Бесконечность любви, бесконечность печали - Батракова Наталья Николаевна. Страница 84

-      Зачем мне это?.. Хотя... есть один...

Вспомнив о Ладышеве, Валерия Петровна взяла паузу: стоит говорить об этом Юрию или нет? А вдруг начнет докапываться и узнает, что у Вадима и Валерии когда-то был роман? Вдруг прознает о ее, пусть и косвенном, участии в судьбе профессора Ладышева? Нет, нельзя, ни в коем случае!

-      Ну? - поторопил Обухов. - Что за компания?

-      Точно не помню, надо уточнить... - Лера лихорадочно пыталась сочинить нечто правдоподобное. - Фамилию руководителя не знаю, с инженерами общалась... Нет, не подойдет. Установке более пяти лет. До того как я вступила в должность.

Валерия выдохнула: кажется, выкрутилась.

-      Жаль... Но ты все же найди, с кем поговорить, - посоветовал Юрий Анисимович.

-      Попытаюсь. Прямо сейчас вызову главного инженера.

-      Не к спеху. Прямо сейчас займись налаживанием лечебного процесса, - напомнил Обухов. - И знаешь... Забудь пока о Балай и моей просьбе. Не время. Ладно, мне пора. Будет что новое - позвоню.

Лежнивец отложила телефон и шумно выдохнула.

«А ведь у Ладышева точно есть выход на Балай - весь его бизнес завязан на этих аукционах... Придется снова напомнить ему о себе. Вот только с какой стороны сейчас подъехать? - задумалась Валерия Петровна и, сузив глаза, уставилась на грамоту в рамке, висевшую на стене напротив. - Позвонить как ни в чем не бывало? Нет, не сработает... После истории с журналисткой да еще рассказа о моей беременности даже трубку не снимет. Небось до сих пор сына оплакивает, - усмехнулась она. - Придется сначала с главным инженером потолковать, а уже потом найти Ладышева и по ходу разговора сгладить ситуацию, - постучала она карандашом по столу, что являлось признаком глубокой задумчивости. - Попробовать самой нарыть компромат на Балай?.. Балай, Балай... Где-то раньше я слышала эту фамилию... Когда же? Кажется, во времена все той же истории...»

Валерия Петровна изо всех сил напрягла память, закрыла глаза, потерла виски...

...Тогда она почти ни с кем не общалась. Спряталась за спину Петра и сидела, как мышь, носа не высовывала. Разве что к следователю ездила, но не одна, а в сопровождении доверенного лица, которому поручили разрулить ситуацию. Информация, что супруга замминистра причастна к операции, повлекшей смерть больной, ни в коем случае не должна была выйти за пределы кабинета следователя и стен больницы. Нельзя нервировать общество таким вопиющим фактом.

Так что здесь Валерия не прогадала, когда выбирала себе мужа. Вряд ли ее смог бы защитить Коренев-Ладышев, даже если бы взял всю вину на себя. Любой эксперт-криминалист, не назначь ему сверху преступником хирурга, признал бы и вину гинеколога. И что тогда? В лучшем случае их обоих отстранили бы от работы за профнепригодность.

Если честно, она такое определение вполне заслуживала. Разве гинеколог-профессионал мог позволить себе не осмотреть пациентку, поверив на слово, что та девственница? Но Лера никому и никогда не собиралась в этом признаваться и до последнего упорно гнула свою линию: да, осматривала, ничего настораживающего по женской части не обнаружила. Виноват только хирург: почему прооперировал больную, если был неуверен в диагнозе? Сдали бы пациентку по смене следующей бригаде - пусть бы разбирались.

В то время, будучи сама беременной, она вообще могла отказаться от ночных дежурств. Но приходилось скрывать, что ей муторно, что еле стоит на ногах. Ее борьба за счастье требовала полной самоотдачи - каждый день, каждую минуту нужно было просчитывать, как поступить, что сказать. И в то последнее дежурство ее мысли были заняты одним: только бы Вадим ничего не заподозрил, только бы не помешал ее плану! А в ту ночь предстояло еще и вещи собрать, и рабочий стол почистить, ибо точно знала: сюда она больше не вернется. И в этот ее насыщенный расклад никак не вписывалось ассистировать на операции!

К счастью, увлеченный любимым делом Вадим ничего не заподозрил. Как и не нашел Валерию после тщательно продуманного ею и успешно воплощенного в жизнь плана исчезновения. Она все предусмотрела, хотя и мерещилось поначалу: вот-вот увидит бывшего возлюбленного на пороге новой квартиры.

Но спустя две недели воссоединившееся семейство Лежнивец отправилось к морю, и Лера облегченно выдохнула: слава Богу! Можно жирной чертой вычеркивать Ладышева из своей жизни. Еще хотелось бы, чтобы Вадим и Петр и никогда не узнали, что почти два года существовали в ее жизни параллельно. Но в это плохо верилось. Где-то в глубине души она понимала: Ладышев с его упрямством рано или поздно найдет ее, даже несмотря на новую фамилию.

Но будет уже поздно. Она замужем - и точка.

И все же, предчувствуя, что по возвращении в Минск ее может ждать любая непредвиденность, Лера посчитала за лучшее избавиться от беременности: она уже свое дело сделала. К тому же существовала опасность, что ребенок унаследует внешность Ладышева. И как тогда объяснить Петру, откуда взялся у светловолосых родителей темноволосый, похожий на чужого дядю ребенок?

Вот только на аборт пойти Лера боялась: с некоторых пор она никому не доверялась в таких щекотливых ситуациях. Оставалось одно - спровоцировать выкидыш. На отдыхе стала загружать себя на полную катушку физически: много плавала, бегала, прыгала, поднимала тяжести. Для этого годилось все - придорожные валуны, подросшая дочь, которую она вдруг стала таскать на руках. Даже к иглотерапевту записалась, прочитав объявление в местной газете. Увы, плод Ладышева упрямо цеплялся за ее тело.

Но после отпуска ситуация изменилась, а с ней - и приоритеты Валерии. Теперь ей пришлось хлопотать уже о том, как бы не угодить на нары. И наличие беременности оказалось весьма кстати: если доверенному лицу Петра не удастся загодя уладить дело, в зале суда она появится с очевидным смягчающим вину обстоятельством. А потому, вернувшись домой, Лера стала усиленно беречь ребенка, сдала анализы, встала на учет.

Следователь, которому поручили медицинское дело, оказался человеком «понимающим», и все объяснения она писала под диктовку уже двух доверенных лиц. Ей даже позволяли менять показания по ходу следствия, если всплывали новые факты. И Ладышева обвинила во всем легко и просто. Он, как ей объяснили, без работы не останется: посидит с годик в приемном покое и вернется в операционную. Главное - поменьше шума. Пройдет время, дело спустят на тормозах и сдадут в архив.

Но без шума не получилось. Неожиданно на авансцену вышел профессор Ладышев, хотя ему не раз намекали: сюда лучше не соваться. Нет же, настоял на эксгумации и повторной экспертизе, даже специалистов вызвал из Москвы. К счастью, выяснилось, что в медицинском мире у него хватало не только друзей, но и врагов. Они-то и инициировали статью в газете, всколыхнули общественное мнение, разогрели негатив против самого профессора и его сына. Вот тогда от доверенного лица и следователя она и услышала фамилию Балай. Вернее, подслушала их разговор...

«Балай... А вдруг это именно та Балай? Или разговор шел о мужчине? У кого бы узнать?.. Доверенное лицо звали Александром. Неприятный невзрачный тип с какой-то ватной фамилией... -Валерия попыталась вспомнить, но ничего не вышло. - Придется у Петра выспросить, как его разыскать. Балай - фамилия редкая, этот Александр должен ее помнить... А Юра как-то странно себя ведет в отношении этой дамочки, явно что-то скрывает... - проанализировала она разговор с Обуховым. - «Забудь пока о Балай и моей просьбе». Как же! Теперь точно не забуду, пока все не выясню. Скользкий, нерешительный, - вернулась она к мыслям о любовнике. - Послать бы его, но придется терпеть: кроме него, своих людей наверху нет... Ладно, в одном он прав: следует поскорее решить рабочие вопросы. Дался мне этот корпус... - она раздосадованно подтянула к себе телефон. - Кому бы из коллег-начмедов позвонить, посоветоваться? А еще лучше подъехать, оценить ситуацию на месте. По телефону всего не расскажут».