Его выбор (СИ) - Алмазная Анна. Страница 55

Это тебе надо бояться!

— Зверь, прекрасный зверь…

Издеваешься?

Взгляд, отразивший лунный свет, был нежным, каким-то тоскливым. И протянутая ладонь — такой хрупкой. Перекусить — раз плюнуть. И руки, обнявшие шею — такие ласковые. И человек внутри шепчет все громче, оглушающее громко.

— Ты ведь человек, — прошептал мальчик, и зверь ушам своим не поверил. — И тоже боишься… не бойся.

Он еще долго говорил, Арман слушал. Не все понимал, но слушал. Шептал рядом камыш, ласкали песчаный берег волны. Хорошо… спокойно… как давно не было спокойно. И уже не хотелось убить глупого человечка, хотелось приластиться носом к его ладоням, лизнуть желтый узор татуировок, довериться, как никому никогда не доверял. И просто… выплакаться?

Мир вновь мигнул, подернулся дымкой боли. Резанули по глазам лучи уходящей за лес луны, будто погасли запахи, утихли звуки, и шелест камыша больше не казался оглушающим.

Арман вновь был человеком, лежал на мягкой прибрежной траве, свернувшись клубком, а мальчик-рожанин все так же сидел рядом и успокаивающе гладил его по волосам:

— Мой архан.

Дерзкий, непростительно дерзкий. Одного с Арманом возраста, босой, в одной залатанной тунике до середины бедер.

— Все хорошо.

Хорошо? Арман прикусил губу, посмотрев на мальчишку. Потом схватил его за руку, крепко, и прохрипел:

— Как ты узнал, что я не зверь?

— Я… — мальчик опустил взгляд.

Да и так понятно, как. Арман еще зверем почувствовал — маг. Слабый, а все же маг. И опять рожанин. Отдать бы его жрецам, да вот только… Арман выпустил запястье мальчишки. Сам-то чем лучше?

— Уходи! — приказал Арман. — Забудь, что видел!

— Сгинешь тут один! — испугался неверия мальчика.

Арман тихонько засмеялся. За него боится, не за себя. Как можно быть таким глупым?

— По моему следу идут собаки, — пояснил глупцу Арман. — Не слышишь? Свора совсем близко, сейчас тут будет дозор. Мне ничего не сделают, а ты… рыбу ведь у архана воровал, правда? Еще и маг. Умереть хочешь?

Мальчик смутился, опустил взгляд. Не хочет.

— Иди! — приказал Арман, и тут же, сам не зная зачем, добавил:

— Будет совсем худо — приходи в мое поместье. Арманом меня зовут. Я добро помню. А будешь болтать о том, что видел…

— Я никогда, — испугался мальчик. — Никогда тебя не предам!

Арман поверил. Выдавил еще раз:

— Иди, — и поспешно встал на четвереньки.

Его долго и мучительно рвало съеденной рыбой. А когда он очнулся, мальчика-рожанина, на счастье, уже не было рядом.

Обессиленный, Арман перекатился по траве и вновь свернулся в клубок. Он соврал мальчишке, он далеко не был уверен, что ему ничего не сделают, но он подумает об этом позднее. Сейчас его лихорадило. Расцарапанные ладони болели невыносимо, желудок сжимало в комок, горло пересохло, приближающийся лай отзывался в голове набатом боли.

— Арман! — догнал его у края пропасти голос опекуна. — Глупый мальчишка!

Очнулся он поздней ночью, в своей спальне, обессилевший, но все же живой и не в кандалах. Это радовало. Пить хотелось невыносимо… Арман попросил вслух, но, когда его никто не услышал, встал и побрел к столику у боковой двери, на котором обычно стоял кувшин со свежевыжатым яблочным соком. Дверь в кабинет была приоткрыта, оттуда доносились приглушенные голоса, и, прислушавшись, Арман вмиг забыл о жажде:

— Я согласен с тем, чтобы мои люди забыли, — возражал опекуну Люк. — Но я должен помнить, что мальчик оборотень.

— Зачем?

— Затем, чтобы не подстрелить его ненароком, когда он вновь превратится в зверя. И уберечь от него людей.

— Арман бегал всю ночь, но никого не убивал. Иначе бы виссавийцы к нему близко не подошли, и ты это знаешь.

Арман скривился. Ну да, царапин на ладонях не было. И голова не болела, и лихорадки как не бывало. Опять над ним целители поработали, на счастье, пока он был в забытье, оттого и боли не помнил.

— И все же.

— Я вижу, что ты не понимаешь, — продолжил Эдлай. — И потому хочу, чтобы ты забыл. Родители Армана ларийцы, оба, отец его после смерти жены стал телохранителем нашей повелительницы, приехал в ее свите в Кассию и привез своего первенца. Но он лариец… а при ларийском дворе оборотни все.

— И повелительница? — ужаснулся Люк.

— Ты задаешь неправильные и даже опасные вопросы, а говорим мы сейчас об Армане. То, что мальчик оборотень, вовсе не беда. И не смотри на меня так. Как и ты, я режу без сожаления тех тварей, что перебираются к нам через ларийскую границу, но и сами ларийцы их режут. Это оборотни, которые застряли в зверином обличие, потеряв рассудок, обычных же ларийцев от людей не отличишь. И даже будучи зверем, они так же разумны, как и будучи людьми.

— Но Арман…

— Арман был напуган и поддался эмоциям. Это его первое перевоплощение, оно было для него неожиданностью. Я честно думал, что до этого не дойдет, что привезенных из Ларии трав хватит, кто же знал, что его гнев и боль прорвут блокаду? В Ларии бы сейчас устроили пир, радовались бы за мальчика. У нас… не поймут. И потому ты должен молчать о том, что видел… помни, что Арман — глава Северного рода.

— И ты не пришлешь ко мне магов?

— Пришлю к твоим людям, а ты проследишь, чтобы они все забыли. И будешь следить за тем, чтобы Арману каждый день варили зелье, и сделаешь все, чтобы научить его сдерживаться. Ты же сам хотел… помнить. Но ты дашь мне клятву, что никогда не выдашь и сделаешь все возможное, чтобы сохранить тайну Армана, я не хочу подвергать воспитанника опасности разоблачения.

Арман вернулся в кровать и притворился спящим. Вскоре он и в самом деле заснул, а, проснувшись, даже почти поверил Эдлаю, что это был всего лишь страшный сон. Что Вороной Армана сбросил и в поместье не вернулся, наверное, его выловили разбойники, и что Арман сильно приложился головой о ствол бука, потому ничего и не помнит…

Управляющего, потерявшего дочь, перевели в другое поместье, а архан, встретивший в лесу девчонку, как-то не вернулся с охоты. Говорили, что утоп в болоте, но что случилось на самом деле, не знал никто.

Пришла весна, дождливое лето закутало все вокруг в серые сумерки. Спать хотелось невыносимо… однако Арман читал. Хотя буквы и расползались перед глазами, но с того дня он ни разу не подписал ни единой бумаги, не вникнув в каждую ее строчку.

Он помнил Аринку. Все время помнил. И урок выучил хорошо — ошибки главы рода могут стоить жизни простым людям. А о том, что однажды ночью он был зверем, Арман вспоминать не хотел. Как и о предсмертном визге зайчонка и странном мальчишке, накормившем его сырой рыбой.

Все это всего лишь сон... дикий и глупый сон...

Между заказами Лис спал. И тогда волны воспоминаний захлестывали с головой, синяя тьма, через которую с трудом пробивался свет солнца, манила в прохладную глубину… и лишь ускользающий через пальцы разум держал на поверхности, тянул за собой, ни на чем подолгу не останавливаясь. Заставлял давиться соленой водой, слепнуть от брызгающей вокруг пены. А внизу, под волнами, мелькали давно забытые лица и места… родной дом. Старая яблоня под окном. Сгорбившаяся, вечно ворчливая соседка. Отец… тихая и ласковая мать…

Лис хотел было вглядеться в ее лицо, вспомнить цвет ее глаз. Зелень. Выцветшая от вечных слез зелень. И запах мяты от ее одежд… Виноватый, затравленный взгляд, когда его продавали темному цеху. Мягкий шелест дождя и сладковатый запах цветущей ивы.

— Колдуну все равно нет у нас места, — уговаривал пьяный, как всегда, отец, принимая золото из рук человека в темном плаще.

А потом человек подошел к одиннадцатилетнему тогда Лису, пронзил взглядом душу до самого дна, довольно улыбнулся и окатил болезненной волной силы. Теряя сознание Лис чувствовал, как его грубо кинули в повозку. Больно ударившись плечом о жесткий борт, он кивнул в ответ на тихий шепот:

— Даже не думай сбежать.

Потом была темнота подвала. Липкий ужас, когда никто не приходил целыми днями, и казалось, что ты один на этом свете. Ты и этот дом, полный едва слышимых звуков — скрипа половиц, приглушенных голосов, перестука маленьких лапок вдоль стен. И жажда… вечная жажда, что была страшнее холода и голода.