Темный разум - Эшер Нил. Страница 6

— Я не заметил никаких значительных технологических изменений, — заявил я, чтобы проверить умственные способности своего собеседника–субразума.

— Кривая технологического развития снизилась перед войной, — последовал бесстрастный ответ, — поднялась во время войны — в основном благодаря оружейным, медицинским и космическим отраслям, — а впоследствии обрела стабильность с тенденцией к медленному росту.

— Следует предположить, что кто–то намеренно замедляет процесс, — заметил я.

— Следует предположить, что иначе медленные органические существа за процессом не поспеют.

Я решил, что этот субразум мне по нраву.

— Можешь звать меня Боб.

— Так куда теперь, Боб?

— Наружу, туда, где тебя ждет аэрокэб. Он доставит тебя в гостиницу, где я уже зарезервировал номер. Я останусь с тобой, пока ты не приспособишься, а потом действуй сам. В левую дверь, потом в конец коридора и направо к гравишахте. Потом вниз и наружу через вестибюль.

— Как мне расплачиваться?

— Платежная служба Земли–Центральной, но о средствах не беспокойся.

— В смысле?

— Тебе выплачено жалованье вплоть до момента твоего воскрешения — это норма для всех солдат, чьи мемпланты обнаружили позже. А твоем случае это означает, что ты богат до неприличия.

Шахта стала моей первой встречей с переменами. Во время войны они встречались разве что на борту космических кораблей, а земные здания довольствовались лестницами и лифтами. Я замешкался у зияющей пропасти, затем, следуя инструкциям Боба, коснулся сенсора, выбрав вестибюль, и шагнул в дыру. Сомнительно, чтобы меня воскресили только для того, чтобы полюбоваться, как я расплющусь в лепешку. Радужное гравитационное поле подхватило меня, и я, плавно спустившись, ступил в зал, украшенный огромными панно со сценами земной жизни. Потом вышел на широкую улицу, к домам высотой в милю, где небо над головой казалось узенькой голубой лентой реки. Следующая встреча с будущим — шофер. В мое время были только автотакси — ну и зачем было возвращаться к водителям? Тело его плотно обтягивал синий комбинезон, кожа была чешуйчатой, глаза — змеиными. А когда он ухмыльнулся, во рту мелькнули гадючьи зубы.

— И куда?

— «Автон», — ответил Боб.

Аэрокэб определенно стилизовали под ретро — он походил на автомобиль, ездивший по земле за сотни лет до моего рождения, и даже имел колеса. Подняв машину в воздух, лавируя в каньонах зданий, водитель попытался завязать со мной беседу, чем лишь привел меня в замешательство. Я понятия не имел, что такое «хупер» или «уткотреп», не говоря уже о «джайнтехе» или «хаймане», и еще больше терялся от ощущения того, что слова эти мне смутно знакомы. Интересно, когда это прекратится, ведь я уже испытывал подобное дежавю пару раз. Однако я определенно понимал, что такое сфера Дайсона [4], и, несмотря на разговоры Боба о стабильном состоянии, был шокирован. Похоже, шофер тоже был расстроен. Позже мне стало известно, что земляне водят машины ради интереса и общения, а не ради заработка. Видимо, в тот день я не был лучшим его пассажиром.

Лондон изменился: кое–какие здания я узнавал, но их затмевали новые строения, тянущиеся ввысь мили на две. Я заметил Елизаветинскую башню и Вестминстер в полукружье парка у реки. Но никаких признаков мерцэкранов — «мягких» силовых полей, защищавших эти здания от хищнического туризма в мое время. Впоследствии я узнал, что каждый их кирпичик покрыт слоем щитостекла, так что туристам позволили вернуться. Наконец кэб опустился рядом с другими такими же экипажами на парящую высоко в воздухе парковочную платформу у здания, похожего на лезвие скальпеля высотой в милю. Оттуда шахта доставила меня в плюшевый интерьер бара–салона.

Одну стену полностью занимало панорамное окно, за длинной барной стойкой стоял серебрянокожий гуманоид, который мог быть как големом, так и человеком. Отдельные кабинки у стен разделяли псевдодеревянные решетки, а посередине расположились уютные диванчики и низенькие столики. Бар был набит битком — и людьми, и иными, не столь узнаваемыми персонами.

— Твой номер тысяча тридцать четыре, — информировал Боб. — Если есть вопросы, просто обращайся или воспользуйся вон тем пультом. С этого момента мне потребуется три секунды, чтобы откликнуться, поскольку я занимаюсь другими делами.

— Какими другими делами? — спросил я, заподозрив, что Боб догадался о моем намерении погрузиться в исследование бара.

— Личными, — коротко отрезал субразум.

— Ясно. Ты сказал — все оплачено?

— Да, пока не встанешь на ноги. Пока всё?

— Пока всё.

Я двинулся к бару. Когда я проходил мимо одного из низких диванчиков, с него поднялась черноволосая женщина. Я с любопытством взглянул на нее, отметив остроконечные ушки, остренькие зубки и остренькое же кошачье личико. Одежды на ней было не много: короткая облегающая маечка из кожи ящерицы, которая, впрочем, могла быть и нанесенным прямо на тело рисунком, и просторные шорты до колен цвета хаки из метаматерии, на которых то и дело возникали — каждый раз в разных местах — прозрачные ромбы. Ансамбль дополняли несколько старомодные красные туфли на высоких каблуках. Позже я узнал, что таких, как она, называют «котофицированными» и эта женщина зашла еще не слишком далеко — не покрыла, например, все тело шерстью. Но все, что она с собой сделала, лишь подчеркивало ее сексуальность. От ее вида у меня перехватило дыхание и заныло в паху — я просто не был готов к эффекту такой силы. Она посмотрела на меня и понимающе улыбнулась. Я кивнул, признавая полное поражение, и продолжил путь к бару, залитый румянцем смущения, точно прыщавый подросток. И вновь накатившее дежавю отнюдь не улучшило мое состояние.

— Большой бренди, — сказал я серебристому гуманоиду, ожидая, что он переспросит, какой именно. Но бармен повернулся к длинной полке, выбрал бутылку «Хеннесси» и щедро плеснул в пузатый коньячный бокал, который, секунду подержав в руке, опустил на стойку. Стекло стало теплым. Отметив отсутствие видимых модификаций, я решил, что бармен — голем. И, предположительно, именно тот, что должен загрузить мою память информацией. Впрочем, за сто с лишком лет все могло измениться.

— Спасибо.

Я вдохнул аромат и отхлебнул — вкус и ощущения оказались острее, чем помнились. Делая следующий глоток, я думал о женщине–кошечке, а потом — о теле, которое занял. Как и многие солдаты во время войны, я претерпел много модификаций — повысил болевой порог, уменьшил время реагирования, увеличил силу и изменил сопротивляемость к некоторым стимулирующим веществам, хотя остановился на физическом улучшении, или форсаже. А еще — понизил либидо, как штуку бесполезную в военных операциях и при биошпионаже. Имеется ли у этого тела своя наносистема, или какие там методы управления используются сейчас? Почти наверняка, но почти так же наверняка набор настроек там базовый. Я взгромоздился на барный стул.

— У меня вопрос, — обратился я к своему браслету.

После небольшой задержки Боб откликнулся:

— Какой?

— Это тело содержит нанокомплекс?

— Да, хотя и несколько более продвинутый, чем тот, которым пользовался ты.

— Как я могу его перенастроить?

— В этом отношении многое изменилось — у Уткама найдется кое–что для тебя.

Мигом позже передо мной вновь стоял серебристый бармен.

— Уткам?

Он кивнул и положил на стойку передо мной прозрачный браслет, тонкий, как бумага, шириной около дюйма. Я взял его и принялся внимательно изучать.

— Что это?

— Манжетон, — ответил Уткам и снова отправился обслуживать кого–то на другом конце бара.

Всю поверхность браслета занимали миниатюрные кнопки, и едва я занес палец над одной, она увеличилась, потеснив остальные. Проверив каждую по очереди, я обнаружил все известные мне возможности наносистемы, а также еще несколько функций, оставшихся загадкой. Я пристроил браслет на правое запястье, и он тут же сомкнулся, точно приклеившись к коже, и покраснел. Я торопливо отыскал кнопку со скользящими шкалами, регулирующими все аспекты человеческого полового влечения, и уставился на них.