Тридцать один Ученик - Смеклоф Роман. Страница 43

К шару подошёл стражник и открыл неприметную дверцу. Я вздохнул.

— Давай, на этот раз получится, — подбодрил глава совета.

Пришлось лезть в шар. Не кидаться же в позорное бегство?

— Зачем туда забираться? — тараторил голем.

— Сейчас увидишь, — вздохнул я, оглядываясь.

За мной в шар втолкнули свинью, и дверца захлопнулась.

— Удачи! Порви её! Грозный оборотень! — закричали зрители, а шар закрутился.

Пришлось перебирать ногами, и не мне одному. Визжащая свинья тоже припустила, чтобы не упасть.

— Мы должны её съесть? — испугался голем.

На его невыразительной каменной роже впервые отразилось подобие страха, нос съехал к расширившимся глазам, а рот аж перекосило. Я не сдержался. Он ведь не дал поворковать с Оксаной под луной, имею право на маленькую, безобидную месть. Если не проучу, буду жалеть всю оставшуюся жизнь.

— Да. Ловим и жрём! Целиком, с копытами, иначе не выпустят! — прикололся я.

— Варварство! Отвратительно! — заверещал Евлампий. — Я этого так не оставлю! В имперском суде обо всём узнают.

— Ещё бы, — согласился я. — А пока за ногу хватай!

Шар крутился быстро, и все силы уходили на то, чтобы не свалиться.

— С ума сошёл? — запаниковал Евлампий. — Как я могу её схватить?

Нас понесло на зрителей, и оборотни, довольно гогоча оттолкнули шар к центру площадки. Тряхнуло так, что пришлось вцепиться в прутья. Свинья с визгом завалилась на бок. Мы вертелись через себя, качались вправо-влево, и кувыркались, как шишига в начале весны.

Зрители ревели, предвкушая самое занятное.

— Безумие! — причитал голем, болтаясь на цепочке.

Я вжался в прутья, а свинье не повезло. Ей хвататься нечем и не за что. Её болтало и волочило по шару, сбивая истошный визг.

— Буду жаловаться! — не сдавался Евлампий.

Я силился не закрывать глаза и таращиться в одну точку, но всё равно мутило.

— Последний обо всём узнает! Тринадцатый Тёмный Объединенный мир объявит вам войну! — в отчаянии пугал голем.

Я не разевал рот, пока шар не остановился. А когда открылась дверца и свинья с отчаянным воплем выскочила наружу, вывалился за ней.

Голова кружилась. Ноги не слушались, причем не только у меня. Судя по шатанью и подламыванию копыт, свинья чувствовала себя не лучше.

— Великая охота! — заорал отец и махнул рукой.

Я бесчестно обманул Евлампия. Лопать свинью живьём не обязательно. Главное поймать одуревшую животину, пока она не юркнула в загон в кустах. Но после такой болтанки, мы еле перебирали ногами. А когда двигались, нас мотало по-разному. Ее заносило вправо, а меня влево. Выставив руки, я на полусогнутых бросился наперерез. Первый шаг удался. На втором занесло, и я повалился рядом со свиньей, вопя во всё горло:

— Я оборотень! — и хватая её руками.

Свинья завизжала, забрыкалась и подскочила, но ноги запутались, и она полетела под меня. Я ринулся сверху, намертво вцепившись в свиные уши.

— Отохотись! — крикнул отец, вытирая слёзы.

Оборотни ревели, поддерживая животы. Тот самый страж, что открывал шар, подошёл ко мне и протянул руку:

— Жива кровинушка? — забеспокоился он.

Я поднялся, и затихшая свинья с громким хрюканьем унеслась в загон.

— Живее бекона, — подтвердил я, вызвав ещё один приступ хохота.

Отец подошёл и положил руку на плечо.

— Благодарствую, сынок, порадовал старика.

— Пустяки. Только теперь я вдвойне голоднее.

Мы вернулись к столу, и, пока я набивал желудок, возмущённый голем высказывал главе совета:

— Так поступить с собственным сыном, возмутительно? Бессмысленное варварство!

— Охота не бесполезна! — возразил отец. — Наоборот, нужна чтобы мы не забывали, как достаётся еда. Для нас, оборотней, это особенно важно. К тому же, весело!

— Весело? — взревел голем, подпрыгнув на плече. — Отвратительно и унизительно!

— У него чувства юмора нет, — зачавкал я второй порцией похлебки.

Которая, превышала всяческие похвалы. Раньше не обращал внимания, какие у нас талантливые повара.

— У меня присутствует юмор, в необходимом количестве, — возмутился Евлампий. — А проводить такие ритуалы, да еще на публике, дикость и отсталость.

Я махнул рукой, вытирая тарелку хлебом, охоту затеял отец, пусть сам расхлебывает последствия.

— Вы знаете, уважаемый Евлампий, чужие традиции надо чтить, — спрятав улыбку, посерьёзнел он. — В вашем мире, ради соблюдения ритуала, поедают себе подобных, и вы сами это подтвердили, но я же не обвиняю вас в каннибализме?

— Это всего лишь иллюзия! — возразил голем.

— Так ведь и охота — иллюзия! — отрезал отец.

Я закончил с тарелкой и раздумывал, не взяться ли за третью порцию.

Голем поднял маленькую каменную руку и собирался представить новый аргумент, но я поправил рубашку и, задев его воротником, свалил за пазуху.

— В зал славы до полдника заскочим? Оксане может помощь понадобится, — с надеждой уточнил я.

— Идём сейчас, — согласился отец. — Сам хочу посмотреть, что за магию она там творит.

Мы поднялись. Громко поблагодарили окружающих за сытную пищу и вышли из трапезной на воздух.

Вначале я подумал, что ошибся поворотом и зашёл в тупик. Темно, как ночью. Хотя нет, по ночам светлее. Горит негасимый костёр и полтысячи факелов. А нас обволакивала тьма. Густая, как кисель, и непроглядная, как чернила.

Не сговариваясь, мы одновременно произнесли:

— Колдовство! — и побежали к залу славы.

— Магическая атака! — заверещал голем и начал изменяться.

Не столкнувшись ни с одной живой душой, мы выскочили на площадь. Из пещеры за троном властелина лился свет, отбрасывая бледные тени на идолов.

— Как минимум один чародей, — комментировал Евлампий. — Уничтожает защитные барьеры!

Значит, она успела их поставить.

Мы вбежали в пещеру. Не видел её с детства. Над некоторыми вещами время не властно. Зал славы остался прежним. Грубо обработанный каменный туннель, через два десятка шагов обрывающийся вниз. Именно там, в котловине, хранился главный трофей войны с поглотителями магии. Только раньше я и не представлял насколько он ценен. Обычно на рог любовались сверху, но при желании можно спуститься вниз.