Бесконечность любви, бесконечность печали - Батракова Наталья Николаевна. Страница 102

Тем не менее о Гаркалиной-Лежнивец следовало срочно узнать побольше. Стоило задаться такой целью, как буквально на следу­ющий день встретила эту женщину у палаты Ладышева!

«Любопытно, какие отношения их могут связывать спустя столько лет? Да еще после того, как Валерия Петровна обвинила во всех грехах Ладышева-младшего... А вдруг сердце Ладышева занято вовсе не журналисткой?» - пыталась она сложить паззл, но безответных вопросов стало только больше.

Впрочем, как и проблем. Вскоре Балай поняла: рано порадова­лась тому, что ее фамилия не упомянута в материале Проскури­ной. Лучше бы она вообще не встречалась с ней спустя столько лет! Того и гляди, ее роль в тех событиях вылезет наружу. Меди­цинский мир вовсю обсуждал статью о профессоре. Вспоминали о травле Ладышева-старшего, о неком списке противников, о талантливом сыне, которого по сути выбросили из системы. Не за­были и гинеколога, которой удалось выйти сухой из воды.

А ведь фактически, если бы не Балай, не всплыла бы та давняя история, за которую многим теперь ох как стыдно! Например, бывшему научному руководителю молодого хирурга. Он-то и об­молвился: сын профессора и врач-гинеколог встречались и даже собирались пожениться, но как только все произошло, та сразу вышла замуж за другого.

Какая ушлая дамочка! Логически сопоставив то немногое, что уже узнала о Лежнивец и что помнила из ее прошлого, Балай сразу наткнулась на нестыковки. Например, когда велось рассле­дование, та имела срок беременности, совсем не совпадавший с датой брака. Людмила Семеновна тогда сразу просекла это опыт­ным глазом. Но на то у новобрачных могли быть свои резоны, ее не касавшиеся. Сейчас же эта тема высветилась перед ней в дру­гом ракурсе: а вдруг Лежнивец тогда была беременна от Лады- шева-младшего и скрыла сей факт от законного супруга? Прелю­бопытно будет выяснить. И где ребеночек? Родила ли? В личном деле значится лишь рожденная до брака дочь.

«Хитра, стерва, - отдала должное Лежнивец Балай. - Осторожна, умна, ни с кем дружбы не водит, не сближается. Не удивительно, что ее участие в той истории фактически никому не ведомо. Вы­шла замуж, сменила фамилию, место работы... И за своего мини­стра выскочила практически сразу после злополучной операции, сопоставляла она даты из личного дела Лежнивец и усмехалась.

Сложно поверить, что встретила она его в тот же день, выйдя из операционной... Значит, и Ладышев, и будущий супруг какое-то время существовали в ее жизни одновременно, и отцом ребенка мог быть как один, так и другой. Не зря ведь научный руководи­тель Ладышева-младшего до последнего считал ее невестой свое­го ученика... Что же получается?»

А получалось, что чаша весов с предположениями об отцовстве склонялась в пользу молодого хирурга. Но что же могло произой­ти с младенцем? Умер при родах? Вряд ли. Для врача-гинеколога, на стороне которого не только коллеги, но и собственный опыт, такое маловероятно. Патология, халатность медперсонала? Тоже странно...

Чем больше размышляла Людмила Семеновна, тем ближе к истине были ее предположения.

Как поступит женщина, которая забеременела не от мужа, но хочет сохранить семью?

Естествен­но, втайне сделает аборт, чтобы все было шито-крыто. А если для аборта уже упущен срок? Или если сам акт беременности поспо­собствовал благоприятному разрешению дела? Тогда женщина дождется родов и уже потом попробует решить проблему.

Сложно объяснить, почему Балай сразу уловила, что в истории беременности и родов Гаркалиной сокрыта тайна. Возможно, по­тому, что сама на ее месте поступила бы точно так же. По каким-то одной ей ведомым знакам Людмила Семеновна поняла: ищи, там спрятано нечто важное, и оно послужит тебе оружием. Зачем ей это оружие, она слабо представляла, но опасность, исходящую от Лежнивец, чувствовала четко: слишком много вдруг стало этой женщины.

Людмила Семеновна продолжила собирать информацию. Здесь очень кстати пришлось то обстоятельство, что секретарем в боль­нице у Лежнивец работал свой человечек - племянница соседки по городской квартире, которую Балай сдавала. Присматривать за квартирантами ей некогда, вот и обратилась за помощью к сосед­ке, а та в свою очередь попросила пристроить на работу в боль­ницу племянницу Полину. Мол, болезненная с детства, денег на докторов не напасешься.

Теперь пришло время Полине отплатить за доброе дело. Но ни­чего интересного о начальнице та не смогла рассказать. Пожало­валась только, что начмед приняла ее в штыки и терпеть не может. Правда, к концу разговора вспомнила: Валерия Петровна иногда надолго уединяется в кабинете с каким-то мужчиной. С кем, она понятия не имела, но пообещала разузнать и доложить.

И вот сегодня, кажется, паззл сложился и без помощи Полины. Около часа назад Людмиле Семеновне передали долгожданный пакет из роддома - историю родов Лежнивец, а буквально следом в кабинет постучался один из оставшихся преданными коллег и сообщил нечто сногсшибательное. Утром при рассмотрении ка­дровых вопросов у нового министра Обухов открыто выступил против Балай. Он предложил список новых людей, которых, по его мнению, необходимо привлечь взамен тех, в добропорядочности кого он сомневается и с которыми не рекомендовал бы продле­вать контракт. В предоставленной ей копии списка фаворитов од­ной из первых значилась... Лежнивец.

Людмила Семеновна онемела: бывший друг и любовник ока- 1ллся врагом! Это удар! И дело не в том, как ударили, а как под­крались! Сжало виски, нарушилось сердцебиение, перехватило дыхание...

«Предатель! Сволочь! - вернувшись к столу, Людмила Семе­новна вытащила из ящика вожделенный пакет из роддома, но гак и не открыла, спрятала в сумку. Некогда, после изучит, сейчас о другом следует позаботиться - как усидеть в кресле. - Ничего... Вы у меня еще все попляшете! - в негодовании сжала губы, ноз­дри раздулись, глазки сузились до миллиметровых щелок. - Итак, что мы имеем? Ладышев, Лежнивец, Обухов... - Балай вывела на листе бумаги три фамилии и соединила их стрелками. - Работать со мной Ладышев отказался, как, собственно, и стать моим зятем. Поскольку он бизнесмен, а я недвусмысленно дала понять, что могу быть полезна, его отказ должен иметь очень весомую причи­ну... Как и желание Обухова убрать меня с должности и посадить в кресло... Лежнивец!.. В чем же их интерес?.. А может быть, для них обоих она и есть «свой человек»?» - вдруг осенило ее.

В висках снова мелко застучали молоточки, невидимый обруч сдавил голову, все поплыло перед глазами... Лихорадочно поша­рив рукой в висевшей на спинке стула сумке, Людмила Семенов­на нащупала пакет с лекарствами, высыпала содержимое на стол. Дрожащими пальцами выдавила из пластинок несколько табле­ток, всыпала в рот, подтянула стакан, плеснув в него воды из гра­фина, сделала пару глотков, закрыла глаза и замерла...

Такой силы приступа у нее еще не было.

«По нарастающей... Надо срочно обследоваться, - виски посте­пенно стало отпускать. Стараясь не совершать резких движений, она сделала еще несколько глотков воды, постаралась нормали­зовать дыхание. - Только когда, если обложили со всех сторон? Предатели, сволочи!.. - повторила Балай, но уже как-то вяло, как констатацию факта, открыла глаза и сразу наткнулась взглядом на лист с тремя фамилиями. - Посмотрим, чья возьмет... - сми­ная его пальцами сантиметр за сантиметром, думала она злове­ще. - Сначала всех уничтожу, а затем уж обследуюсь... Может, и не понадобится. Разберусь с врагами - и само собой полегчает... - швырнула она смятый комок в мусорную корзину и в самом деле почувствовала себя лучше. - Совещание через полчаса, - глянула она на циферблат на стене и тут же решительно выпрямилась в кресле. - Надо продумать, как вести себя с бывшим «другом»... Он ­то еще не в курсе - я уже знаю, кто мой враг...»