Помолвка с чужой судьбой - Островская Екатерина. Страница 8

– А жена его?

Котомкин сделал печальное лицо, развел руками и произнес с грустью:

– А жена его не выдержала всего этого и выбросилась из окна. Возвращалась, очевидно, домой. Остановилась на лестничной площадке рядом со своей квартирой, домой идти сил уже не было, смотрела вниз, а потом открыла окошко – и выбросилась. На четвертом месяце была…

– Ужас какой! – прошептала Вероника.

– Это не ужас, – вздохнул врач, – это обычная жизнь простого народа. Я все это доподлинно от нашего главного знаю. Находился у него в кабинете, когда ему сообщили. Он мгновенно в камень превратился. Я быстренько к себе в кабинет за коньячком сбегал – в таких делах лучшего лекарства нет. А главный наш – вы же видели, здоровенный мужик, сидит молча, только слезы по щекам катятся. Вот как близко к сердцу чужую беду принял. А вы говорите, что врачи привыкают к чужому горю!

– Вероника Сергеевна ничего подобного не говорила, – возразил Перумов.

– Ну и что теперь Алексей Иванович? – спросила Вероника.

– Пришел в себя, разумеется. Он такое в плену прошел – закаленный жестокостью жизни человек. Теперь живет, другим помогает. Не женился, родителей похоронил, по виду вполне обычный и приветливый человек. А если верить нашему главврачу, то Алексей Иванович с несчастной женой своей общается. И даже говорит, что Анечка теперь успокоилась и у нее там все хорошо.

Доктор Котомкин замолчал, вздохнул и понизил голос:

– Только вы уж не проговоритесь нашему главному, что я таким болтливым оказался. За мной это водится, конечно, но обычно я сдержанный…

Вероника опустилась на стул, на котором до этого сидел Котомкин, осторожно погладила мужа по волосам поверх перевязанного лба, потом взяла в руку его ладонь. Ладонь была тяжелой и безвольной. Наклонилась и поцеловала Ракитина в щеку.

– Все будет хорошо, – шепнула она, – поправляйся.

Врач Котомкин подошел к дверям.

– Сейчас шесть вечера, – сказал он, – сейчас у ментов за дверью смена будет. Другого охранника пришлют.

Перумов хлопнул себя по лбу.

– Совсем забыл!

Он достал из кармана бумажник, вынул из него несколько купюр и вышел из палаты вместе с врачом.

– Ты меня слышишь? – шепнула Вероника мужу. – Можешь не отвечать. Просто моргни, если слышишь меня и понимаешь. Я тебя очень люблю и буду любить вечно. Никто мне не нужен, кроме тебя.

Вернулся Перумов.

– Пять тысяч дал охраннику и проинструктировал его. Парень сказал, что снова попросится сюда на суточное дежурство, чтобы с кем-нибудь посменно здесь сидеть. Пообещал позвать такого же неболтливого напарника, чтобы с ним подменно сутки через сутки. Вот только у него из спецсредств только газовый баллончик, резиновая дубинка и четырехзарядная травматика «Оса». А чего из такого, прости господи, пистолетика сделаешь? Он бесствольный, и прицельной стрельбы не получится.

– Так вы думаете, что кто-то будет на нас нападать?

– Нет, конечно. Это я просто так сказал. А еще я у Котомкина узнал фамилию легендарного Алексея Ивановича – Светляков. Я нем, кстати, прежде тоже слышал, как о хорошем эксперте в особо сложных случаях. А еще Котомкин сообщил, что Светляков сегодня подъедет сюда к семи вечера. Его этот случай заинтересовал.

– Просто они почувствовали, что тут можно денег урвать, вот и изображают заботливых специалистов, – предположила Вероника. – Надеюсь, что этот психотерапевт Светляков совсем другой.

– Дождемся и посмотрим, – сказал Перумов.

Ждать пришлось недолго. За это время адвокат распорядился, чтобы им в палату принесли ужин, а потому, когда дверь отворилась, Вероника с Перумовым подумали, что сейчас въедет тележка с едой. Но вошел мужчина в белом врачебном халате. Очень тихо поздоровался, тут же халат снял и повесил на крючок у двери. Под халатом оказался серый, весьма скромный костюм.

– Я Алексей Иванович Светляков, – представился мужчина и, приблизившись к лежащему с закрытыми глазами Ракитину, повторил чуть громче: – Светляков.

– Он вряд ли слышит, – заметила Вероника. – Утром он отвечал на вопросы, но представлялся другим человеком.

Алексей Иванович склонился над кроватью и тут же выпрямился и повернулся к девушке.

– Мне кажется, он все слышит и понимает, но только нас с вами слышит и понимает совсем другой человек – тот, что с вами разговаривал.

Он шагнул к Веронике.

– Так кем он представляется?

– Подполковником царской армии.

– Согласно табели о рангах российской империи подполковник – это чин седьмого класса, если я правильно помню. А следовательно, обращаться к нему следует «Ваше высокоблагородие». Но мы попробуем вернуть его к реальной действительности, не разговаривая с посторонним человеком.

Он снова обернулся к Ракитину, громко и немного растягивая слова произнес:

– Николай Николаевич, к вам посетители. Вы примете их или сначала с женой хотите поговорить?

Ракитин не пошевелился и не ответил.

Светляков обернулся к Веронике, а потом так же громко, но уже сменив интонацию, приказал:

– Ваше высокоблагородие, доложите, где вы сейчас находитесь!

– Беседую с хорунжием Селивановым, который командует приданном полку полуэскадроном. Хорунжий уверен, что мы можем обойти высоту и атаковать вражескую батарею в конном строю. Я соглашаюсь: внезапная атака имеет все основания для успеха. У нас более полусотни сабель, и казакам надоело, что по ним уже сутки лупит артиллерия… Мы атакуем, мы на позициях батареи, рубим в капусту орудийную прислугу… Потерь нет… По нам бьет скрытая рощей батарея полевых пушек… Первые снаряды попадают в пленных австрияков, их трупы разбросаны, мы уходим на лошадях и… Я тяжело ранен… Лежу и вижу рядом с собой мертвую голову коня и убитого хорунжия Селиванова…

– Вы можете вспомнить, что было с вами дальше?

Ракитин думал долго, но наконец ответил:

– Плен, госпиталь, побег из плена с генералом Корниловым, дядя представил меня императору…

– Кто ваш дядя?

– Князь Александр Сергеевич Лукомский, генерал-квартирмейстер ставки верховного главнокомандующего.

– Вы знакомы с Николаем Николаевичем Ракитиным?

– Незнаком. Но Ракитины – наши соседи по смоленскому имению. Николая Николаевича я не знаю.

Светляков опять повернулся к взволнованной Веронике:

– Пусть немного передохнет. А потом начнем с ним работать. Но вы узнали его голос?

– Не совсем. То есть тембр вроде его, но он иначе произносит слова.

– Я то же самое считаю, – подключился Перумов. – А вообще я поражен: не мог даже представить, что такое вообще возможно! Как так, человек из двадцать первого века называет фамилии и должности людей, никому теперь не известных и живших сто лет назад! Это выше моего понимания.

– На свете, брат Горацио, есть многое такое, что и не снилось нашим мудрецам, – ответил Алексей Иванович и снова начал рассматривать Веронику.

– Он и со мной так же разговаривал, представлялся тем же самым подполковником Лукомским, а до того говорил с врачом, так же не приходя в сознание и не понимая, кто он на самом деле, – начала рассказывать она. – Вы можете помочь вернуть его? А то мне не по себе. Если честно, то мне даже страшно.

– Не надо бояться, – сделал попытку успокоить ее Алексей Иванович. – Он жив, здоров, просто сейчас где-то далеко. Возможно, находится в более прекрасном времени, где есть и вы тоже, возможно, поэтому он и не спешит возвращаться в наше настоящее. Но у меня были случаи и более сложные. Так что не надо отчаиваться, а то на вас лица нет.

– Так вы поможете ему вернуться?

Светляков кивнул и задумался.

– Но задача ведь не только в этом, – наконец произнес он. – Я понял поставленную передо мной задачу так, что вашего мужа нужно вернуть, а кроме того, не травмируя его психики, узнать о событиях минувшей ночи, чтобы обеспечить ему алиби.

Девушка кивнула и после некоторой паузы негромко произнесла:

– Да.

– Тогда еще вопрос к вам. Но если то, что вы узнаете, лишь подтвердит его виновность, готовы вы это принять?