Нэнэй - Марат Муллакаев. Страница 8

Вдруг он, что-то вспомнив, повернулся к часовому, остановившему Хаят-апай.

– Кто были эти «вояки»?

– Не знаю, товарищ полковник. Когда я остановил эту женщину, они появились вон оттуда… – он показал рукой в сторону двухэтажного дома. – Я думал, они фээсбэшники, знаков различия не разглядел… Вижу их впервые…

Полковник перевел взгляд на старушку.

– Я вижу, гражданка, вы не из местных? Что вас сюда привело?

Хаят-апай торопливо начала рассказывать свою историю. Достала письмо председателя комитета защиты военнослужащих и их семей на имя коменданта города Назрани.

– Вам здесь никто не поможет, – устало заговорил Сергей Петрович, расстегивая ворот рубашки. – Бывшего коменданта убили четыре дня назад… Новый только приступил к обязанностям… В Грозный вам нельзя, убьют. Там идет война…

– Дайте мне пропуск, пожалуйста, я доберусь, – умоляюще посмотрела на полковника Хаят-апай. – Я должна вызволить внука!.

– Вы, мамаша, наверное, не понимаете. Сергей Петрович дело говорит, – вмешался в разговор спутник полковника. – Пропуска в Грозный не выдают. Туда посылают солдат воевать… Идите, езжайте обратно! И молите Бога, чтобы ваш внук остался жив…

– У меня есть немного денег… – женщина попыталась ухватиться за соломинку.

– Вот и хорошо, на обратную дорогу вам пригодятся, – подытожил разговор полковник и направился к комендатуре.

– Иди, мать, иди, – погладил ее по плечу второй военный, переходя на «ты». – Ты даже не представляешь, что тут происходит. Возвращайся в свою Башкирию! – И он поспешил за своим командиром.

Хаят-апай со слезами на глазах постояла минуту, собрала с земли свои вещи, уложила в рюкзак.

– Сынок, скажи, кто эти люди? – спросила она в отчаянии у часового.

– Не положено знать! – гаркнул он с важным видом. – Здесь не стойте, бабка, уходите…

– Я тебе не бабка, – огрызнулась Хаят-апай, надевая рюкзак на спину. – Я бабушка!

– Иди, иди, бабушка, нельзя тут посторонним! – смягчил тон служивый. – Потом оглянулся, посмотрел на дверь и полушепотом посоветовал:

– Иди, тетя, на автовокзал, там частники вмиг до Грозного довезут без пропуска. – Замолчал, снова посмотрел на дверь и продолжил скороговоркой: – Только садись с какой-нибудь пассажиркой, торгуйся, они много просят… – Затем еще раз оглянулся и нарочито строгим голосом крикнул:

– Иди, бабушка, не стой! Не положено!

Хаят-апай, уже было упавшая духом, обрадовалась, торопясь, достала из сумки кусочек казылыка и протянула солдату:

– Спасибо тебе, сынок, вот гостинец из Башкирии…

– Не надо, бабушка, – засмущался тот, тем не менее быстро спрятал гостинец в карман. – Вы уж извините за тех двоих: я думал, они фээсбэшники! До автовокзала тут недалеко, идите прямо…

– Спасибо тебе, солдатик, – еще раз поблагодарила его Хаят-апай. В ее душе снова зажглась надежда найти своего Тагира. И она, забыв про случившееся у дверей комендатуры, не обращая внимания на слякоть, чуть ли не бегом заспешила в указанном направлении.

Глава седьмая

Добравшись до автовокзала, такого же грязного, неприметного, как одноэтажный железнодорожный вокзал старой постройки, обессиленная Хаят-апай опустилась на мокрую сломанную скамейку. Достав из пакета хлеб и ломтик куриного мяса, оставшийся после трапезы с офицерами, принялась за еду. Снег прекратился, выглянуло солнце. Почуяв съестное, ее скамейку мигом окружила стайка воробьев. Вскоре к ним присоединились голуби и несколько белых ворон. Она раскрошила кусок хлеба и бросила на землю. Голодные птицы махом уничтожили корм и, чирикая, галдя, начали прыгать вокруг ног кормилицы. Тогда она, искрошив остаток, аккуратно положила рядом. Секунд десять птицы, щебеча, покружили рядом, а затем словно по команде набросились на еду. Они наступали на ее ноги, перепрыгивали через нее, ничуть не опасаясь присутствия человека. В окружении пернатых она немного расслабилась, вернулась мыслями к дому, где двор был полон живности.

В это время к ней подошла женщина и обратилась на незнакомом языке. Хаят-апай подняла голову и вопросительно взглянула на нее.

– Вы не из лагеря беженцев? – переспросила та по-русски.

– Нет, – ответила старушка, – я из Башкирии, хочу поехать в Грозный.

– Из Башкирии? – глаза у женщины округлились. – Я думала, вы чеченка из лагеря беженцев, хотела узнать… Люди бегут из Грозного, там ведь война, бомбежки, а вы в это пекло едете…

Незнакомка с сочувствием посмотрела на Хаят-апай:

– Вы чем-то похожи на нас, родственники здесь?

– Внук у меня в Грозном, – ответила она, бросая остатки еды птицам. – Как попасть туда, не знаю.

Говорят, земля не без добрых людей. Чеченка не стала больше задавать вопросов, сказала лишь «подождите, я сейчас…» и ушла в сторону машин, стоявших у автовокзала. Вскоре подошла с каким-то мужчиной лет шестидесяти.

– Он может довезти вас до Грозного, – объяснила женщина, – но о сумме договаривайтесь сами.

Таксист молча посмотрел на старушку.

– Сколько возьмешь до Грозного? – спросила Хаят-апай, вспомнив совет часового.

– Если найдешь еще одного пассажира, будет по пять тысяч, – сообщил шофер. – Если одна, то десять.

Чеченка возбужденно начала что-то говорить мужчине. Он долго отпирался, но наконец уступил:

– Мы только от чеченцев из лагеря берем по тысяче. За них на блокпостах не надо платить военным, – объяснил водитель, – с других не менее пяти тысяч. Это такса, меньше не могу. И учти, женщина, если федералы не будут тебя пропускать, ты сама им заплатишь. Договорились? Пойду, поищу кого-нибудь…

Старушка поблагодарила чеченку за помощь и осталась ждать таксиста. Прошло более часа, она уже потеряла было надежду, но наконец-то появился знакомый таксист с молодой женщиной.

– К вечеру довезу, – пообещал он, усаживая их в старенькую «копейку».

Транскавказская дорога была забита военными машинами, танками, бронетехникой. Водителя звали то ли Рамзаном, то ли Равшаном, Хаят-апай не расслышала. Он оказался молчуном, лишь изредка, объезжая колонны машин, что-то бурчал на своем языке. Соседка вообще не проронила ни слова, сидела в каком-то оцепенении, в ее глазах затаилась тревога. Дважды их останавливали военные, но, проверив документы лишь у водителя, пропускали дальше.

– Им я сказал, что едем до Самашек и что ты моя мать, а она – дочь, – объяснил он. – Дал по триста рублей, отпустили… – радостно сообщил он после очередной проверки.

– Сколько километров до Грозного? – спросила Хаят-апай, чтобы как-то прервать затянувшуюся паузу.

– Восемьдесят…

На перекрестке, где стрелка, написанная от руки, показывала направо, на Нестеровскую, а налево – на Самашки, водитель остановился напротив стоящих у обочины двух «шестерок», старых и разбитых, как сама дорога. Поговорив минут пять с земляками, он вернулся довольный.

– Сегодня нам повезло, – сообщил он радостно. – Федералы обменивают убитых… Повернем лучше на