Золотая рыбка в мутной воде (СИ) - Торрентон Билли-Боб. Страница 22

— И как вы это объясните… Таннер?

Хм, считать ли хорошим знаком то, что он готов называть меня этим именем и дальше? Ну, не знаю. Хотя… Рискнем.

— Ваша светлость, можно сначала задать вам один вопрос?

— Задавайте.

— Кем вы меня считаете? Именно вы.

— Это имеет значение?

— Для меня — да. И для вас, думаю, тоже.

— Для меня? — он смотрит на меня с явным недоумением.

— Естественно. От этого зависит, что именно вы хотите от меня услышать. И насколько готовы услышать то, что я могу вам сказать. Точнее, что вы услышите в моих словах.

— Ну… — тянет Урмарен, глядя на меня со странной задумчивостью, — попробую сформулировать.

— Я весь внимание.

— Не сомневаюсь, — хмыкает он. — Ладно. В принципе, странности, водящиеся за вами, сами по себе, точнее, каждая по отдельности, на что-то из ряда вон выходящее не тянут. Но вот в сумме… Итак, что имеем, если не принимать в расчет недоразумение с именем и документами? Молодой, здоровый мужчина. Одет, как наемник или охотник. При этом постучались вы к Барену, не имея ни оружия, ни коня, хотя деньги у вас были и на одно, и на другое. Впрочем, я не согласен с Хальдом в том, что нож — не оружие. Далее. Речь и манеры. В этом вы на наемника из числа бывших вояк или тех же охотников похожи еще меньше. Вы явно получили хорошее образование, да и воспитание тоже. С другой стороны… Возможно, служили в регулярной армии. Хотя еще вопрос — в какой именно. Однако навыки обращения с оружием и наличие боевого опыта — несомненно имеются. Теперь о вашей везучести. После того, как вы себя показали в стычках с… э… бандитами, я склонен верить, что вы могли в одиночку проделать путь от Сонейты до логова нашего друга Медведя. Ваша внешность. Ничего особенного в ней нет, замечу лишь, что вы без труда сойдете за уроженца Лариньи или Сентеры, или любой другой северной провинции… особенно в столице, а также срединных или южных землях империи. Вы можете быть лишенным наследства сыном какого-нибудь аристократа, просто младшим сыном в большой и небогатой дворянской семье или даже бастардом. Вариант с лишением дворянства за уголовные или антигосударственные преступления отпадает сразу — таких, с позволения сказать, граждан я знаю не то что поименно — в лицо. Впрочем, дворяне, лишенные наследства за иные проступки, преимущественно нравственного толка, тоже все наперечет. Как в империи, так в дружественных государствах. И насчет бастарда я в большом сомнении — опять же, либо такой человек не получит достойного воспитания, либо будет достаточно известен и устроен в жизни, чтобы оказаться в такой глуши. Что касается младшего сына из бедной дворянской семьи — опять же, слишком мало шансов на то, что из него вышли бы вы — особенно, если учесть, что карьеру, скорее всего, пришлось бы делать по военной линии или среди чиновной братии. А это очень заметно сказалось бы на поведении, привычках и манере выражаться. Есть еще один вариант, но он лишь сейчас пришел мне в голову, и его еще предстоит проверить… Итак, что я о вас уже наговорил? Возможно, дворянин. Возможно, служили в армии. Теперь что касается вашего исхода из Лариньи. Что это за история о наследстве, которую вы скормили Хальду? Я в восхищении. Если бы не имел привычки все проверять, то легко бы поверил, что это правда. Вот только как быть с тем, что вас в Ларинье никто не видел? Нынешние владельцы хутора Таннерох, наверное, могли бы признать в вас если не Шая Таннера, то хотя бы его внебрачного сына. Особенно, если бы вы им заплатили и не претендовали бы на хутор. Ладно, допустим, вы все это сделали — заплатили родственникам, назвались иначе, но возникают другие вопросы — кто тогда ваша мать, где вы родились — ведь это случилось еще до войны — и где вы были все это время? Ведь эти, так сказать, ваши родственники даже за большие деньги не рискнут сказать, что вы все эти годы прятались у них на хуторе. Кстати, а сколько вам лет?

Хочется пожать плечами, но я почему-то отвечаю:

— Тридцать один, — число мне это нравится, что ли? Я ведь вроде не помню своего точного возраста.

— Вот, — хихикает Урмарен. — Тридцать один год вы где-то очень умело прятались. А теперь давайте порассуждаем о том, можете ли вы быть аркайским шпионом или диверсантом.

— А что — могу? — наверное, стоило промолчать. Граф как-то нехорошо щурится и выдает:

— Можете. Только для этого вам понадобится все ваше везение. Включая ту его часть, что вы уже потратили.

— Простите?

— Самый короткий путь из Аркая лежит через Ларинью, — говорит граф, внимательно глядя на меня. — И, по идее, шпионы и диверсанты с севера должны идти по нему чуть ли не толпами. Так в империи думают многие, и, чем дальше от границы, тем больше таких умников. Но! Самый короткий — не значит, что самый легкий. Все дороги через Сартанский перевал, по которому нынче проходит граница между двумя империями, закрыты уже семнадцать лет. Ими не пользуются ни торговцы, ни дипломаты, ни жители приграничья. Да и какие жители? По обе стороны перевала там на десятки тиг никто не живет. А раз по ним никто не ездит, то их никто и не ремонтирует. Тем более, что после сильного землетрясения, имевшего место восемь лет назад, от тех дорог почти ничего не осталось. Как и от троп, которыми прежде пользовались пастухи и контрабандисты. Более-менее пригодна для передвижения лишь одна дорога — та, что идет от Лигерана к Лариниру, но и ей пользуются только пограничные патрули, да и она, по донесениям тех же пограничников, на некоторых участках, проложенных по скальным карнизам, почти полностью обрушилась. То есть, и в лоб, имея легальный статус, преодолеть перевал без риска для жизни невозможно. При этом и очень талантливый агент обязательно засветится и его будут вести от границы и… обратно до границы, если повезет. А путь по горам в обход даже такой дороги, хотя и сохранит его тайну, будет очень сильно смахивать на крайне извращенную форму самоубийства. Опуская массу не подлежащих разглашению подробностей, готов вас заверить, что будь вы аркайцем, вам бы не хватило всей вашей удачи, даже будь ее у вас вдвое больше, чтобы дойти до этой комнаты через Ларинью. Дойти живым и в здравом рассудке, разумеется.

— Честно говоря, я не очень понимаю, к чему вы это рассказываете, — честно говорю я. Граф, что, доказывает мне, что я не могу быть тем, за кого я и сам не хочу быть принятым?

— К тому, что не быть вам сегодня аркайским шпионом, если до вас еще не дошло. В вашей легенде для подобного приговора слишком много нестыковок. То, что я вам рассказал — лишь малая часть этих "почему". Но кто вы и что здесь делаете — для меня по-прежнему загадка, — отвечает Урмарен, пристально глядя мне в глаза.

— Тогда попробуйте принять как данность, ваша светлость, что мне на Змеином тракте чем-то тяжелым отшибло память, — предлагаю я. — Начисто. Я не помню, кто я, а до кучи — откуда шел и куда, а главное — чего ради. Остались только навыки, которые вас так впечатлили, и обезличенные знания. Вполне возможно, я действительно никогда не был в Ларинье. А имя Таннера использовал лишь потому, что оно было написано на бумажке, которую нашел в кармане. Видимо, я должен был найти этого человека или, наоборот, выполнить его поручение. Или это имя и вовсе должно было послужить чем-то вроде пароля. Не знаю, но как-то ведь надо было назваться.

— Полагаете, это снимет все вопросы? — на лице графа возникает неожиданно грустная улыбка.

— Нет, но позволит идти дальше.

— Полагаете? Почему же?

— Потому что мы можем быть друг другу полезны.

— Пожалуй… — после некоторого раздумья соглашается Урмарен. Интересно, что за мысли крутились у него в голове, пока он молчал? Но, видимо, граф считает, что может вернуться к ним позже, ибо он совершенно иным тоном спрашивает:

— Кстати, кто-нибудь видел, как вы шли сюда?

— По-моему, нет, — отвечаю я. — Барон Фогерен приказал нам отдыхать, что мои напарники и делают. И поскольку полагают себя здесь в полной безопасности, то спят. Телохранители маркизы, полагаю, тоже. Из… местных… никого не заметил. Отсутствую я пока что не слишком долго. В крайнем случае, вполне можно свести дело к какому-то личному интересу Ладера. Например, его заинтересовал какой-нибудь из боевых приемов…