Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 44

- Еще мокрая, - сказала Герда, подавая Хансу кофе, и ставя на стол чашки для Карлайла и Эйнара, который только что вышел из ванной с мокрыми до самых кончиков волосами.

- Это хорошо, - проговорил Ханс, глядя на картину с камелиями, - очень по-восточному. Это то, что им нравится в наши дни. Может быть, тебе стоит попробовать нарядить ее в расшитое кимоно?

- Я не хочу, чтобы она выглядела дешево, - ответила Герда.

- Не делай этого, - попросил Эйнар так тихо, что Герда не была уверена, слышали ли его остальные.

- Я не это имел в виду, - сказал Ханс.

      Он сидел в белом летнем костюме, скрестив ноги и постукивая по длинному столу пальцами. Карлайл расположился на бархатной тахте, а Эйнар - в кресле-качалке. Это был первый раз, когда все трое мужчин собрались вместе. Герда разглядывала своего брата, положившего ногу на бархатную подушку; своего мужа с мокрыми кончиками волос, и Ханса с его тонким горлом. Она чувствовала себя так, будто отличалась от каждого из них. Словно она придумывала для каждого из них свой ответ, и возможно, так оно и было. Герда задавалась вопросом, чувствовали ли они вообще, что знают ее? Возможно, она ошибалась, но ощущала, что каждый из них ждет от нее чего-то другого.

      Ханс уважал ее желания, оставаясь сосредоточенным на продаже ее работ. Были случаи, когда они оставались одни в задней комнате кабинета или в студии, пока отсутствовала Лили, и тогда Герда чувствовала на себе его взгляд. Но когда Ханс поворачивался к ней спиной, она не могла удержаться от того, чтобы не разглядывать его плечи и светлые волосы, спадающие на воротник. Она знала, чего желала, но заставила себя отбросить эту мысль.

«Нет, пока Эйнар еще …»

Герда чувствовала, как в груди смыкаются зажимы. Она хотела бы этих страстей, таких сердечных, от Лили. Но не сейчас, в студии, полной недоделанных портретов и заданий из журналов, ожидающих выполнения. Ее муж, слабый телом и смущенный разумом; ее брат, явившийся в Париж с заявлением «я пришел помочь»; и Ханс, барабанивший своими длинными пальцами по сосновой крышке своего длинного рабочего стола, ожидая, пока высохнет краска камелий; ожидая вторую чашку кофе; ожидая, пока Герда напишет картину с Лили в кимоно… Терпеливо ожидая, когда Герда сама упадет ему на руки.

***

Однажды вечером Герда вышла из коттеджа и отправилась в дорогу. Стояла жара. Тусклое солнце в туманном небе уменьшало блеск города. Бежевый облицовочный камень зданий казался мягким, как теплый сыр. Женщины вытирали пот на шеях платками.

В метро было еще жарче, перила стали липкими. Стоял только июнь, и Герда с Эйнаром собирались поехать в Ментон через несколько недель. Герда задавалась вопросом, сможет ли сделать это. «Этим летом что-то должно измениться», сказала себе Герда, но потом поезд поскреб по рельсам и остановился.

      Герда вышла на станции в Пасси, где воздух был прохладнее. Дул ветерок, чувствовался аромат стриженой лужайки и струек фонтана. Ей был слышен весенний стук теннисного мяча, приземляющегося на красную глину. Еще Герда услышала, как кто-то выбивает ковер.

      Жилой дом являлся бывшей виллой, построенной из желтого гранита и медной проволоки. Возле дома был небольшой полукруг, смазанный моторным маслом, и часы из розовых деревьев, зажатых в плотные помпоны. Входная дверь была сделана из стекла и железа. За ней располагалась терраса, дверь внутрь была открыта и задрапирована. Герда услышала женский смех, а за ним и мужской.

      Анна сняла квартиру на втором этаже дома. Три ночи она исполняла арию Кармен во Дворце Гарнье, а после выступления она ужинала холодным крабовым мясом у Прунье. В последнее время Анна начала говорить, что никогда не вернется в Копенгаген.

- Жизнь там слишком упорядочена для меня, - говорила она, прижимая руку к груди.

      Анна подошла к двери. Ее светлые волосы были плотно собраны в тугой узел на затылке. Кожа на горле, казалось, постоянно царапалась о коричневые линии, где лежали складки жира. На ее пальце было большое рубиновое коктейльное кольцо, похожее на взрывающуюся звезду. Анна сделала себе имя в оперном мире; худощавые молодые люди с глубоко посаженными глазами отправляли ей неуместно драгоценные камни, печенье с имбирной крошкой и карточки, подписанные неровным почерком.

      Маленькая гостиная была обустроена диваном с золотыми ножками и узорными гобеленами на подушках. В гостиной стояла тонкая ваза с тигровыми лилиями с живыми зелеными почками. Горничная в черном платье подала лимонад и анис. Высокий и странно одетый в темное пальто человек стоял за стулом.

- Это профессор Болк, - представила его Анна.

- Я догадалась, - ответила Герда, - вам не жарко?

- Профессор Альфред Болк, - он протянул руку, - по какой-то причине мне всегда немного холодно, - сказал он, слегка покачивая плечами в пальто. Его голубые глаза были темными и испещренными золотом, а намазанные маслом и зачесанные назад темно-русые волосы напоминали цвет качественной древесины. На профессоре был синий шелковый галстук с большим узлом и бриллиантовой булавкой. Свои визитные карточки он носил в серебряном футляре. Профессор приехал из Дрездена, где руководил муниципальной женской клиникой.

      Горничная подала кофе профессору Болку.

- Я не могу взять лимон, - объяснил он, поднимая бокал.

С веранды дул ветерок, и Герда села рядом с профессором на диване. Он вежливо улыбнулся, подняв плечи. Она предположила, что должна подождать, пока он заговорит, чтобы задать вопросы, но вдруг почувствовала потребность рассказать ему о Лили и Эйнаре.

- Это касается моего мужа, - начала она.

- Да, я знаю, что есть маленькая девушка по имени Лили.

Значит, профессор знал. Сначала Герда не знала, что сказать. Да, с чего ей начать? Неужели все началось в тот день, четыре года назад, когда она попросила Эйнара примерить обувь Анны? Или было что-то еще?

- Он убежден, что внутри него живет женщина, - сказала она.

Профессор Болк издал слабый звук всасывания воздуха между зубами, и быстро кивнул.

- И, честно говоря, - добавила Герда, - я тоже.

Она рассказала о платьях с короткими рукавами и ботинках с сенно-желтой подошвой и специально сшитом камзоле; она рассказала о поездках Эйнара в Бен-дю-Пон-Сольферино и о покупках в Бон-Марше на улице дю-Бак. Она говорила о Хенрике, Хансе и нескольких других мужчинах,