Ее звали Марией (Документальная повесть) - Гуревич Яков Абрамович. Страница 21

На 24 августа, день освобождения Молдавии от фашистских захватчиков, было назначено прощание с мужественной летчицей в Дубоссарском районном Доме культуры и перезахоронение ее останков у Кургана славы, близ села Кошница.

Прибыла делегация из Вольска во главе с первым секретарем горкома комсомола Геннадием Ломовцевым. Из Тбилиси прилетели довоенные подруги Марии Римма Иосифовна Джоджуа и Зоя Марковна Талыгина-Говор, секретарь комитета комсомола Тбилисского аэропорта Вячеслав Мосашвили. Прибыл из Мытищ подполковник запаса Юрий Тихонович Антипов.

Первые слова, самые сердечные, самые душевные, которые они произнесли на молдавской земле, были о Марии.

Но — очевидно, так и должно было случиться, — говоря о ней, о времени, когда им довелось идти рядом, и встречать одни рассветы, и печалиться одними неудачами, и поверять друг другу самое заветное, они невольно рассказывали и о себе, о своей уже далекой, незабываемой юности.

И складывался рассказ не о Марии, не о Римме Джоджуа, не о Юрии Антипове — о целом поколении, принявшем на себя страшный удар того памятного июня, вынесшем на своих плечах тяжкое бремя утрат, смертей, ответственности за судьбы страны.

Почти у каждого случаются в жизни такие испытания, пройдя через которые человек обретает себя. Поколение, которому принадлежали Мария и ее сверстники, обретало себя в тягчайших испытаниях, какие только могут выпасть на долю человека в служении Отчизне, в смертной схватке с врагом.

Кто-то сказал: народ бессмертен, пока есть люди, готовые умереть за него.

Одна только Вольская школа № 1 имени Ленина, в которой некогда училась Мария, в годы войны дала Родине восемь Героев Советского Союза.

Что было необыкновенного в этих людях?

Те, для кого в то душное лето война стала Священной, Отечественной, слово «Ленин» произносили наравне с самыми драгоценными словами — «мама» и «Родина». Еще задолго до войны они видели в своих семейных альбомах фотографии отцов и старших братьев в островерхих шлемах со звездой и уверенно делили мир на «красных» и «белых». Они учились в советской школе, ходили в тир, метко били по мишеням, и тогда рядом с «яблочком» тотчас же падал набок деревянный или жестяной фашист со свастикой. Они мечтали об осажденном Мадриде, твердо памятуя о том, что фашизм, в Испании ли, в Абиссинии ли, — это война. Они жили среди молний, потому что на ближних и дальних границах страны, в ближних и дальних точках земли горизонт постоянно заволакивало дымом пожарищ. Предметом гордости и зависти был значок «Ворошиловского стрелка» — они жили, сжимая одной рукой винтовку, и война не могла застигнуть их врасплох, разве только ее точная дата — день и час.

Они вырастали, строили пятилетки, гордились первым советским трактором и восхищались мужеством челюскинцев…

Высокая нравственная атмосфера рабочих династий, хлеборобских семей продиктовали им линию поведения в годину народных бедствий, и они шли в бой, исполненные справедливого гнева и ненависти к злой силе, которая давно уже мешала строить спокойно наш дом, уверенные, что победа будет за нами.

Таким было поколение.

Лида Кулькина накануне войны успела закончить учительский институт. Она готовила себя к тому, чтобы учить детей. Она мечтала о том дне, когда в новых туфельках и в новом жакете войдет в незнакомый класс, увидит перед собой тридцать пар озорных, насмешливых, пугающих глаз и, скрывая волнение, тихо скажет: «Здравствуйте, ребята!» Она даже наперед знала, как она их будет воспитывать и какими они у нее вырастут.

Вместо этого в первый же день войны она пришла в военкомат. Настойчиво и требовательно задала вопрос, который еще долго после нее, целых четыре года, будут задавать тысячи и тысячи ее сверстников и сверстниц:

— Чем я могу быть полезна?

Она не была уверена, что ей дадут дело посложнее. Поэтому решительно добавила:

— Мой отец — коммунист с юных лет…

К ней отнеслись со всей серьезностью:

— Хотите стать переводчицей?

Было ли ей потом легче, нежели другим? Кто знает. Конечно, ей не выпало ловить на мушку бегущего врага, и, выбиваясь из последних сил, вытаскивать из-под огня истекающего кровью солдата, и вжиматься в стенку осыпающегося окопа при виде пикирующего стервятника. Но сколько холодных, тягостных, липких прикосновений войны испытала эта женщина, пристально и подолгу, сотни, тысячи раз вглядываясь в самоуверенные, наглые, рабски угодливые лица врагов и внешне бесстрастно переводя их показания.

Римма Джоджуа, которая училась вместе с Марией в Батайской летной школе, встретила войну в небе. Ей было всего двадцать два года, когда вошли в ее жизнь лихорадочные будни фронтовых аэродромов и завывания сирены, объявляющей воздушную тревогу, и унизительная горечь бессилия перед безнаказанностью фашистских стервятников лета сорок первого — вошли, да так и остались на долгие-долгие годы.

С высоты десятилетий мы с пристрастием вглядываемся в эти рядовые биографии. На каких высоких образцах мужества и самоотверженности женщины настояна наша яростно-трудная история! Какими яркими страницами вписаны в эту историю имена первых на селе комсомолок, первопроходчиц Комсомольска-на Амуре, молодых героинь войны, матерей, обувавших, одевавших, хлебом кормивших огромный — от Баренцева до Черного моря — фронт! Те, кому выпало на долю встречать тот воскресный июньский рассвет, на всю жизнь запомнили заклинавший и закликавший с афишных тумб, с заборов, со стен домов черно-белый плакат — простоволосая женщина с распростертыми, словно крылья, руками, с белыми от гнева глазами и разверстым в крике ртом: «Родина-мать зовет!»

Во все времена женщина олицетворяла собой нашу Отчизну, нашу землю, наш народ.

Мария, Машенька, как называли ее фронтовые друзья, была из той же когорты.

И вот о ней вспоминают родные, подруги, фронтовые побратимы — давно поседевшие, с глубокими бороздами морщин на лицах. Состарились, стали бабушками миллионы ее сверстниц, и теперь их руки, вскидывавшие автомат, уверенно лежавшие на штурвале, бережно отдиравшие бинты, — нянчат внуков, трепетно перебирают пожелтевшие письма и фотографии.

А Марии по-прежнему двадцать четыре. Такой она осталась в памяти родных, близких, знакомых. В нашей памяти. Навсегда. И не могут люди представить ее себе иной.

…С самого утра нескончаемым потоком идут люди к Дому культуры, где установлен гроб и выставлены найденные обломки истребителя. Рабочие дубоссарских предприятий, колхозники, учителя, врачи. Старики, женщины, дети. Очень много детей.

Идут в молчании. Вглядываются в то, что много лет спустя после разыгравшейся в молдавском небе трагедии возвратила земля. Ручка штурвала. Оптический прицел. Радиостанция. Сектор управления оборотами двигателя. Пистолет ТТ №БА 7832. Парашют.

Многие не в силах сдержать слезы. Плачут открыто, не таясь, на виду у людей, низко склонив седые головы.

Кажется, нет конца этой скорбной очереди, и этим цветам, и этим венкам — последней дани живых тем, кто не вернулся к отцам, матерям, женам с жестокой, смертельной битвы…

…До предела заполненные заботами трудовых будней, мы подчас не замечаем, как быстротечна поступь нашего времени. Великая Отечественная война кажется нам, ее участникам, событием совсем недавним. Она живет в нас не только отсветами незабываемых воспоминаний, но и обостренным чувством ненависти к фашизму, живет памятью о безвременно ушедших из жизни боевых друзьях, живет в саднящей боли наших ран, в горечи утрат, живет в несказанной гордости за достигнутую победу.

Человеку, который родился в мае сорок пятого, уже тридцать, у него уже свои дети, но о войне, к счастью, знает он только из литературы, из рассказов ветеранов, которых с каждым годом становится все меньше.

Наверное, для этого поколения особенно важны и бесценны настойчивые поиски на тропах минувшей войны, благоговейная память живых.

…Наступают последние минуты прощания в Доме культуры. Утопающий в цветах гроб медленно плывет над головами людей к выходу, устанавливается на бронетранспортере, в сопровождении почетного эскорта направляется к Кургану славы.