Книга И. Са (СИ) - Килпастор Винсент. Страница 7

Мы помолчали. Серега молчал слева, а Пако — справа. Пако — панамец из Пейнсвиля. Прожил в Огайо всю жизнь — с восьми лет. Женат. Жена тоже без аусвайса, но детишки — мериканцы. Жену не тронули, крутят пока только Пако. Думаю, отпустят. Нас всех отпустят. Как только разберутся в этом недоразумении — так и поеду домой. Даже пешком пойду. Погоды вон дивные стоят.

На шконарь ко мне присаживается И. Са. Он не понимает зачем мы здесь и когда от отъйобуться. И. Су уже судили один раз. Зачем еще суд? Он больше ничего плохого сделать не успел — сидел в окружной тюрьме. Десять долгих дней.

Английский у него хоть и улучшается с каждым часом, все равно пока говенный. Да и вообще тупит Иса по бездорожью. Зато аусвайс у него есть. Всегда завидовал таким людям — английского не знают, на Америку насрать, а вот гринка есть, да. Не то что я — изучал корни старинных англосаксонских наречий и наизусть знаю все лозунги бостонского чаепития. Не те приоритеты у меня.

В округ И. Са попал за кухонный бокс. Он работал в компании фрут-пак. Резал фрут-коктейль для дорогих магазинов. Многие люди хорошо зарабатывают, поэтому порезать арбуз, например, или ананас времени у людей не хватает. Люди покупают уже нарезанный. Режет фрукты для людей И. Са. Еще он подрабатывает шофером Убера. У И. Сы четыре дочки. Я понимающе улыбаюсь — дочки это здорово, Иса. Каждый год И. Са с женой получают неплохой возврат с налогов на четырех детей — почти восемь косарей.

Денег в Америке много — тут их делают, если вы не знаете. Как и все мигранты из голодного края, Иса рачительный и экономный хозяин. Они с женой скопили капитальцу на небольшой, но собственный домик, так чтоб без ипотеки — сразу. Большинство мигрантов из третьего мира сразу видят в ипотеке страшную разводку. Возник спор — И. Са хотел купить домик в Акроне. Там дешевле и бирманцев много гнёт спину на заводах «Гудйир».

«Шкура лицо черний будит сапсем. Но зарплят хорош. Очен хорош зарплят. Человек-мьянма много-много. Хорош. Дом Акрон хорош».

Но у прекрасной половины И. Сы было особое мнение. Ее родня обиталась в Индиане. Все настаивали чтобы домик И. Са купил именно там. Нашла коса на камень. И. Са не писался ни в какую. Грозил проиграть все накопления в карты и вообще показать жене превосходство тестостероновой формы жизни перед эстрогеновой в ближнем контактном бою.

Жена тоже была несгибаемой мьянманкой. Когда в Бирме началась заваруха ее заставляли подносить снаряды к минометам и стирать солдатское белье. Девчонка сбежала в соседний Тайланд. Там они с И. Сой и познакомились в лагере беженцев. Невеста была буддисткой, а жених мусульманином. Поженились, приехали по квоте в США — за эту квоту наверняка наша миролюбивая держава впарила одной из сторон кучу старинных кремниевых мушкетов не годных более для белых людей.

Ни Иса ни его благоверная до сих пор не могут писать и читать по-английски. Для таких беженцев внашем штате действует Интернешнл Сервис — и с переводом помогут и детей в школу оформить. Вот этой доброй миловидной женщине из Интерсервиса и пожаловалась жена на угрозы И. Сы. По свойски, по-бабьи так поплакалась. Не знала что такое «социальный работник» в США. Уже вечером у холупы, что снимал И. Са на Трискетт остановился ментовский крузер. И. Са поехал в окружную тюрьму. Там он отбыл десять дней за вербальный абьюз — то есть за неласковые высказывания в адрес жены. Статья подразумевает «violence» — возможность насилия. Это делает Ису плохим hombre в глазах новой администрации. Что было с ним дальше я уже рассказывал.

А да — судья у И. Сы была настоящая американская феминистка — теперь даже если соскочит с айса ему светит три года запрета на встречу с женой и дочерьми. Нет человека — нет проблемы.

Частично словами, частично на пальцах и языком классического балета я объяснил Исе в какую передрягу нас с ним замозговертело.

— А ти депортация зачем?

— Нет аусвайса.

— Как нет? Врешь! А что иесть?

— Нечего нет. Ни карты, ни прав водительских. Ни хера.

— Врешь! Такой не бывал. Грин карт нет? Врешь. Симешной рус. Шютка любишь. И. Са демонически захихикал и пошел выносить мозгу другому своему знакомцу — непальцу Санджаю Бисва. Непалец работал на той же фрукторезке, что и Иса. Он выпил лишнего и погнался за женой с острым режущим или колющим предметом. «Что за фрукты у них» — подумал я — «звереет с них народ». За пику костюмчик у Бисвы в черную полоску — ну особняк ни дать не взять — в СССР за такой костюмчик надо было целую деревню вырезать за ночь.

И. Са и Бисва сели вспоминать боевые будни в фруктовом раю — ланч не надо приносить, жри себе фрукт и овощ. Много доступных женщин, готовых за пятьдесят долларов сделать в обеденный перерыв чака-чака. Рядом с непальцем шконарь молодого девятнадцати летнего индуса по имене Самра.

Самра рассказывает о своем Мейфлауэре турку Орхану:

— Из Индии прилетел в Турцию. Оттуда круизным пароходом в Панаму. Хорошо в Панаме, красиво. Народ добрый-добрый. А в Никарагуа меня ограбили. Два раза. Сперва айфон. А потом всю сумку со шмотьём. Никарагуа — гавно. Не надо в Никарагуа. В общем поднялся автобусами через всю Мексику. Перешел в Аризоне. Ни забора там, ни колючки — вообще шоколад. Пустыня — все красное. Погранцы подъехали грят: «Давай, амиго, обратно дуй». Я им: «Куда обратно? В Никарагуа? Да не в жизнь! Политическое убежище прошу».

Они разозлились, наручники когда одевали в ребра дали воот так. «Полезай в машину, раз такой грамотный» — говорят.

— И чо?

Турок Орхан слушает затаив дыханье. У него длинные ресницы — будто наварные.

— Отболтал шесть месяцев в федеральной в Янгстауне — там целый сектор под эмигрантов отдали, народу! Но тюрьма хорошая — камеры двухместные — кнопку жмешь мент чего изволите говорит — культура. Депортируют меня. Жду рейс.

— Я тоже на политику давил — признается Орхан — Письмо даже из тюрьмы писал самому Фетхулаху Гюлену.

— А это что за кекс?

— Бунт большой был в Турции в прошлом году, не слыхал? Он против президента нашего пошел.

— Краем уха. И что? Гюлен этот что? Не помог?

— Не ответил, сын шакала. Я ему все сердце на подносе подал. Головы ваших врагов говорю к вашим ногам брошу, эфенди! Только помогите аусвайс получить. Не ответил.

— И что после депорта делать будешь?

— Хочу Японию попробовать. Заметил в штаты никто из Японии не просится. Там продвинутая цивилизация, люди будущего. Это только американцы думают они умнее всех. Еслиб наша лира была валютой везде — все бы в Турцию рвались, к кормушке и принтеру. А японцы и корейцы правда умные.

— Интересна. Может я тоже попробую. Главное что меня в Индии по прилету не посадили. Устал сидеть ни за что.

— А за что посадят?

— Да так просто — чтоб денег отец за меня заплатил. Посмотрят по фамилии в аэропорту — я из богатой касты. Коррупция у нас.

Чуть дальше от них кто-то трубит характерным африканским баском:

— Если подашь апелляцию ждать будешь девять-десять месяцев минимум. В этой тюрьме. В этой комнате. Да нет. Какой там. В восьми случаях из десяти отказывают.

Чуть подальше раскинули на полу свои коврики мусульмане. Я заметил, что они уже приняли в свои ряды Раджу. Сквозь напевный, тягучий как расплавленное золото речитатив арабского, сквозь нестройный хор акцентов, я вдруг услышал плеск волны, ударившей в борт Мейфлауэра. Галеон покачнулся на волнах и в иллюминатор нагло вкатилась луна. Я снова уснул ровным спокойным сном, как спят дети и праведники. Я всегда хорошо сплю в тюрьме — ночью и днём. Никто уже не станет меня ловить, арестовывать. Всё. Поймали.

Спокойной вам ночи.

Глава 5

Первого заседания суда ждут не больше двух недель. Казарма, тюрьма, психушка, а в последние годы и средняя школа как атрибуты любого государства имеют много схожих мест.

Основной груз в том, что вы уже не принадлежите себе и программа навязана вам сверху, обычно серыми средними людьми без тени фантазии. С такими людьми, имея выборы, вы бы постарались не встречаться никогда. Честно не могу до сих пор понять каким вывихом психики надо страдать, чтобы пойти работать вертухаем в американской тюрьме. Наверное, проклятые мигранты позанимали остальные медовые места.