильно и надолго отобрали. Но теперь оно вернулось к тебе, и не стоит разбрасываться...

- Я и не разбрасывался! – Голос из-под подушки прозвучал зло и глухо. – Ты сам сказал, что я могу распоряжаться... ну это, как сам захочу. Вот я и распорядился!

Ник засопел. Наверное, ему очень хотелось наорать на меня, но он сдерживался:

- Ты уверен, что это было твое желание? Или ты сделал это, потому что думал, этого хочу я?

- А ты не хотел?! – Я сдвинул подушку с одного глаза. Ровно настолько, чтобы растерянное лицо студента оказалось в фокусе. – Кто там говорил про «отпраздновать вдвоем»? И еще про это... как его... эмоциональное увлечение? А все эти подарки? – Я дернул бирку, свисающую с ворота новой футболки. – Рождество это гребаное. Я думал, я тебе нужен. По-настоящему! Особенно теперь, когда твоя Магда кривозубая свалила.

Пока я толкал эту речь, физиономия Ника медленно принимала морковный цвет. В горле у него что-то сипело, пальцы впились в джинсы на коленях так, что потертая ткань начала трещать. Я уже испугался, что он вот-вот задохнется, но ему как-то удалось спустить пар.

- Запомни, Денис, - голос его звучал почти нормально, только очень низко. – Никогда не говори плохо о моей девушке. Даже если она бывшая. Это, во-первых. Во-вторых, не увлечение, а эмоциональное вовлечение. Это всего лишь значит, что я – эмпат и сопереживаю людям. А в-третьих, я натурал. Но даже если бы был голубым, как василек... – студент вцепился пальцами в торчащий клок волос. – Господи, Денис, ты же ребенок! А я твой опекун.