Рикошет (ЛП) - Лейк Кери. Страница 31

Подергивание на его щеке показалось мне его попытку улыбнуться.

— Душ, значит.

— Да. Даже не предполагаю, что у тебя есть запасная бритва. — У меня сложилось ощущение, что ее у него нет, но этот мой комментарий позволил мне сосредоточиться на щетине на его щеках. Некоторые парни просто не могли достичь такого вида. Либо слишком много волос, либо неровные линии, что только делало их похожими на бомжей. Каждую минуту Ник предлагал мне черты, достойные каталога.

Перестань. Он — похититель. Ради всего святого, прекрати.

Он вскинул бровь, а его взгляд опустился на мое запястье, откуда шрам просто взывал, чтобы на него посмотрели.

— Н… не для этого. Обычно я использую воск, но через несколько дней я буду выглядеть, как Йети. Если ты все-таки решишь убить меня, я хотя бы сохраню свое достоинство.

Он подвигал челюстями из стороны в сторону.

Рехнуться можно, чувак. Да смейся же!

— Что-то еще? — он спросил так, словно его раздражало то, что ему внезапно придется организовать душ и бритву.

Ага, и новое белье, подушку помягче, какие-нибудь носки, чтобы разгуливать здесь, бутылку вина, какого черта хочется попросить так много?

— Бумагу и карандаш для рисования. И, может быть, книгу?

— Книгу? — эхом отозвался он.

Я подняла обе ладони вверх, изображая взмах крыльев бабочки, высмеивая таким образом процесс открывания и закрывания книги.

— Ну, знаешь, ту, которую читают. Слова на страницах. Какой-нибудь сюжет. Книга.

— Какая книга? Один из тех романов про вампиров и оборотней?

Его смех — неважно притворный или нет — застал меня врасплох, и впервые я заметила, что за его идеальными, постоянно находящимися в ухмылке губами, у него были прекрасные белые зубы, которые делали его улыбку достойной восхищения в сочетании с ямочками на щеках.

Ямочки. Едва ли они вписываются в портрет темного и отвратительного похитителя.

— Я не привередливая. Меня даже можно назвать весьма ненасытным читателем. До тех пор, пока книга занимает мое внимание. Классика тоже подойдет.

Ник замер, отвел глаза в сторону, и не сказав ни слова, покинул комнату.

Блу поднял голову, когда тот прошел мимо, словно собака не поняла такого резкого ухода.

Нахмурив брови, я уставилась ему вслед, прокручивая последние несколько секунд нашего разговора в голове, и задаваясь вопросом, что я сказала не так.

Спустя несколько минут парень вернулся, неся в руках книгу, чья обложка выглядела пыльной и потертой. Он передал ее мне и сделал шаг назад, снова скрестив руки.

«Гроздья гнева».

— О, боже мой, это же первое издание! — Я перевернула книгу в руках, восхищаясь реликвией. — Она была одной из моих любимых в школе.

— Тебе нравятся старинные книги?

— Да, — ответила я, открывая книгу и вдыхая запах старых страниц.

— Ты всегда их нюхаешь? — После моего кивка, он кивнул в моем направлении. — О чем она?

— Ты никогда не читал «Гроздья гнева» в школе?

Так и оставшись со скрещенными руками, он прислонился к дверной раме.

— Я недолго ходил в школу. Бросил, когда мне исполнилось шестнадцать.

— Бросил школу? Почему?

Он пожал плечами.

— Не мое.

— Похищение несет больше надежд на будущее, да? — Я прижала книгу к груди, ожидая ответа.

— Мне нравились компьютеры. Игры. Я любил складывать пазлы. Занимался графикой и сюжетами для игр.

— Это звучит… — Странно. — …невероятно. — Он не производил впечатления компьютерного гения, постоянно носившего черную водолазку. — Что случилось? Почему не последовал по назначенному пути?

— Дерьмо случилось. — Ник выпрямил спину, словно я вновь ступила за запрещенную территорию.

Чтобы не рисковать вызвать его молчание, я опустила взгляд на книгу.

— Она о семье Джоуд, которая теряет все и путешествует от Оклахомы до Калифорнии в поисках лучшей жизни. По дороге они встречаются с вызовами, потерей, страданиями, болью. Они понимают, что того, что они считали лучшей жизнью, не существует. Том Джоуд заканчивает тем, что убивает двоих полицейских, которые убили его друга, и скрывается. Плохие события продолжают приключаться с его семьей, и среди всего этого они борются за свое выживание.

Звук, когда Ник принялся почесывать щетину на подбородке, привлек мое внимание к линии его нижней челюсти. Он снова скрестил руки, вырывая меня из моих размышлений.

— Звучит депрессивно.

— Книга о том, как сохранить достоинство перед лицом трагедии или предубеждений.

— Так ты в это веришь? — Он оттолкнулся от стены и, широко расставив ноги в сапогах, принял оборонительную стойку. — Что те, кто сражается и встает пред лицом предубеждений должны доказывать себе, что стоят этого, и сохранить свое достоинство перед людьми, вроде тебя, которые продолжают их угнетать?

Я опешила от его слов. Откуда это, черт возьми, взялось?

— Нет…. Подожди, что? Людей вроде меня? — Я нахмурилась от его обвинения. — Вопреки тем предвзятым идеям, которые ты составил у себя в голове обо мне, мы на одной стороне, Ник.

— Нет. Мы явно не на одной стороне, Обри. Мы напротив друг друга, и это даже не забавно. Может, у тебя и есть шрамы, но это не означает, что ты знаешь ту боль и потерю, которая заставит тебя вдвойне насрать на достоинство и чье-либо одобрение.

И с этим он зашагал прочь из комнаты, хлопнув за собой дверью.

Оцепенение сковало тело, угрожая проникнуть под мой щит. К черту его. К черту Ника и его мысли обо мне. Он ничего не знал. Этот незнакомец не был на моем месте и не имел понятия, через что я прошла и что пережила. Мои шрамы были доказательством боли и потери.

Я потерла пальцем по шраму на запястье, борясь со слезами на глазах. Я была на дне. Была сломлена. По мне топтались. Но я выбралась. Соскребла то, что осталось от моего самоуважения, и поднялась на ноги. Он не знал этого. И мне не нужно было рассказывать ему. Парень ничего для меня не значил.

Он был прав. Мне не нужно было его одобрение.

Глава 19

Ник

Держа фонарик в руке, я спустился по лестнице в самую утробу заброшенной поездной станции Мичиган Централ. Готовясь к очередной порции ужаса, я находился на волоске от потери разума, когда в голове появляется картина голой задницы Обри под тем платьем.

Эта женщина много чего творит с моей головой. Если бы не тот факт, что я вынужден кормить ее, я бы держался подальше от ее комнаты. Я был уверен, что буду вознагражден ночными кошмарами после разоблачения кучки торговцев людьми, но все равно, после ночи попойки с Алеком меня разбудили сны о том, что Обри объезжает меня в моей постели, пока я лежу в почти бессознательном состоянии.

Какого хера со мной не так? Два дня назад мне хотелось разорвать эту женщину в клочья, и вдруг все, о чем я могу думать, как задрать ее платье повыше и похоронить свой член внутри ее задницы, на которой нет даже белья.

Я прижал к виску бугор ладони.

— Убирайся из моей головы, — пробурчал, огибая последний завиток лестницы. Мне нужно сосредоточиться. У меня есть работа. Последнее, что мне нужно, это картина ее упругого тела и груди, поднимающейся под моим взглядом.

Слабые, почти призрачные крики донеслись от дальней части пространства, пока я с трудом тащился по канализационному отстойнику так долго, что вонь гнили останется на моих рецепторах навечно. Я следовал за звуками, которые любому другого прохожему могли бы ошибочно показаться жуткими завываниями призрака.

Со временем так и будет.

Коричневые и черные пятна покрывали стены туннеля. Кирпичи крошились и отпадали, разламывались на части не только от времени, но и из-за искателей меди, которыми кишело это место.

Свет пробивался из-под двери внутри, где я оставил фонарь две ночи назад, когда после похищения Юлия запер его там. Я достиг места, и приглушенные крики сразу стали четкими и разборчивыми. Хрипота в его голосе дала мне понять, что он кричал все два дня напролет.