Цветок Зла - Шиннок Сарина. Страница 7

минуты вполне постиг, что именно должен он совершить на земле. В этот яркий красный цветок собралось все зло мира. Он знал, что из мака делается опиум; может быть, эта мысль, разрастаясь и принимая чудовищные формы, заставила его создать страшный фантастический призрак. Цветок в его глазах осуществлял собою все зло; он впитал в себя всю невинно пролитую кровь (оттого он и был так красен), все слезы, всю желчь человечества. Это было таинственное, страшное существо, противоположность Богу, Ариман, принявший скромный и невинный вид. Нужно было сорвать его и убить. Но этого мало, - нужно было не дать ему при издыхании излить все свое зло в мир. Потому-то он и спрятал его у себя на груди. Он надеялся, что к утру цветок потеряет всю свою силу. Его зло перейдет в его грудь, его душу, и там будет побеждено или победит - тогда сам он погибнет, умрет, но умрет как честный боец и как первый боец человечества, потому что до сих пор никто не осмеливался бороться разом со всем злом мира…

Он кинулся к знакомому месту около крыльца. Цветок темнел своей головкой, свернув лепестки и ясно выделяясь на росистой траве.

- Последний! - прошептал больной. - Последний! Сегодня победа или смерть. Но это для меня уже все равно. Погодите, - сказал он, глядя на небо: - я скоро буду с вами.

Он вырвал растение, истерзал его, смял и, держа его в руке, вернулся прежним путем в свою комнату…Больной, едва дойдя до постели, рухнул на нее без чувств.

Утром его нашли мертвым. Лицо его было спокойно и светло; истощенные черты с тонкими губами и глубоко впавшими закрытыми глазами выражали какое-то горделивое счастье. Когда его клали на носилки, попробовали разжать руку и вынуть красный цветок. Но рука закоченела, и он унес свой трофей в могилу».

Как только Гуччи дочитал текст, телефон в кабинете врача умолк. В ушах еще стоял колкий звон, делавший тишину в темном помещении особенно напряженной, неприятной, таящей нечто враждебное. Луч фонаря освещал небольшое пространство перед лицом Томаса, так что тьма словно сконцентрировалась, собралась в самый плотный клубок у него за спиной. Непрошенные мысли сами вползали в сознание, нашептывая о том, что нечто высится позади, за плечами, наблюдает и ждет… но не удобного момента для нападения, нет – оно может атаковать в любую секунду и не промахнется. Нет, нечто там, за спиной, в концентрированной непроглядной темноте ждет, когда сидящий на стуле человек обернется, чтобы ввергнуть его, взведенного, изнуренного, ослепленного мраком, в тот неописуемый, доводящий до безумия ужас, что преждевременно красит волосы в седой цвет. Мысли лезли из всех темных углов комнаты, и сопротивляться их навязчивому шепоту становилось все труднее. Мышцы спины начинали застывать от напряжения, в котором они пытались съежиться под взором неизвестной сущности, скрывающейся в тени. Да, в глубинах подсознания каждого человека живут первобытные монструозные страхи - тревожные детские переживания, знакомые каждому, являются тому доказательством, но, сколько бы Гуччи ни думал об этом, до конца убедить себя в тщетности собственной тревоги офицеру не удавалось. За перенапряжением мышц спины и шеи явилась и «старая знакомая» - головная боль. Томас напряг пальцы, взъерошивая идеальный строй черных волн своих волос, и, стиснув зубы, едва не взвыл: «Неужели это точка? Неужели я теряю рассудок?! Нельзя, нельзя!... Как же, за что?!... Впереди ведь жизнь!... Нет, не сдаваться! Боевой офицер не должен! Это все ерунда, чушь, и ничего там нет». С этой мыслью мужчина обернулся, и в тот же миг ноги, похолодевшие, словно отнявшиеся в один момент, подкосились, заставив его упасть навзничь. Крик ужаса застрял в горле, вырвавшись лишь невнятным поперхающимся хрипом. Перед Гуччи в углу около рабочего стола врача парил разлагающийся монстр с шестью растянутыми в стороны культями вместо конечностей – тот самый урод с кровавым языком, загнавший его позапрошлой ночью до обморочного состояния. «Только видение, лишь видение… - в своих мыслях лихорадочно причитал Томас, вытягивая руку вперед, чтобы убедиться, что там, где он видит мерзкую тварь, окажется только воздух. – Это галлюцинация и только! Если я понимаю это – не все потеряно…». Пальцы полисмена почти дотронулись до лоскута гнилой кожи, свисающего с пояса монстра, но не только не прошли через него насквозь, но были чем-то остановлена. То, что коснулось кожи человека, пронизало его нервы и мускулы от кисти до локтя жгучей болью. Офицер резко одернул руку. Вскинув голову, мужчина увидел, что вскрытая брюшная полость чудовища, разрезы от которой проходили в шесть сторон по его несуразным конечностям, раскрывается, выворачивая гнилостно-красные пласты кожи наизнанку, расправляя их подобно лепесткам страшного мясного цветка. Из темнеющего центра кровавой раффлезии выдвигались, корчась и извиваясь, черно-коричневые щупальца. Одно из них прошло мимо лица Гуччи, «лизнув» щеку быстрым прикосновением, от которого кожа разгорелась огнем так же, как в тот момент, когда нечто коснулось кисти. Боль помогла собрать все силы, вскочить на ноги и спешно, спотыкаясь, покинуть кабинет дежурного врача.

Томас по-прежнему не мог стоять твердо на похолодевших ногах, ему казалось, что и все его тело в один миг ослабело. Выбежав за дверь, он застыл на месте, вновь оторопев. Госпиталь изменился в один момент до неузнаваемости. Полисмен уже наблюдал подобный феномен – чуть больше суток назад, в отцовской парикмахерской. Если то, что происходило там, действительно было реально – верить своим глазам Гуччи отказывался до сих пор. Пол в коридоре теперь был усыпан крошкой побитого и покрытого ржавчиной цемента и залит застоявшейся грязной водой. В ней плавали клочья чего-то блестящего, неровного, грязно-розового, мало похожего на разбухшее от влаги покрытие стен. Подняв голову, мужчина понял, откуда взялась жидкость на полу – под потолком теперь проходили многочисленные проржавевшие текущие трубы. Внезапно Томас вспомнил то, что привиделось ему в полубреду в кошмарной яме на месте памятника Кровавому Болоту – адская конструкция внизу. «Там тоже были трубы! Что же текло по ним тогда? И сейчас… Что за дрянь?!». Почти разрушенные до одной лишь арматуры стены протравились ржавчиной и заросли непонятными темно-красными склизкими образованиями, не похожими на известные виды плесени. Кое-где на прохудившихся решетках стен висели неровные обрывки тряпья, заменяющего ширмы, и дырявая ткань их была пропитана коричнево-красной жидкостью. Казалось, грозное булькающее бормотание слышалось время от вереи в темноте за заграждением из ржавой арматуры и рваных простыней. Учитывая, что изменившееся здание являлось госпиталем для душевнобольных, подобные звуки не могли не приводить в