Сети Культа (СИ) - Московских Наталия. Страница 19

— Допустим, — кивнул принц.

— Поэтому, если ты сделаешь нечто подобное снова, я действительно не останусь в цирке. Теперь мне придется взять с тебя обещание, что ты не тронешь никого, кто решит поступить так же, как Райс и его люди. Иначе я работать не смогу. Что скажешь?

Аркал нервно передернул плечами, из груди вновь вырвался короткий смешок.

— Дожили! Мой гость ставит мне условия и дает мне испытательный срок в моем собственном цирке.

Мальстен нахмурился.

— Мы договорились?

Бэстифар махнул рукой и кивнул.

— Бесы с тобой, Мальстен, договорились. Даю слово, что больше ни один артист, что решит покинуть труппу, не пострадает от моей руки. Надеюсь, слова тебе достаточно? Или составишь бумажный договор?

Данталли невесело усмехнулся.

— Рад, что мы поняли друг друга, Бэс.

— Рад он, — закатил глаза аркал. — Скройся, будь так добр! Если у тебя закончился поток претензий ко мне, то мне пора за эту дверь — выслушивать новый.

Мальстен нервно усмехнулся и, не ответив принцу, направился к своим покоям.

— Знаешь, когда тобой овладевают неприятные воспоминания, это сразу бросается в глаза, — улыбнулась Аэлин, обгоняя спутника.

— Просто задумался. Даже толком не помню, о чем, — тут же отозвался Мальстен, стараясь отогнать назойливые образы прошлого.

Охотница недоверчиво прищурилась.

— А это еще одна твоя характерная черта. Когда ты хочешь солгать, то отзываешься моментально и делаешь голос нарочито бодрым. А до этого можешь не произносить ни слова несколько часов к ряду, как, впрочем, это и было с последнего привала. Скажешь, я ошиблась?

Данталли тяжело вздохнул, тут же невольно усмехнувшись и подумав, что за недолгое время их знакомства, эта женщина успела довольно хорошо изучить его, умудрившись при этом толком не раскрыть себя.

— А вот теперь мысль была приятная, — оценивающе поглядев на спутника, заключила Аэлин.

— Что ж, похоже, скоро ты начнешь читать меня не хуже Теодора, — с улыбкой кивнул Мальстен. Охотница виновато отвела взгляд.

— Прости, — качнула головой она. — Я снова лезу не в свое дело, а ты, пожалуй, слишком деликатен, чтобы открыто мне на это указать.

Данталли снисходительно склонил голову.

— У меня и в мыслях не было тебе на это указывать. Я говорил вполне серьезно: ты хорошо изучила мои привычки, мне трудно от тебя что-то скрыть, — он пожал плечами, глубоко вздохнув. — Поэтому не вижу смысла это делать. Ты была права, я вспоминал один из эпизодов своего прошлого в Грате.

Аэлин поджала губы, отчего-то постеснявшись расспросить о случае, пришедшем в голову спутнику.

— Я мог бы рассказать тебе этот эпизод, но прихожу к выводу, что каждый мой рассказ о Грате, к сожалению, лишь запутывает твое представление о Бэстифаре. То, что я могу о нем поведать, все равно создаст лишь более обманчивое впечатление, чем то, которое ты сама о нем составила, встретив его в Сальди.

Охотница понимающе кивнула.

— Позволь угадать: каждому твоему рассказу о Бэстифаре находится продолжение, выставляющее его не в лучшем свете? И ты считаешь, что я начну по-настоящему ненавидеть его?

— У тебя в дальних родственниках точно не было аггрефьеров? — усмехнулся Мальстен, прищурившись.

— Нет, насколько я знаю, — Аэлин вернула своему спутнику усмешку. — То есть, я права? Ты боишься, что я возненавижу Бэстифара?

Данталли глубоко вздохнул, мгновенно посерьезнев.

— Я знаю, что ты имеешь на это полное право в свете пленения твоего отца, но, видят боги, я бы весьма этого не хотел, — отозвался он. — Вряд ли я сумею найти верные слова, чтобы объяснить, это.

— Я, пожалуй, могу это понять. Вполне объяснимо, что ты не хочешь ненависти к тому, кто тебе дорог, со стороны кого бы то ни было, — развела руками охотница.

— Это верно, да, — пожал плечами Мальстен. — Но это не всё. Знаешь, я ведь с каждым своим рассказом прихожу к выводу, что так и не сумел узнать Бэстифара. Так и не сумел понять многое из того, чем он руководствовался, как мыслил, во что верил. Тогда, в Грате временами я по-настоящему боялся его: Бэстифар бывал жестоким и непредсказуемым, его действия были стихийны и не поддавались никакой логике. Или… попросту не поддавались моей. Иногда Бэс казался мне безумным, но заглядывая в его глаза, я не видел в них безумия: Бэстифар всегда отдавал себе трезвый отчет во всем, что делал. А несколько раз я приходил в настоящий ужас, понимая, что начинаю — каким-то непостижимым, немыслимым образом — действовать и рассуждать так же. Это, пожалуй, стало одной из причин моего бегства из Малагории: я боялся стать похожим на Бэстифара. Я за многое его осуждал, многого не понимал и не хотел понимать, но при этом… при всем, что он делал и чем жертвовал, как это ни безумно звучит, по мне, он не заслуживает, чтобы его ненавидели. Проклятье, я не представляю себе, как передать это, чтобы это не звучало полным бредом!..

— Я понимаю, — улыбнулась Аэлин. — Вы и впрямь были дружны. Мне даже отчасти ясно, что при всей своей странной расстановке приоритетов Бэстифар чистосердечно заботился о тебе. Хотя постичь природу этой заботы мне, наверное, не дано.

— Как и мне. И все же я не могу сбросить со счетов все то, что Бэс для меня сделал.

— Как и все то, что он сделал с тобой. Из-за него твоя расплата чудовищна…

— Такова цена за согласие на помощь аркала, — вздохнул Мальстен, устало потерев переносицу. Аэлин поджала губы.

— Я вижу, что ты испытываешь к этому существу весьма противоречивые чувства. Ты одновременно обвиняешь его и оправдываешь, дорожишь им и опасаешься его. Ты боишься вновь встретиться с Бэстифаром, но в душе отчаянно этого хочешь. Одновременно признаешь и не принимаешь его безумие.

Мальстен нервно усмехнулся.

— Проклятье, Аэлин, ты всерьез умеешь читать мысли?

— Здесь не нужно ничего читать, Мальстен, — мягко отозвалась охотница, — мне эти чувства вполне понятны, потому что я их пережила.

Данталли прищурился.

— Неужели тебе удалось сделать такие выводы по одной только встрече с Бэстифаром в Сальди?

—Нет, — качнула головой она, — Бэстифар здесь ни при чем: все эти чувства я пережила по отношению к тебе.

— Ох… — только и сумел выдавить данталли.

— И, как видишь, с этим вполне можно жить, — неловко передернув плечами, кивнула Аэлин, заговорив нарочито бодрым голосом. — Так что можешь не бояться рассказывать мне о Бэстифаре. Даю слово, я сделаю все, чтобы по-настоящему его не возненавидеть.

Киллиан вошел в комнату, отведенную для них с наставником, и застал Бенедикта сидящим на койке у небольшого окна и глядящим на сгущающиеся над Сельбруном сумерки. По подоконнику с важным видом, то и дело взмахивая перепончатыми крыльями, из стороны в сторону расхаживала эревальна.

Едва успев улыбнуться при виде деловитого существа, Киллиан тут же посерьезнел, неведомым шестым чувством уловив подавленное состояние своего наставника, не потрудившегося даже обернуться в сторону молодого жреца, когда тот вошел в комнату.

Мгновенно почувствовав себя непрошеным гостем, Харт глубоко вздохнул и заговорил, стараясь скрыть ощущаемую неловкость за напускной бодростью:

— Никогда не думал, что от несвежей одежды и от невозможности помыться могут так путаться мысли. Зато теперь чувствую, что могу рассуждать абсолютно ясно. Стоило лишь принять ванну и переодеться в чистое.

Колер обернулся к молодому жрецу и кивнул, едва заметно дернув губами в подобии улыбки, но тут же вновь погрузился в свои раздумья. Киллиан присел на койку напротив наставника.

— К слову, я был весьма удивлен, когда вновь примерил повседневные одежды жреца, — с усмешкой продолжил он. — Выходит, за какие-то восемь дней пути от рясы можно отвыкнуть. Дорожное одеяние мне теперь, похоже, ближе…