Каждому своё 2 - Тармашев Сергей. Страница 14

– Твою мать! – чей-то голос в эфире перешел на трехэтажную ругань. – Нужно сделать укол адреналина в сердце! Абрек, там есть адреналин?! Должен быть, это же реанимационная аптечка!

– Не нужен ему адреналин, – хмуро перебил его спецназовец с позывным «Абрек». – Умер он.

Тело майора осторожно уложили у края стены, и подавленные инженеры принялись возиться с выжившими. Тех, кто пришел в сознание, одевали в скафандры, потом скафандры закончились, и люди молча переносили раненых от спецназовцев вглубь тоннеля. Через полчаса все, чем можно было помочь пострадавшим, было сделано, и Абрек подошел к сидящему на пустом медицинском контейнере Брилёву.

– Товарищ полковник, посмотрите на меня! – Он посветил ему фонарем в лицо. – Как вы себя чувствуете? Есть тошнота, сухость во рту, жжение в глазах?

– Пока нет, – угрюмо ответил полковник.

– Как вас по имени-отчеству? – неожиданно поинтересовался боец.

– Дмитрий Адамович.

– Спасибо вам, – черные глаза Абрека смотрели на него пронзительным взглядом. – От всех нас.

– За что? – не понял полковник.

– Вы вытащили нас из горячей зоны, – хмуро объяснил спецназовец. – И привели в чувство. Вы еле на ногах держались, но нас не бросили. А ведь найти в таком аду трехсотого в фотохромном комбинезоне не так легко. Могли бы просто уползти спасать свою жизнь.

– Вы спасли меня в поезде, я спас вас в бункере, – ответил Брилёв. – Мы в расчете.

– Нас было четверо, – твердо заявил Абрек, – а вы один. Это поступок настоящего мужчины.

– Одна жизнь на четверых не делится, – полковник по-отечески посмотрел на спецназовца. – Ты бы поступил так же, сержант.

– Я на контракте четвертый срок, – ответил боец. – Видел разных людей. Так бы поступили не все.

Он развернулся и посмотрел на остатки командного пункта. Горящий скомканный бункер был почти не виден в грязно-желтом дыму, заполнившем бункерную полость на три четверти. Химический дым был легче воздуха и поднимался вверх, благодаря чему в тоннеле его еще было немного, но бункер продолжал гореть, объем дымового облака рос, все сильнее заполняя бункерную полость. Вскоре нижняя граница дымной толщи сравняется с верхним сводом тоннеля, и едкая взвесь начнет проникать и сюда.

– Что нам теперь делать, товарищ полковник? – Абрек вновь посмотрел на Брилёва, и тот понял, что на него сейчас смотрят и спецназовцы, и инженеры, и еще два десятка военнослужащих в скафандрах высшей защиты, собравшихся у входа в тоннель. – Для нас все кончено?

– Не факт. – Брилёв вспомнил план начальника инженерной службы. Гибель такого опытного и грамотного специалиста – это серьезная потеря, но вообще это даже хорошо, что он погиб. Со строптивым майором было слишком много проблем, особенно с субординацией. Личный состав быстро бы понял, от кого на самом деле зависит их выживание, и полковник мог бы лишиться власти. А власть нельзя отдавать никому и ни в какой ситуации. Особенно сейчас, когда у кого власть, тот и распоряжается уцелевшими ресурсами. А вокруг Брилёва фактически чужие подчиненные, половина из которых видит сейчас полковника впервые. Нужно немедленно брать управление в свои руки, пока это не сделал кто-то другой.

– Мы еще можем побороться за жизнь, – заявил полковник. – В километре отсюда находится старая запечатанная шахта, выводящая на поверхность. Если она уцелела, то мы вскроем ее и выйдем наружу. Доберемся до складов Росрезерва, там есть все необходимое для того, чтобы добраться до «Подземстроя-1». Есть высокая вероятность, что он не пострадал. – Брилёв кивнул на инженеров: – По моему приказу инженерный отдел занимался отработкой этого плана непосредственно перед гибелью КП. Поэтому они в момент удара оказались полностью экипированными и готовыми к действию. Если бы не они, многие из нас остались бы там! – Он ткнул рукой в сторону шипящего пламенем бункера. – Так что шансы есть. Как только получу четкое представление о том, что у нас осталось, составлю план дальнейших действий.

Личный состав приободрился, и полковник отправил людей выяснять состояние выживших и наличие материальных средств. Вскоре оказалось, что он единственный старший офицер из всех уцелевших. Основную часть командного пункта, включая отсек управления, уничтожило мгновенно. В единственном сегменте, не погибшем сразу, размещался инженерный отдел, служба обеспечения, взвод охраны и относящиеся ко всему этому технические и складские помещения, быстро сожранные огнем. В общей сложности погибло более ста человек, еще двенадцать получили тяжелые ранения и без серьезной медицинской помощи вряд ли переживут интоксикацию антирада, до которой осталось чуть более четырех часов. Медиков нет, медикаменты на исходе, из оставшихся в живых наиболее обученными в этом плане являются его спецназовцы, и они уже сделали все что умели.

В итоге боеспособного личного состава в его распоряжении оказалось тридцать восемь человек, из которых без контузий были только четверо спецназовцев, являющихся опытными сержантами-контрактниками, и пятеро инженеров. Инженеры были молодыми, но толковыми офицерами в званиях до капитана включительно, и благодаря покойному майору дело свое знали. Помимо них имелось несколько мелких технических специалистов из службы обеспечения, остальные особой пользы не представляли. Разве что контрактники из взвода охраны были неплохо обучены работе со штурмовыми комплектами, что позволяло использовать их в качестве тягловой силы, пока не сядут аккумуляторы экзокорсетов, а после того, как сядут, – в качестве носильщиков. Самих штурмовых комплектов в его распоряжении оказалось восемнадцать штук плюс контейнер с запасными батареями, которых хватит на трое суток. Тяжелого оружия не имелось, стрелкового набралось два десятка единиц, не считая вооружения спецназовцев и инженеров. Со скафандрами дела обстояли несколько лучше, их имелось три десятка, что было больше, чем стоящих на ногах людей, но в итоге выходило, что раненые остаются без средств защиты.

Но тут выяснилась главная проблема: в его распоряжении не имелось ничего, что позволило бы безопасно перенести интоксикацию и обязательный после нее восстановительный период. Иными словами, через четыре часа их всех тут скрутит пополам, и кто после этого доживет до следующего приема антирада – непонятно. Зато абсолютно понятно, что если интоксикация застанет их на поверхности, то до следующего приема антирада не доживет никто. Эта информация выбила Брилёва из колеи, и в тот момент ему с трудом удалось не поддаться нахлынувшей панике. Он упорно искал способы выжить, но по всем расчетам выходило, что их нет. Радиоактивный фон слишком высок для того, чтобы находится в нем без антирада. Без препаратов за сутки радиация убьет всех даже в скафандрах высшей защиты. Если пойти на передозировку и принять антирад сразу по истечении первого цикла, то есть через четыре часа, то в его распоряжении суммарно будет двенадцать часов. Что фактически ничего не дает, потому что неизвестно, сколько времени потребуется, чтобы добраться до ведущей на поверхность законсервированной шахты, запустить лифты, вскрыть замурованный выход наверх и добраться до складов Росрезерва, до которых почти двадцать километров. Вряд ли на все это хватит времени. Более вероятно, что второй цикл антирада закончится где-то на полпути, и это конец. Можно решиться на третий цикл подряд, но это гарантированное повреждение внутренних органов, которое можно не пережить.

– Товарищ полковник, – зам погибшего начальника инженерного отдела подошел к лихорадочно размышляющему Брилёву, – больше ждать нельзя, скоро дым начнет поступать в тоннель. Отсюда надо уходить.

– Уходить? – Тихо паникующий полковник с трудом удержался от перехода на крик. – Куда?!

– В шахту, – инженер кивнул куда-то в зияющее темнотой чрево тоннеля. – Если она уцелела.

– И что потом? У нас осталось менее четырех часов! Выходить на поверхность бессмысленно, у нас нет средств для пережидания интоксикации. Предлагаете идти к Росрезерву под передозировкой?