Террористка - Самоваров Александр. Страница 44

Дубцов посмотрел в стеклянные глаза Лени и потер свой подбородок. Он явственно представил себе Старкова…

— Но композиция сложная, Леня. Мне надо одним выстрелом убить двух зайцев.

Валериана Сергеевича внимательно слушали.

26

Приподнятое настроение не покидало Олю. Ее немного тревожило то, что не звонил Слава, но она была уверена, что он вот-вот позвонит.

Оля приходила на работу к десяти. Сегодня с утра она отвела Клаву к Галине Серебряковой и не опоздала на работу. Хотя ее опоздание едва ли было бы кем замечено, однако Оля все привыкла делать хорошо.

Серебрякова владела мастерской-магазином. В уютном помещении, где в больших вазах стояли розы, а все женщины были милы и улыбчивы, Оле очень понравилось. Она впервые за всю свою жизнь поняла, что такое настоящий уют. И Галина Серебрякова выглядела здесь более привлекательно, чем в ресторане. Это был ее мир, и она царила в нем.

На просьбу Оли пристроить на работу Клаву Серебрякова, мягко улыбнувшись, возразила. Она ждала на работу Олю.

— Но Клава ничуть не хуже меня, — сказала Оля.

Серебрякова рассмеялась и профессиональным взглядом окинула молодую женщину. Минут пять она расспрашивала растерянную Клаву, умеет ли та рисовать, шить или, может быть, Клава работала манекенщицей.

Получив на все вопросы отрицательные ответы, Серебрякова улыбнулась и сказала, что придется в этом случае предложить Клаве административную должность.

Глаза Клавы округлились. В ее представлении административная должность обязательно была связана с работой начальником.

Все оказалось проще. Клаве было предложено вести запись клиентов. Девушка, занимавшаяся этим, как раз ушла в декретный отпуск.

— Слава Богу, — сказала Клава.

Теперь пришло время удивиться Серебряковой. Дугообразные ее брови поднялись, и она стала выяснять, почему именно «слава Богу».

Клава призналась в своем опасении. Начальницей она работать не умела и не хотела.

— А вы очень непосредственны, — сказала Серебрякова, чуть улыбнувшись своими вялыми губами, — с вами сейчас займется Даша, а мы с Олей поговорим.

Серебрякова под руку провела Олю через все свои владения в маленький кабинет. Они пили кофе и болтали. Оля давно не чувствовала себя такой спокойной и расслабленной. Галину Серебрякову интересовало все — от места рождения Оли до ее отношения к Ельцину.

— Оля, вы прелесть, — сказала Серебрякова, — но как вы попали к Дубцову? Более мрачного и высокомерного типа я не видела.

— Да, он очень холодный человек, — согласилась Оля.

— Он опасный человек, — многозначительно сказала Серебрякова и удивилась, — чему вы улыбаетесь?

Оля улыбалась тому, что была уверена: она тоже опасный человек.

Расстались хорошо. Оля, пожелав Клаве удачи на новой работе, ровно в десять часов входила в дверь офиса.

Внимательно присматриваясь к жизни в конторе, Оля обратила внимание на то, что Дубцова или боятся, или просто не любят. Но в последнее время Валериан Сергеевич редко появлялся здесь — находился в разъездах. Его заменял Трубецкой.

Оля поняла, что недооценила роль женолюба. Ей вообще было странно, как при такой загруженности у Трубецкого оставалось время на развлечения. Когда она приходила в контору, он уже функционировал, когда уходила — продолжал работать.

В отсутствие Дубцова Оля подчинялась непосредственно Нике Трубецкому. Впрочем, в пылу работы ей и в голову не приходило называть его уменьшительно-презрительно. У господина Трубецкого был властный, требовательный голос. Он разговаривал с дельцами по телефону — словно роли играл. С одними был груб до хамства, с другими интеллигентен.

На вопрос Оли, почему он такой разный, Трубецкой с удовольствием стал ей объяснять, что среди части предпринимателей сложился вполне естественный для России психологический тип бизнесмена — этакий габаритный дядя с мощным голосом, который с самого начала общения с партнером старается подавить того горлом. Но это трюк, рассчитанный на слабаков. Когда в ответ на свою атаку ревущий, как зубр, бизнесмен получает отборный мат и поминание всех родственников до третьего колена, то партнеры по переговорам сразу переходят на обычный язык.

Но есть и другие типы. Тип сильного и одновременно воспитанного предпринимателя являет собой Дубцов. Он почти никогда не повышает голоса. Его оружие — ирония.

Во время рассказа лицо Трубецкого постоянно менялось. Он изображал предпринимателя-хама и предпринимателя-слабака. Только Валериана Сергеевича он изображать не стал.

Чтобы польстить Трубецкому и одновременно получить хоть какую информацию, Оля кокетливо спросила, сколько миллиардов в день зарабатывает для конторы Трубецкой. Ведь он ведет переговоры со столькими партнерами.

По холеному лицу Трубецкого пробежала нервная судорога. Он вообще был очень и очень нервным человеком. Этот вопрос ему не понравился, и он сказал, что из десяти-двадцати переговоров плодотворным бывает один и редко два.

В этот день Оля задержалась на работе, и Трубецкой очень естественно, без прежнего своего кокетства пригласил ее к себе в гости. «Кабаки не для таких, как вы», — сказал он.

— А вы не боитесь ревности Дубцова? — спросила Оля. — Ведь он тоже проявляет внимание ко мне.

Трубецкой засмеялся. Этот смех стал загадкой для Оли, но загадка тут же разъяснилась. Ника был уверен, что Дубцова почти не интересуют женщины.

Но в тот самый момент, когда Трубецкой отправился к своей машине, а Оля пообещала выйти к нему минут через десять, ее вызвал к себе Дубцов.

— Разговор будет недолгим, Оля, — сказал Дубцов, — вы не хотели бы стать моей супругой… фиктивно? Сейчас я не могу вам все вразумительно объяснить, но поверьте, вы ничего не теряете, а приобрести можете многое.

— Черт возьми, — сказала Оля.

Валериан Сергеевич погрозил ей пальцем и попросил в его присутствии лукавого не поминать. Ему, мол, о душе своей подумать надо. Раз так, зачем чертей тревожить.

— Вы были в церкви?

— Нет, — ответила Оля.

— Надо сходить. А сейчас извините. У меня очень болит голова.

И действительно Дубцов выглядел измученным. Постоянно щурил глаза, точно в лицо ему бил луч света. Но свет в кабинете Дубцова был мягкий, рассеянный.

Оля повернулась и вышла.

В машину к Трубецкому она села с таким лицом, что Ника встревожился и спросил, не случилось ли чего.

— Приятный сюрприз, — сказала Оля, — но неожиданный.

— Шеф любит так развлекаться. Помню, было очень смешно… меня ввели в члены правления, а я и не знал об этом.

Трубецкой вел машину осторожно. За рулем предпочитал не разговаривать. Но доехали быстро.

Трехкомнатная квартира Ники была заставлена хорошей мебелью. Но из всего, что там было, Олю удивил большой, в полкухни, холодильник.

Ни ковров, ни антиквариата, ни какого-нибудь дедовского рояля не имелось. Все как у обычных людей. Все, кроме холодильника.

Трубецкой стал варить раков к пиву, а одновременно жарил на балконе приготовленный заранее шашлык.

— Шашлык под коньячок, а раки под пиво.

— Фу, Ника, — в шутку сказала Оля, — это пошло.

— Никогда не говорите этого слова — пошло, — сказал Трубецкой, переворачивая шипевшие шашлыки, — все бабы сейчас любят, чуть что, восклицать: ах, какая пошлость! Пошлость не содержится в коньяке или пиве, а также в словах, которые произносят люди. Просто одни рождаются на свет пошлыми, а другие нет. И вы увидите, как прекрасно будет сочетаться грузинский коньяк под шашлык с пивом под раки. Проверено, Оленька.

И Ника оказался прав. Он ел и пил с таким смаком, что рядом с ним невозможно было сохранить хладнокровие. Оля с удовольствием пила из крохотной рюмки великолепный коньяк и ела шашлыки, приготовленные из лучшей баранины.

Но Трубецкой без всякого перерыва принялся за раков и пиво. Раки, по его мнению, подкачали, а вот бархатное австрийское пиво было отличным.

Радушный хозяин в какой-то момент перестал потчевать Олю. Он целиком сосредоточился на себе. Его осоловелые глаза стали внимательными. Хватит или еще?