Террористка - Самоваров Александр. Страница 25

— Господа, — сказал вышедший к ним Инструктор, — сегодня занятий не будет. Если вы не против, то мы можем сходить все вместе в ресторан. С нами и Гончаров будет.

Вечером, после ресторана, изрядно выпивший Митя напросился в гости к Оле.

— Собственно, я не к вам. Я к Дориану Ивановичу.

— Я понимаю, — просто ответила Оля, — но ведь нам по дороге.

Она была благодарна психологу. За эти две недели занятий, за время многочасовых диалогов и монологов она восстановила душевное равновесие, но приобрела устойчивое отвращение ко всяким групповым откровениям.

— Благодаря вам, Митя, — сказала она ему в метро, — я могу выдержать допрос даже в ЦРУ.

— Шутите, а зря, — сказал Гончаров, — методики «раскалывания» личности одинаковы, что в службах безопасности, что в психологических лабораториях.

— Но вы помогли и мне, и другим. Как-то это странно. Ведь то, что вы с нами проделывали, вполне можно назвать издевательством.

— Только не думайте, что я эту методику сам изобрел, — нервно сказал Гончаров, — большинство из нас терпит, когда у него появляется маленький комплекс. Потом этот комплекс раздувается настолько, что человек ни о чем другом думать не может. И девять десятых его внутренней жизни сводится к совершенно конкретным и повторяющимся переживаниям. Но его беда, и порой даже трагедия, заключается в том, что он не может поделиться этими своими проблемами и сомнениями, жуткими переживаниями с другими. Весь вопрос заключается в том, в какой форме помочь ему.

— Так вы все-таки не развлекаетесь, а помогаете?

Гончаров промолчал.

На долгие звонки никто не открывал. Оля удивилась. Однако ничего не оставалось делать, как открыть дверь самой и пригласить не совсем трезвого психолога подождать Дориана Ивановича в квартире.

Митя был сегодня взвинчен. Обычно присущая ему ирония покинула его. Монгольские глаза сощурились в черные щелки. Он теребил свое ухо и молчал.

— Не молчите, Митя. Выговоритесь, по вашей собственной методике.

— Я влюблен в вас. Нет, чушь, — Гончаров, отбросив стул, вскочил и заложил руки за спину, точно боясь, что он их вот-вот пустит в ход, — назвать то, что я чувствую, влюбленностью глупо. Я и юношей просто так не влюблялся.

— Как же вы влюблялись? — голос Оли стал бархатным. И она подумала о том, что жаль, что Слава не видит сейчас эту сцену, не видит, как переживает из-за нее неординарный мужчина. И еще ей очень хотелось помучить самодовольного Гончарова.

— Странно я влюбляюсь. Прежде всего, я презираю свой объект. Я ставлю ее, то есть женщину, ниже себя. У нее, извините, две ноги и кое-что между ними, вот, собственно, туда мне и нужно попасть; еще я убеждаю себя в том, что эмоциональная сторона ничего не значит для меня и я могу пойти на любую ложь, чтобы завоевать женщину.

— Браво! Браво! — громко захлопала в ладоши Оля. — Но именно так, пусть неосознанно, поступает большинство зрелых мужчин.

— А женщины прикидываются, что верят…

— Может быть, и прикидываются, — тихо возразила Оля, — но я, например, всегда верила. Во всяком случае, вначале… Но не все женщины — это я, как не все мужчины — это вы.

Гончаров хмыкнул, взял из вазы большое красное яблоко и с хрустом откусил. Он ел яблоко и наблюдал за Олей. Та в свою очередь села в кресло, закинула ногу на ногу так, что платье поползло вверх, и стала терпеливо ждать продолжения.

— Еще лет пятнадцать назад я готов был поверить, что мы очень сильно отличаемся друг от друга, но передо мной за это время прошли тысячи людей, тысячи… И были они безумно похожи друг на друга. Взять хотя бы тест с кличками, когда каждый мог придумать себе любую кличку… Вы думаете мои клиенты оригинальны? Черта с два! В каждой группе есть путана. А если женщина не знает этого слова или ей хочется выразиться более неприлично, она называет себя проституткой. Куча всяких мафиози, рэкетиров, налетчиков, воров в законе, боссов, крутых бизнесменов. Вы чувствуете, насколько примитивны люди? Они называют себя так, что сразу же открывается их глубинный комплекс. И вы понимаете, куда идет наше общество. Не мной опять же открыто, что мир условно можно поделить на жертв и палачей. И жертвы понимают, что они жертвы. Они хотят спастись, и как? Они стремятся стать палачами. И я приветствую их. Это активные жертвы. И многие из них могут преуспеть в своем стремлении. Вот наша Путана… Скольких мужичков после моей школы она бесстрашно увлечет в свои сети, скольких будет истязать?

— А кто я, — прищурилась Оля, — жертва или палач?

— О! — Гончаров всплеснул руками. — Когда я прослушал записанные на магнитофон беседы моего напарника с вами, я пришел в восторг. Во-первых, блистательная кличка — Террористка. Почему, кстати? Попробуйте вспомнить, прошу вас.

— Вы говорили о своей любви ко мне.

— Я о ней и говорю.

Оля наморщила лоб. Она не задумывалась ни разу за все это время, почему так назвала себя. Она вспомнила, как первый раз зашла в помещение Психологической лаборатории, как там светила дурацкая, раздражающая лампочка, было пусто…

— У меня были какие-то странные ощущения, когда я первый раз пришла к вам, — медленно проговорила Оля, — точно я пришла на допрос. И вся обстановка, вместо страха, вызвала у меня желание защищаться, бороться, не поддаваться и, наверное, разрушать. Точно мне бросили вызов, а я его приняла. Я назвалась Террористкой.

— После первых бесед с вами моего помощника я понял, что мы имеем дело с незаурядной женщиной. Никаких жалоб на мужчин. Более того, снисходительно-презрительное отношение к ним. Спокойная ненависть к власти. И к той, что была коммунистической, и нынешней, и при этом полное отсутствие социального идеала.

— То есть вы хотите сказать, что я не могу представить себе общество, в котором бы хотела жить?

— Примерно так. Никаких разговоров о семейном счастье и мирном небе над головой. А, кстати, вы умеете стрелять?

— Да, — после некоторой паузы, — ответила Оля, — только не очень хорошо.

Гончаров сладко улыбнулся.

— Я был уверен в том, что вы умеете стрелять. Но дело не в этом. Вернусь к тому, с чего начал. Большинство людей ужасно примитивны и стереотипны в своих поступках. Я открою вам секрет. Если человек услышит, прочтет семьдесят раз одно и то же, то на семьдесят первый раз он в это обязательно поверит. Если допустить, что вся власть в мире оказалась в одном центре, то нужно всего лишь информационное, а не какое-либо другое насилие, и вы получите такого человека, какого хотите. Людям можно внушить, что земля — это солнце, а солнце — земля. Что земля квадратная. Их можно вернуть в рабовладельческий строй. Причем получить рабов, никогда не знавших свободы, не слыхавших о ней.

Оля сжалась в кресле. По ее спине пробежали мурашки. Гончаров заметил, как напряглось ее лицо.

— Вот видите, — сказал он, — как вы болезненно восприняли эту вовсе не секретную информацию. Значит, я не ошибся и вы личность! Я часто говорю об этом с разными людьми. И никто из них не воспринимает мои слова всерьез. Почему? Да потому, что им безразлично все, кроме удовлетворения своих примитивных инстинктов. Вся эта катавасия с демократической перестройкой в нашей стране доказала лично мне одно: свобода никому не нужна. Более того — она страшна. Нужна иллюзия свободы. При любом строе, при любой системе будут палачи и жертвы. И между прочим, умные люди на Западе никогда не говорят, что живут в свободном мире. Они говорят, что живут в мире цивилизованном. О! Какая разница! Они много-много работают. Каждый из них выполняет определенные функции в строго иерархическом обществе и получает в зависимости от вклада. Они живут в хороших домах, едят вкусную здоровую пищу, а если хотят, то предаются порокам, но тайно. Открыто это делают только изгои.

— Да, вы правы, — Оля потерла лоб, — ведь на Западе были молодежные революции…

— Не только молодежи. Чуть ли не все крупные западные философы и писатели, левые или правые, неважно, все они протестовали против ханжества, лицемерия, продажности буржуазного общества. Протестовали лет двести… пока не устали. В двадцать первом веке грядет великое переустройство человечества. Чтобы выжить, оно должно по-новому организоваться. И эта новая организация, по форме, быть может, гуманная, по сути будет страшной. Гитлер с его примитивными газовыми камерами покажется мальчишкой.