Дочь палача и Совет двенадцати - Пётч Оливер. Страница 19
– Прошу прощения, добрые братья. – Губы его скривились в улыбке, но глаза при этом оставались холодными, словно на свинцовое лицо нацепили маску. – Меня задержали дела. Треклятый вор из Пеля… обчистил церковь и не желал признаваться. Утверждал, что невиновен. – Мастер Ганс вытер руки о плащ, и Магдалене показалось, что ладони у него в засохшей крови. – Ну, как бы там ни было, – продолжил он тихо, – в конце концов сознаются все. Верно?
Он неожиданно повернул голову и посмотрел на Барбару. Лицо у нее сделалось таким же белым, как у мастера Ганса.
– А, здравствуй, Барбара, – прошептал палач, и губы его снова скривились в улыбке. – Хорошо, что нам вновь довелось встретиться. В прошлый раз обстоятельства были… не совсем благоприятные.
В тот же момент Барбара вскочила. Ее стул с грохотом опрокинулся, и она выбежала за дверь. Ее торопливые шаги затихли где-то в отдалении.
– Барбара, не делай глупостей! – закричала Магдалена. – Барбара!
Не дожидаясь, пока придет в себя Георг, она бросилась вслед за сестрой. Промчалась по общему залу, мимо гостей и напуганных служанок с кружками, и выбежала на вымерзшую улицу. Но Барбару нигде не было видно – должно быть, она уже свернула в какой-нибудь из тесных проулков. Магдалена плотнее закуталась в плащ и с тяжелым сердцем отправилась на поиски.
В душе нарастал парализующий страх, что она больше не увидит свою сестру.
Мастер Ганс вернулся в жизнь Барбары. [3]
В это самое время Симон открывал для себя мир совершенно противоположный.
Он прогуливался по широкой мощеной улице. По обе стороны тянулись высокие фахверковые дома, пестрые жестяные таблички над тавернами привлекали гостей, вдоль мостовой, как жемчужины на нитке, выстроились повозки и кареты. Движение то и дело стопорилось, извозчики бранились и размахивали кнутами. Уличные мальчишки подбирали конские яблоки, пробегая при этом в опасной близости от храпящих тяжеловозов.
Симон закрыл глаза и принюхался. В самом Мюнхене тоже стояла вонь, но, в отличие от Ау, здесь эта вонь казалась… более изысканной. Здесь пахло жарким с редкими пряностями и пролитым вином, замерзшим посреди улицы. Свежей кровью тянуло из лавки мясника и дорогим светильным маслом – из мещанских домов. Пахли смолой недавно срубленные сосны, доставляемые на повозках по многочисленным стройкам. Отовсюду неслись крики и шум, и в гуще голосов наряду с баварским Симон то и дело выхватывал фразы на итальянском и даже французском.
На площади по правую руку разместился небольшой рынок, и там, помимо всего прочего, продавались также ароматные травы. Фронвизер улыбнулся. Здесь наверняка найдутся и его любимые кофейные зерна. В Шонгау их обычно привозили торговцы из Аугсбурга, но все его запасы уже иссякли. В Мюнхене, наверное, можно найти все, чего только душа пожелает. Этот город был самым грандиозным местом, в котором ему довелось побывать. Поселиться здесь…
– Дурак, уйди с дороги!
Прямо на него с грохотом неслась карета с синим пологом. Симон только сейчас заметил, что вышел на самую середину улицы. В последний момент он успел отскочить в сторону, обляпавшись при этом грязью. Извозчик сердито погрозил ему кулаком.
– Про… прошу прощения, – пробормотал Симон, хотя тот вряд ли услышал бы его.
Несмотря на холод, лекарь чувствовал себя словно закутанным в одеяло. Возможно, что причина была в двух кружках вина, выпитых недавно в одном из трактиров. Ему ведь нужно было как-то скоротать время. С самого утра Симон пришел в Мюнхен и расспросил множество людей в поисках нужной улицы. В конце концов кто-то объяснил ему, где живет прославленный доктор Малахия Гайгер. И вот он в очередной раз проговаривал про себя речь, в которой намеревался представиться доктору.
Приветствую вас, почтенный коллега. Я лекарь Симон Фронвизер из Шонгау. Мне бы хотелось поделиться с вами кое-какими наблюдениями, которые, как я полагаю, могут вас заинтересовать. Если б вы уделили мне…
Симон покачал головой. От «почтенного коллеги» в начале лучше, наверное, отказаться. Назвать себя коллегой доктора Малахии Гайгера, пожалуй, было бы слишком самонадеянно. Семейство Гайгеров принадлежало к самым почитаемым династиям в Баварии, в их число входили даже дворяне. Гайгеры лечили королей и курфюрстов, учились в Париже или Падуе, и некоторые их труды уже стали эталонами медицинской литературы, в особенности «Правила предосторожности против чумы» Малахии Гайгера, которые Симон перечитал уже раз десять. Именно так у него и родилась идея рассказать Гайгеру о собственном трактате и попросить его о помощи в публикации.
Теперь, когда он наконец-то оказался в Мюнхене, эта идея казалась ему возмутительной и просто-напросто глупой.
Тем не менее утром Симон разыскал дом Гайгера – внушительное фахверковое строение на Зендлингской улице, одной из главных улиц Мюнхена. Но Гайгера не оказалось дома, и Симону предложили вернуться ближе к полудню. В итоге он выбрал трактир поприличнее и за кружкой вина с сыром и хлебом принялся вносить бесконечные правки в свою работу. Исправлений было уже столько, что Фронвизер с трудом разбирал собственные записи.
Зажав под мышкой свернутые страницы, он вернулся к дому Гайгера, во второй раз поднялся по ступеням и осторожно постучал в дверь. Спустя некоторое время ему открыл молодой человек в пенсне и белой кружевной рубашке.
– Что вам угодно? – с явным нетерпением спросил юноша. В руке он держал наполненную наполовину колбу для мочи. – Если вы из посыльных, то будьте добры постучать в заднюю дверь.
Симон подавил в себе возмущение. Разве можно было принять его за посыльного? Он надел по случаю сегодняшнего визита новый жилет и вытряхнул пыль из шляпы! Что возомнил о себе этот юнец?
– Я уже приходил сегодня утром. Мне хотелось бы увидеться с доктором Гайгером, – с прохладой в голосе ответил Симон. – Меня просили заглянуть ближе к полудню.
– По какому вопросу? – резко спросил юноша.
– Я предпочел бы сказать об этом доктору лично. Мы с ним коллеги.
Юнец оглядел наряд Симона, вновь запыленный и забрызганный грязью. Губы его скривились в пренебрежительной улыбке.
– Коллеги, значит, – произнес он насмешливо. – В таком случае мы с вами тоже коллеги. Я ассистент Гайгера. И потому могу сказать вам, что у доктора, к сожалению, нет времени. У него на осмотре придворная дама, – он приподнял и встряхнул колбу с мочой. – Слабая муть указывает на камни, подлежащие удалению.
Симон взмахнул ладонью над колбой и принюхался.
– Хм… резкий запах свидетельствует скорее о воспалении мочевого пузыря. Возможно, вам следовало бы…
– Я не намерен обсуждать тут с вами мочу почтенной дамы, – перебил его ассистент; в глазах его читалось легкое сомнение. – Если вам нужен доктор, приходите в другой раз.
Но так просто Симон сдаваться не собирался.
– А когда будет удобнее? – спросил он. – У меня важное…
– В другой раз. Всего хорошего.
Ассистент так резко захлопнул дверь, что Фронвизер даже возразить не успел. Он уже занес кулак и хотел вновь постучаться, но передумал и спустился по лестнице. Его трясло от злости. Этот заносчивый юнец был на порядок моложе, а обращался с ним как с бродячим цирюльником! Что ж, вероятно, у него были богатые и влиятельные родители и они обеспечили ему это место. И теперь он мог полоскать колбы для мочи и тешить свое самолюбие ошибочными диагнозами… Симон тихо вздохнул. Наверное, зря он назвался перед этим юнцом коллегой. У него появилось предчувствие, что теперь добиться встречи с Гайгером будет куда сложнее.
Погруженный в раздумья, лекарь шагал по Зендлингской улице к приходской церкви, называемой Старым Петром. Надо же было так сглупить! Хотя, возможно, его записи и не стоили того, чтобы приставать с ними к прославленному врачевателю… Так или иначе, сегодня было уже поздно. Следовало поскорее возвращаться в Ау, иначе они с Магдаленой рассорятся окончательно.