Жизнь за гранью (СИ) - Тильман Любовь. Страница 18

Мужчина, озлобленный проигрышем, посмеялся над словами Кима, мысленно рисуя страшные картины мести: «Погодите! Я призову самых ядовитых змей в ваши ходы!» Он визуализировал кораллового аспида, но змея, вместо того, чтобы ползти в пещеру, вцепилась зубами в его же собственную ногу…

Плюсы от минусов

Не зная, как сказать Каме об её отце я, по дороге к кухне, придумывал утешающие фразы, ожидая слёз, истерики, упрёков, сурового молчания… чего угодно, только не того, что произошло.

Как только я начал рассказывать о его фокусе с продуктами, глаза Камы сверкнули испугом и бешенной злостью: «Он мне не отец!» Через мгновение они снова стали мягкими и внимательными, но и этого времени хватило понять, что передо мной не жертва, а хищник. Узнав, что мужчина умер от укуса ядовитой змеи, женщина изобразила такую радость, что мне стало муторно. А глянцевая фабула её рассказа и вовсе утвердила меня в мысли, что она, если и не организатор покушения, то весьма активная его участница.

– Мы свободны! Свободны! – пафосно восклицала Кама.

– Свободны?! – я не сразу врубился в смысл произнесённого. – Мы вроде вас силой не удерживали…

– Не вы, он! Он шантажировал нас: сначала меня, что если я не последую за ним, или расскажу всё мужу, то он убьёт и мужа, и девочек, а затем дочерей, что если они ослушаются его, он убьёт меня….

– Ваш муж жив? Вы знаете, где он?

– У него ферма, не так далеко отсюда.

– И что, он не искал ни вас, ни девочек?

– Ему пригрозили, что если он начнёт поиски – нас убьют.

Единственной правдой, из сказанного Камой, оказалось то, что она жена Майкла, державшего ферму в полусотне километров к югу от нас, и мачеха двум его дочерям. Узнали мы это, через сеть сенситивов, благодаря Йенсу – сенсу, работающему у Майкла в конюшнях. Правда супругу, перед отъездом к нам, она рассказала совсем другую историю, а именно, что девочкам нужна компания сверстниц и опыт самостоятельной жизни.

Фермер оказался человеком порядочным и благодарным. Приехав за дочерьми, он привёз нам целую фуру свежих продуктов – муки, круп, овощей, фруктов… и несколько козочек. Теперь у нас появилось свежее молоко, которое мы сразу пустили на приготовление сыров и масла.

Майкл только усмехнулся на новый рассказ Камы и сказал, что её отвезут туда, куда она укажет. Никого не удивило, что она назвала Холмоград. Йенс хотел уйти к нам, но согласился на предложение Майкла остаться на ферме, в качестве его друга и управляющего. Знакомство с Майклом принесло обеим сторонам несомненные выгоды. Мы помогали ему выращивать и собирать урожай, получая взамен продукты, а кроме того это было, хоть и редкое, но всё же внешнее общение, вносящее разнообразие в нашу тяжёлую жизнь.

Случившееся подсказало нам решение и ещё одной проблемы. Мы заселили часть заброшенных наружных выходов змеями и осиными гнёздами, освободив себя от их охраны.

Не даром говорят: «Всё, что ни происходит – к лучшему». Хотя по мне эта фраза должна была бы звучать иначе: «Всё, что не происходит – к лучшему». Стабильность уже сама по себе неплохая штука, хотя порой и скучновата, и тяжела до невыносимости, но сводя, с приобретением опыта, наши действия к автоматизму, высвобождает силы и время для побочных занятий.

А заняться было чем. Материальное наследие цивилизации ржавело и истлевало. Нужно было думать, как сохранять огонь, в чём готовить пищу, остро стоял вопрос лекарств, одежды, особенно обуви…

Тлевшие то там то здесь конфликты, начали разрастаться в межгрупповые войны. Только немногие старались обеспечить себя сами, возрождая древние ремёсла, большинство пыталось захватить силой всё, что ещё было пригодно к употреблению. Фермерство всё более скатывалось к рабовладению.

Среди этого хаоса и разрухи, выделялся один Холмогорск, заранее стянувший на свою территорию людские и материальные ресурсы, которые позволяли ему выплавлять металл и вырабатывать электричество. Правда и они не смогли просчитать всё до конца. Ограниченная территория города не давала возможности организовать все необходимые промышленные комплексы. Не хватало квалифицированных кадров с базовым образованием, а те немногие, что наличествовали, делали всё возможное и невозможное, чтобы сохранить свои знания в тайне и не лишиться привилегированного положения. Кроме того, сама политика города была направлена на создание технически-вооружённой верхушки и неграмотного населения, созерцающего на неё, как на касту божеств.

Люди как люди

Люди, стекавшиеся к нам, в большинстве были едва знакомы, а слегка обжившись образовывали группки и семейные пары. Вновь прибывшие занимались заготовкой, обработкой и складированием пищи, лекарственных трав, топлива… С каждой группой работали два-три сенситива, обучая и обеспечивая безопасность на маршрутах. Когда группа набирала достаточно опыта, она отпочковывалась в отдельное поселение, переходя на самообеспечение. Мы старались селить их сколь возможно теснее, в надежде организовать жизнеспособное сообщество, обучали искусству самозащиты, делились продовольствием, одеждой, средствами личной гигиены.

Костяк сенситивов составляли мои холмогорские дети, не только очень одарённые и специально обученные многим прикладным ремёслам и психопрактикам, но и почти энциклопедически грамотные. Однако предшествующая жизнь в замкнутом сообществе полностью прозрачном внутри, не могла дать им полноценного социального опыта, воспитав прямодушие и доверчивость. А кроме того, при всех своих знаниях и умениях, это были просто дети. Поэтому они и не могли вовремя заметить и оценить возникавшие внутри отпочковавшейся общины течения. Это было моё упущение, увы, не первое и не последнее.

Мы с Томасом и Марией, которые присоединились к нам около года назад, пытались приспособить недавно найденный газовый бойлер под дрова, когда прибежал запыхавшийся Бонн, подросток, проживающий с матерью в отселённой общине.

– Арс! Арс! Помогите! – кричал он, захлёбываясь от бега и слёз. – Они убьют её!

– Кого?! – не понял я. – Расскажи по порядку! – а сам тут же послал сигнал Георгу, взять свободных сенсов и «заморозить» предполагаемое преступление.

Но Бонн был не в состоянии говорить, он бился в истерике, выкрикивая бессвязные слова о матери и хватал нас за руки, пытаясь утащить за собой. Пришлось сгрести парнишку в охапку.

– Послушай, – сказал я, – помощь твоей маме отправлена, ей уже ничего не угрожает, но чтобы полностью вас обезопасить, нам надо знать, кто на вас напал.

– Вы врёте! Вы все врёте! – вскричал Бонн. – Почему взрослые всегда врут?! Вам просто всё равно!

Пока он это выкрикивал, я получил месседж, что Мадзиру, мать Бонна, гонит к нам стая волков, а чуть в отдалении за ними бежит агрессивно-настроенная часть мужского населения поселка, и тут же следующий: «В поселении настоящая война, нам долго не продержаться». Я попробовал связаться с Петерсом, но потерпел неудачу, и начал собирать нашу «мобильную армию» – крепких мужчин, участвующих в отбивании физических атак.

Выйдя наружу, мы увидели бегущих к нам близняшек, Анри и двух подростков из вновь прибывших, одежда на девочках висела клочьями, а у сенса виднелся синяк на половину лица. За ними гналась наша собственная продовольственная группа. Заметив нас у входа, преследователи остановились и через несколько минут отступили в лес.