Звезда Нибелии (СИ) - Арлейт Ива. Страница 58

Юте было неловко, она не знала, как смотреть Леде в глаза. Но и уйти после приглашения тоже не могла. Она примостилась на самом краю табуретки, как провинившаяся школьница. Леда присела за стол напротив. Она не смотрела на Юту и не казалась злой – только печальной.

- Ты не найдешь Корта в Утегате, – сказала Леда, рассматривая свои, красивой формы, но все в мозолях, руки.

- Он ушел в горы? – осторожно спросила Юта. Она могла бы поискать его там, все равно сил и дальше оттягивать разговор не было.

- Он … ушел в пустыню.

- Когда он вернется?

- Может, через неделю. Может, через месяц. А может, никогда. Я не знаю.

На минуту Юта оторопела, сердце запрыгало невпопад.

- Что значит: ты не знаешь?

Леда пожала плечами.

- Ровно то, что я сказала. – Она вздохнула и с явным усилием заставила себя продолжить. – Время от времени он просто уходит в пустыню вместе с Утагиру, никому ничего не сказав. И пропадает там днями, иногда неделями. Никто не знает, где он, что делает, и когда вернется.

Юта потрясенно молчала. Почему-то это совершенно не вязалось с образом Корта, который жил в ее голове: он был слишком ответственным и уравновешенным, чтобы вытворить что-то подобное. И все же факт оставался фактом. Если Леда сказала, что Корт способен на такое, значит, так и есть, ведь Леда знает его куда лучше Юты.

Леда водила смуглым пальцем по холодящему кожу каменному столу. Ее всегда такой живой взгляд бессмысленно скользил по столешнице, а голос звучал глухо и отстраненно.

- Корт не такой, как все мы. Он долгое время выживал один в пустыне, общаясь лишь с богами. Совсем как первые изгои, впервые покинувшие Город-за-Стеной. Его отметил сам Руг, так что Корт не обычный человек. Есть какая-то его часть, которую я не понимаю, и это меня пугает.

Леда все еще не смотрела на Юту. И та гадала, было ли причиной то, что она была противна Леде, или же та сейчас не замечала вообще ничего вокруг. Почему Леда рассказывает все это ей? А может, ей все равно с кем говорить? При взгляде на девушку можно было усомниться в том, понимает ли она, кто находится перед ней.

– И как часто он это делает?

– Раз, иногда два в год.

– Ты не пыталась с ним поговорить? – осторожно спросила Юта.

– Нет. – Леда покачала головой. – Эта его часть принадлежит Ругу. И так останется всегда. Я знаю, что в Корте есть что-то, что никогда не будет принадлежать мне.

Юта смотрела на Леду так, будто видела впервые. Она всегда считала ее сильной и мудрой. Не той бытовой мудростью, которую часто приписывают женщинам – хорошим хозяйкам и женам. А той, которая дается человеку с рождения, а с годами лишь полируется и обретает зрелость. Той, которая даруется богами лишь немногим, с тем, чтобы эти люди могли прозревать смысл их деяний и видеть сокрытые от других пути.

Но сейчас Юта впервые поняла, что эта мудрость заключается не только и не столько в том, чтобы говорить возвышенные слова и действовать, рассчитывая наперед. Она состоит в том, чтобы уметь ждать и терпеть. Распознавать то, что можешь изменить, и что – нет. И в том, чтобы смириться с тем, что изменить не можешь.

Юта почувствовала себя глупой и наивной рядом с этой женщиной.

- Прости, – вымолвила она.

- За что? – удивилась Леда, но даже это удивление было каким-то приглушенным, будто девушка играла роль, в которую на самом деле не верила.

- За причиненные вам с Кортом неудобства. Тебе, – неуклюже поправилась Юта.

Леда медленно кивнула, но не торопилась принимать извинения. И Юта подумала, что их с Кортом действия, должно быть, действительно задели ее. Во всяком случае, им стоило брать в расчет, что Леда была атлургом и видела вещи иначе, нежели они.

- В том, что произошло, нет твоей вины. Я помню, каким потерянным был Корт, когда только попал в подземный город. И он единственный здесь, кто может понять твои чувства. К тому же, ты спасла его жизнь.

Леда посмотрела Юте в глаза. На ее губах промелькнула тень улыбки. Юта видела, что она хотела улыбнуться, у нее просто не получилось.

- Извини еще раз за беспокойство, – повторила Юта, поднимаясь.

В эти слова она хотела вложить извинение не только за сегодняшнее вторжение и за ту ночь, которую провела с Кортом, и о которой стало известно всему Утегату.

Она пыталась извиниться за что-то большее. Может, за то, что так внезапно ворвалась в их жизнь. Или за то, что сама того не замечая стала частью жизни Корта, вырвав эту часть у Леды. За то, что значила для Корта так много, что он скорее готов был рискнуть своей жизнью, чем её?

Или же за то, что всколыхнула в нем что-то, дремавшее годами. И теперь, когда эта его часть снова вышла на поверхность, для него уже не было пути назад.

Юта ушла, так и не узнав, поняла ли Леда, за что она извинялась.

Тряпичный полог хлопнул, и чересчур громкие для песчаного города шаги Юты стихли вдалеке. Леда продолжала сидеть. Она не злилась на Юту – нет. Но, может быть, только потому, что у нее не осталось на это сил.

Она вспоминала, как впервые увидела Корта, когда он только пришел в Утегат. Слух о том, что в поселении появился изгой, за несколько часов разлетелась по городу. Половина народа пришла посмотреть на «ругата».

Леда хорошо помнила, как протискивалась через спины столпившихся людей, чтобы тоже совершить агнури – ритуал преклонения. Атлурги подходили к Корту на расстояние вытянутой руки, но никто не прикасался, будто на его коже до сих пор горело прикосновение бога. Они опускались на колени и, прочертив в воздухе круг рукой, делали движение, как будто отталкивали что-то от своего лица, раскрывая ладонь от себя. Суеверный жест, означающий почтение и подчинение воле Руга.

Но когда Леда вышла из-за спин и увидела лицо Корта, то замерла на месте, не в силах сделать то, что требовалось.

Его волосы были черными, как антрацит, который народ иногда находил в горах. Его лицо было темным, как стены пещеры, с неровными белыми пятнами там, где его кожа обгорала на солнце, слезая вновь и вновь. Он был грязным, в лохмотьях, спутавшиеся волосы пыльной паутиной падали на лицо. Но то, что поразило Леду до глубины души – были его глаза. Цвета, который она никогда не видела прежде и не могла описать, кроме того, что такого цвета должны были быть глаза самого Куду – бессмертного и милосердного бога воды, даровавшего народу жизнь.

Изгой сидел в углу Зала Кутх, прислонившись худыми лопатками к стене. Пальцы его правой руки были погружены в густую шерсть на загривке саграла, который сидел перед человеком, чуть ощерив острые зубы, отгораживая его от остальных людей в помещении. И было в позе человека что-то неуловимо напоминающее позу зверя, сидящего рядом.

Изгой смотрел на окруживших его людей затравленно, но в то же время с вызовом, готовый к драке. В его удивительных глазах сплелись испуг, злость и безумная надежда. А еще железная воля и твердая, как гранит, уверенность в том, что он выживет и сейчас, что бы ни случилось. Это были глаза, которые могли бы принадлежать сыну Куду и Руга, если бы два абсолютно противоположных божества могли произвести на свет ребенка.

Тогда Леда и поняла, что не позволит ничему случиться с этим человеком. Что встанет за него перед Кангом и всем народом, если понадобится. Будет защищать и оберегать его и даже примет на себя гнев народа и самих богов.

Леда вздохнула и принялась в двадцатый раз за последние три дня натирать горшки песком, несмотря на то, что они и без того блестели, отполированные до такого состояния, что в них можно было смотреться, как в зеркало.

Леда знала, что ей остается только ждать и надеяться. И это было нормально. С Кортом всегда было так: она всегда ждала его, даже когда он был рядом; и всегда продолжала надеяться, даже когда он говорил ей «да».

У нее всегда было ощущение, будто он ускользает от нее. Но за все годы, проведенные вместе, только сейчас она чувствовала, что может по-настоящему его потерять.