Борщевик (СИ) - Кормашов Александр. Страница 2

Павел бежал из деревни. Часто еще до рассвета, по холодку, он выходил в поле за огороды, продирался своей тропинкой сквозь высокие и лишенные всякой жизни, ядовитые дебри борщевика, пересекал кочковатую позапрошлогоднюю пахоту, нырял в лесополосу с теплыми зарослями крапивы и через росные луговые травы выходил на берег реки. Он забрасывал удочку, еще плохо различая на воде поплавок, и радовался каждой плотвице, правда, не имея ни малейшего представления, что будет делать с уловом. Его жена Маша не разрешала Стереопаре есть немагазинную рыбу, а когда и дозволяла пожарить, то лишь под строгим своим контролем и сама вынимала все косточки с помощью пинцета и зубочистки.

А еще Павлу непрерывно зудело пробежаться по лесу с ружьем. Короткий помповый дробовик он возил в машине для обороны, а собственно, из мечты, что когда-нибудь нападут, и еще ни разу не выстрелил. Однажды в сырой денек, когда у Сони и Томы был тихий час, он сунул ружье под плащ и пробежался-таки по лесу. На просеке он спугнул целый вывод рябчиков и с ходу сбил одного. Рябчик был с виду толстый, наевшийся от пуза черники. Павел впервые потрошил птицу. Руки его, перемазанные чернилами из черники и облепленные надоедливым пухом, обнаружили в рябчике совсем мало мяса, очень тонкого и прозрачного, если смотреть на свет, но при этом не замечать, что вся грудка и оба крылышка перепачканы синим так же несмываемо, как и руки. Павел выманил соседскую кошку и подбросил ей тушку. Кошка понюхала и ушла. Павел очень сильно тогда обиделся, а теперь, вспоминая кошку, еще больше переживал. Что он делал бы с зайцем, если вместо лосихи там действительно сидел заяц? Тупик оказывался и здесь.

Двусик обнаружил себя в безвыходном положении. С одной стороны, он надеялся, что Усик еще найдется, с другой - за словами Вечного Гуся стояла великая правда: собаки не живут долго. По-настоящему Двусик хотел жениться всего один раз и сто лет назад - на преподавательнице его факультета, кураторше группы, которой вменялось в обязанность раз в месяц посещать общежитие и пересчитывать своих иногородних студентов.

Двусик в комнате оказался один. Он резко вскочил с кровати, на которой тупо валялся, и стоял перед молодой женщиной весь нечесаный и помятый, в несвежей отвислой майке, в спортивных штанах, растянутых на коленях, с одной тапкой на ноге. Он чувствовал: пахнет изо рта, а она ему улыбалась и оглядывалась вокруг без всякого отвращения. Двусик выскочил с чайником в коридор, а когда вернулся, вдруг понял, что не сможет попросить ее встать: рубаха была переброшена через спинку стула, на котором она сидела. А потом он уже специально не одевался, и, пока они пили чай, он старательно выворачивал вперед плечи и старался держать свои бицепсы напряженными. Он пробовал выдвигать и челюсть, но это оказалось сложнее. Чай булькал за губой и заставлял чмокать.

- Вы знаете анекдот про лягушек? - Преподавательница поставила кружку и весело посмотрела на Двусика.

- Н-нет. - Он сам сглотнул, как лягушка.

- Сидят две лягушки под дождем. Одна говорит: «Слушай, дорогая, когда ты говоришь, тебе вода в рот не попадает?» - «Нет». - И преподавательница сделала рот, как у черепахи. - «А мне попадает». - И преподавательница выдвинула вперед нижнюю челюсть, поджав верхнюю губу.

Двусик обмер. Он не понял суть анекдота и даже не услышал его. Он не отводил взгляда от ее губ. Он был поражен призывностью этих губ, их скрытым, однако и явным при этой скрытости обещанием.

В тот день он сразу и навсегда утвердился в единственном желании своей жизни. Он видел себя у нее дома, на кухне, сидящим в такой же майке и спортивных штанах за квадратным кухонным столиком, и она была тут же, мешала ложечкой чай и болтала всякую ерунду: что сказали подруги или как прошел день, - он лениво слушал ее и не останавливал, не перебивал, потому что хорошо знал, что вон там, за тонкой перегородкой, стоит их диван-кровать и они скоро будут там.

Вооруженный своим желанием, Двусик с головой погрузился в учебу, он ходил на все лекции по метеорологии и сидел на всех семинарах, через которые только и видел путь на кухню преподавательницы. Но однажды с тревогой заметил, что, произнося его фамилию «Евдокимов», она уже не делает паузы. И больше не улыбается, когда добавляет «Отто». А на зачете вообще посоветовала ему: «Не надо так, Евдокимов. Будьте проще». И вышла замуж за молодого преподавателя научного коммунизма, который втайне увлекался астрологией и верил в инопланетян.

С тех пор Евдокимов только упрощал свою жизнь. Он перестал учиться, бросил институт, сходил в армию, но при этом в душе оставался все тем же неоперившимся студентом-подранком. Иногда ему в голову приходила неприятная мысль, что таким, как он, надо погибать на войне. На большой и справедливой войне. Но такие, наверное, погибают еще задолго до фронта. Мысль об этом Двусика уязвляла, а поэтому всякое думанье о себе он обычно откладывал на ту пору, когда снова станет читать. Читал он тоже запоем, обычно зимой, все подряд - фантастику, детективы, женские романы, шпионские триллеры, пролистывая затянутые места или, напротив, на долгие-долгие минуты зависая над какой-то страницей, думая о себе, но когда заканчивал книжку, сразу забывал, о чем думал. Старые деревенские женщины почитали его за блаженненького, что было верно только отчасти. В Двусике всегда был силен радикальный, подхваченный еще в институте рационализм. Если бы над его огородом вдруг зависла летающая тарелка и зеленые человечки замахали ему оттуда руками, он только бы усмехнулся. «Посмотри-ка, - сказал бы он сам себе и другим возможным свидетелям, например Вечному Гусю, будь тот рядом. - Посмотри, какое сегодня на небе удивительное явление! Одно из редких атмосферных явлений. И только люди с нездоровым воображением увидят в нем НЛО». Метеорология все-таки засела в нем крепко.

Павел редко интересовался погодой, но когда приехала его жена Маша и потребовала вести ее по грибы, он первым же делом нырнул в Интернет и долго висел на сайте Гидрометцентра, огорченно цокая языком: в средней полосе России высока вероятность выпадения осадков в виде дождя. Вместо грибов Павел предлагал поехать всем на рыбалку, они возьмут даже деда, однако Маша сказала, что рыбалка - не главное в ее жизни.

- Нет, - вяло перечил он. - Главное в жизни женщины - это рыбалка мужчины.

- Запиши! - злилась Маша, быстро уставая от возражений. Убедившись, что грибы неизбежны, Павел отвернулся к окну и начал смотреть сквозь мутное, стекающее волнами к подоконнику, пронизанное овальными пузырьками стекло. Ногтем среднего пальца, попытался сковырнуть пузырек. Интересно, а ведь когда-то пузырьки были круглыми. Сколько же прошло лет, за которые стекло так стекло? Павел начал прикидывать: век, полвека, и какого плохого качества, вероятно, выпускалось стекло в эпоху военного коммунизма или сразу после войны, и поэтому уже скоро переключился на способность вещества течь и гадал, почему лишь у русских стекло называется так глагольно. Можно было, конечно, не ломать голову - заглянуть в «Википедию», но наверняка ведь окажется, что у слова германские корни. Какой-нибудь «рог» по-готски. От такой простоты он поморщился. В его профессиональной среде уважались только те знания, которые нельзя было откопать в Интернете.

Маша подсела рядом, надвинулась на него мягким телом и положила руку ему на голову. Павел выждал секунду и стряхнул руку. Маша тоже глядела в окно.

- Сосна, - сказала она. Ей давно уже не хотелось угадывать его мысли.

Павел сузил глаза и рассеянно посмотрел на стоящую у противоположного дома сосну. Раньше он угадывал в ней Японию. Слоистые пейзажи Японии. И тут неожиданно догадался: эта слоистость кроны из-за стекла тоже. Сосна ведь, в сущности, никакая. Живописная только потому, что растет в одиночестве. Иногда ее бодал трактор соседа напротив, не видящего другой способ остановиться.

Потом они долго собирались, натягивали сапоги и одежду. Но Павел натягивал только сапоги, а жена долго мучилась с каждой вещью. Стереопара сидела у телевизора и неотрывно смотрела женский сериал. Во время рекламы Соня спросила: «Пап, а что такое ундина?» - «Русалка», - ответил он, но Соня принялась спорить, что вовсе и не русалка. «Русалки - это те, которые пресноводные, а которые в соленой воде, те - ундины». И Соня посмотрела на дедушку. Тот привычно полунахмурился-полуулыбнулся. Каждый вечер, в противовес телевизору, дед читал внучкам классику. На этот раз, видно, из «Героя нашего времени».