Адреса любви. Записки дамы из среднего сословия - Бело Адольф. Страница 4

Я чувствовала ногами ее пышный густой мех и через некоторое время пожелала прикоснуться к нему губами. Я опустилась ниже и, к своему удивлению, обнаружила там клитор-переросток, своим размером напоминающий член мальчика. Тереза скромно подтвердила мои наблюдения, но не стала противиться дальнейшим ласкам. Я взяла его в рот, как брала твой член, и принялась покусывать и посасывать этот отросток, пока Тереза конвульсивно вздрагивала и вскрикивала. Затем она сильно вздрогнула пару раз и затихла. Я же принялась тереться о ее тело, разогреваясь все больше и больше, затем взяла в ладони ее упругие груди, по очереди целовала их и щекотала волоски у нее под мышками.

В ту ночь я была пьяна Терезой — ее запахом, вкусом, нежными изгибами тела; я ласкала и любила ее — свою горничную! Она не возвращала мне эти ласки, но всем телом показывала наслаждение и благодарность за то, что я для нее делаю. Когда я начала тереться вульвой о ее бедро, девушка внезапно высвободилась из моих объятий и заявила, что теперь ее очередь делать мне минет. Но я захотела попробовать новую позу, сделать это вместе. Оказалось, что Тереза знала даже название этой позы — шестьдесят девять. Она тут же примостилась надо мной, занявшись делом. Не расцепляясь, мы повторяли и повторяли ласки, кончая друг в друга, кусая друг друга, терзая и доставляя неземное удовольствие…

Не помню, как мы уснули рядом, слившись в поцелуе; утром, когда я проснулась, Тереза, уже одетая, была рядом и наводила порядок. Я поинтересовалась, который час, и попросила открыть занавеси. Затем поинтересовалась, как она себя чувствует — нет ли разбитости, и позвала к себе поближе. Девушка тут же бросилась ко мне, лепеча что-то о том, что она не могла поверить в свое счастье и в то, что все вчера было на самом деле. Я повторила ей признание в любви и показала измятые простыни и мокрую ночную рубашку. Я попросила ее сменить белье и заметила, что, скорей всего, это придется делать каждый день… Я спрыгнула с кровати, но мои ноги дрожали. Тереза заметила это и тут же принялась готовить мне ванну.

Остаток дня прошел в ожидании ночи. Я немного ослабла, была и с синяками под глазами. Мой вид даже взволновал матушку. Во второй половине дня я вышла в одиночестве на прогулку. Было холодно, но солнечно. Я зашла на выставку «Эпатан» и пешком дошла до Елисейских полей. Я чувствовала себя абсолютно счастливой, впервые со времени твоего отъезда. Перед моими глазами стоял яркий образ Терезы, с ее атласной кожей, гибким станом, красивейшей грудью и томными глазами; каждую минуту мне хотелось вернуться обратно, чтобы вновь испытать наслаждение. В тот момент я любила Терезу больше чем тебя, супруг мой.

Но мираж рассеялся в тот момент, когда я представила тебя в объятиях прекрасных женщин, которые утешают тебя в мое отсутствие. До последней ночи я не верила в то, что можно испытать подобное наслаждение в компании женщины: ведь ни мои шалости с подругами по пансиону, ни ощущения, полученные той ночью, когда мы кувыркались втроем, друг мой, вместе с Бертой и ты проявил недюжинную удаль (8 раз за ночь!), ни целый месяц с нашим общим другом Жераром — ни одно из этих впечатлений не может сравниться с теми ощущениями, которые я получила с Терезой. Это была любовь — сильная, властная, нежная, не имеющая ничего общего с мелкими интрижками, вроде того приключения с попутчиком из Лиона или интрижки с офицером, с которым я познакомилась в театре. Все это было настолько блекло и мелко, что сердце мое сейчас не помнит даже их лиц.

Любимый мой муж, сейчас я полностью откровенна с тобой. Перед отъездом ты посоветовал мне избегать лишь трех вещей — делать что-нибудь, что может пошатнуть мою репутацию, здоровье или безграничную любовь к тебе. Я свято чту твой наказ, ведь именно ты, мое божество, показал мне все самое лучшее, что есть в этом мире, и ты всегда будешь в моем сердце. Я буду любить тебя больше, чем кого бы то ни было, до самой моей смерти!

Я знаю, что ты много работаешь, поэтому должен хорошо отдыхать. Покажи всем этим англичанкам и индускам, на что способен молодой, здоровый и столь прекрасный француз, как ты. Мне пора кончать письмо, завтра передам его курьеру.

Суббота.

Эта ночь ничем не напоминала предыдущую. Я ужинала у Броссляров вместе с родителями и очень нервничала, вспоминая ночные события. Благодаря этому была слишком рассеяна и выпила вина больше обычного. Через час после окончания ужина, сославшись на мигрень, я попросила родителей вернуться домой.

Когда я поднялась в свою комнату, Тереза спала в кресле, завернувшись в мой сиреневый халат. Она была так соблазнительна, так хороша собой! Я не удержалась и поцеловала ее в приоткрытый рот, просунув язычок между губ. Девушка медленно проснулась, открыла сонные, полные неги глаза и тут же вскочила на ноги, обрадованная моим появлением. Она ждала меня и мечтала обо мне и наших безумствах! Она засыпала меня вопросами о прошедшем вечере: где я была, много ли было гостей, ухаживали ли за мной кавалеры… Я ответила, что самой красивой женщиной на ужине была баронесса Павилль, тридцатисемилетняя красавица, пользующаяся лесбийской репутацией. Была и дочь баронесы Леа, прелестная светская дебютантка. Тереза ревниво поинтересовалась, не влюбилась ли я в этих милых евреек, на что я ответила обиженным «нет». К этому времени она закончила меня раздевать и, захватив подсвечник, хотела уйти из комнаты. На пороге я ее окликнула; она повернулась и глаза ее были полны слез. Я позвала ее к себе и усадила на колени, начав ласкать грудь и нежные ягодицы. Потом мы поменялись местами, но я быстро соскочила на пол, схватила лампу и пожелала еще раз увидеть чудо, сокрытое у нее между ног. В спокойном состоянии ее клитор ничем не отличался от моего, но от ласк он твердел и рос, как настоящий мужской член. Я захотела показать его Терезе и принесла зеркало.

Мы много говорили о мастурбировании и о том, что теперь, когда мы нашли друг друга, мы будем меняться ласками и говорить друг другу непристойности, а также ночью называть друг друга на «ты». Но вскоре вино ударило мне в голову и я пожелала большей откровенности, большей распущенности, которую Тереза не могла мне дать. Тогда я рассердилась и хотела ее оттолкнуть; но девушка обняла меня и аккуратно уложила в постель. Тереза подала мне стакан сладкой воды и отошла, чтобы сделать чай, так что у меня было время подумать о своем поведении. Я наблюдала за ее точными, плавными движениями, и вскоре она вернулась ко мне; я выпила чай и уложила девушку рядом. Мы поцеловались, обнялись и помирились, а вскоре страсть вновь завладела мной и я попросила ее вставить в меня ту штучку, медленно твердевшую между ее ног. Мы извивались одновременно, терлись друг о друга и через пару минут одновременно кончили, после чего уснули рядом, слившись в поцелуи.

Так прошли наши первые ночи с Терезой. Что ты на это скажешь, друг мой? Посылаю тебе тысячу нежных поцелуев,

твоя Сесилия.

Лео — Сесилии

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

Калькутта, 10 декабря 18… г.

В четверг ко мне заехала Флора, которая привезла с собой некую девушку, одетую в длинное пальто из драпа и повязанную белой кружевной шалью, закрывавшей часть лица.

Флора протянула мне руку и сообщила, что Дора сегодня больна. Затем она представила мне свою попутчицу: это была Мод Клеменсон. Я поклонился, и девушка, укутанная в ткань, также сделала легкий реверанс, а затем пожала мне руку. После того как формальности были окончены, Флора резво бросилась мне на шею и предложила позабавиться, но подруга прервала ее и попросила передать письмо от Доры. Я развернул надушенный листок и узнал из него о том, что Дора слегка приболела, но, несмотря ни на что, хочет представить мне свою подругу. Однако просит быть с ней аккуратным, так как Мод еще девственница, и, хотя она и готова принести мне жертву, я не должен принимать ее — таково было приказание моей госпожи, моей Доры. Что касается Флоры — я мог делать с ней все, что угодно.