Экипаж «Синей чайки» (Повесть) - Селишкар Тоне. Страница 2

Иногда, весной, им овладевало какое-то странное беспокойство. В такие дни он сторонился людей; в одиночестве бродил по прибрежным пещерам или сидел под цветущим миндалём у могилы матери, разглядывая соседние острова и размышляя о Колумбе, о пиратах, о слышанных сказках…

Его манили морские просторы, широкий мир, синие дали. Ему казалось, что там, за той чертой, где сливаются небо и море, совсем иная жизнь, полная великих событий и увлекательных приключений. Посёлок внизу у залива казался ему тесным гнездом, — разве расправишь здесь крылья? Другие ребята с отцами и братьями ходили на старых лодках в море, у всех были родные, только у него никого не было. Как-то он излил свою тоску Юсту, но старик, любивший и жалевший мальчика, сказал ему:

— Не забивай себе голову всякими пустяками! Придёт время, станешь рыбаком, как все на этом острове: и мы, и наши деды, и все, кто придёт в мир после нас. И на острове можно прожить долгую жизнь, если море раньше времени не проглотит. Твоя правда, тяжко нам приходится, а всё же можно кое-как протянуть. Вот мне семьдесят лет — чего только я не повидал на своём веку!

Смутно было на душе у Иво, но он внимательно слушал Юста и старался верить ему: ведь старик один во всей деревне не презирал его отца.

Дома сохранилось несколько отцовских книг — описание путешествий и географические карты. Иногда Иво садился с книгой возле своей лачуги и подолгу разглядывал картинки: природу, жителей неведомых стран. А море лежало внизу такое манящее и такое спокойное, что хотелось ступить на него и идти, идти… И он пускался в воображаемое путешествие с отцом, о котором ему рассказывал старый Юст. Иво мысленно искал отца во всех уголках света. Жив он или уже умер?

Темнело, на небе одна за другой зажигались звёзды. Казалось, они поднимались из морской пучины и держали путь в небесную высь. Волны мягко плескались о берег. Иво в темноте нащупывал кровать, ложился и засыпал с мыслями об отце. Ветер играл поломанной ставней, раскачивая её и ударяя ею о стену.

ГЛАВА ВТОРАЯ

повествует о возвращении изгнанника на остров

В эту ночь ветер яростно набрасывался на парус судёнышка, которое неслышно скользило по волнам в мигающем свете маяка. Тишину ночи нарушали только плеск волн, бившихся о корму, да мерное похлопывание паруса о мачту.

На корме у руля одиноко сидел человек, вглядываясь в даль. Но вот впереди чёрным пятном возник остров. Человек заклинил румпель [1] и тяжёлыми шагами прошёл на нос, пытаясь разглядеть тёмные очертания надвигающегося берега. Усталость, сквозившая в каждом его движении, казалось, передаётся и судну — оно едва двигалось по подёрнутой зыбью водной равнине.

Описав большую дугу, парусник вошёл в залив, повернул на запад и теперь с убранным парусом полз вдоль берега. Медленно двигался он в сторону домика на горе, который чётко вырисовывался на ночном небе.

Лодка со скрипом врезалась в песок и остановилась, тихо покачиваясь.

Экипаж «Синей чайки»<br />(Повесть) - i_004.jpg

Человек снял с мачты парус, свернул его, сел на борт и, положив голову на руки, глубоко задумался. Но вот он засунул руку под носовой настил, пошарил там, достал фонарь и зажёг его. Теперь, при свете фонаря, можно хорошо разглядеть этого человека. Он стар. У него седая, коротко стриженная, как у матросов, борода, впалые щёки, усталые глаза.

Экипаж «Синей чайки»<br />(Повесть) - i_005.jpg

Вот он поднимается по вырубленной в скале лестнице, ведущей к одинокому домику за церковью. Ноги плохо слушаются его; на последней ступеньке он садится отдохнуть. Наконец он добирается до лачуги.

Дверь не заперта. На острове нет воров, да и взять здесь нечего. Даже нищие и бродяги не забредают в эти края.

Неслышным шагом входит старик в сени. Стук ставни о стену заставляет его вздрогнуть и остановиться. Вот он поднял фонарь — на тускло освещённой стене заплясала тень.

Медленно разглядывает он убогое жилище. В сенях пусто. Всё, что можно было продать, мать Иво продала, когда настали чёрные дни. Лишь в углу над каменным очагом, в котором белеет кучка золы, висит медный котелок, да у стены стоят два горшочка и болтается на верёвке деревянная ложка.

«В доме ни души», — подумал старик и в изнеможении прислонился к стене. Дверь в комнату была притворена. Он открыл её и вошёл… Под потолком испуганно затрепыхалась летучая мышь и шарахнулась в сени. За окном шумел ветер. На деревянной кровати лицом к стене под ветхим залатанным одеялом спал мальчик.

Старик вздрогнул. Фонарь в его руке задрожал, и тень в бешеной пляске заметалась по стенам. Не мерещится ли ему всё это? Нет, это всё наяву: мальчик безмятежно спит и, наверное, видит сны.

Над кроватью висит единственное украшение этого бедного жилища: портрет молодой женщины в раме из перламутровых ракушек. Старик шагнул к кровати, приподнял фонарь и осветил портрет… Потом подошёл ближе, осторожно снял портрет с гвоздя, поднёс к глазам…

— Мария…

Иво проснулся. Протёр глаза. Увидев в тусклом свете фонаря тёмную фигуру человека, стоящего на коленях, он в первое мгновение оцепенел от страха. Но тут же вскочил с постели и бросился к окну. Он занёс уже ногу на подоконник, собираясь выпрыгнуть, но в эту минуту старик обернулся. Увидев мальчика, озарённого слабым светом фонаря, он счастливо улыбнулся, поднялся с колен и двинулся ему навстречу. Иво застыл. Широко открытыми глазами смотрел он на приближающегося к нему незнакомого человека. И вдруг весь его страх словно рукой сняло.

— Отец!..

Старик обнял сына, заглянул ему в глаза:

— Сынок мой, вот я тебя и нашёл!

Иво прижался к отцу, крепко обвил руками его шею…

А ветер всё стучал о стену поломанной ставней.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

повествует о смерти изгнанника, вернувшегося на остров

Над морем поднялось солнце. Порозовели скалистые вершины гор на дальних островах. Из залива одна за другой выходили лодки. Длинная шестивесельная лодка медленно кружила вблизи берега, словно высматривая большую рыбу. Наверху, в винограднике, женщины затянули заунывную песню.

Крикливые чайки метались над морем. То припадая к воде, то снова взмывая ввысь, они вихрем проносились над лодками, которые, словно стая лебедей, горделиво плыли навстречу солнцу.

Иво поднялся чуть свет, развёл в очаге огонь и крадучись побежал к дому Юста. Старик возился в хлеву и был очень занят: он воевал с большой овцой, норовившей перескочить через загородку. Удерживая её, он пытался водворить на полку подойник с молоком.

— Помоги-ка мне, Иво, усмирить эту дьяволицу! — крикнул он, заметив мальчика.

Иво подошёл к нему вплотную и прошептал, приложив палец к губам:

— Отец вернулся!

Юст недоверчиво поглядел на Иво и, решив, что он шутит, снова занялся овцой.

— Пойдёмте к нам, сами увидите! — взмолился Иво. — И молока немного принесите!

Усмирив наконец непокорное животное, Юст снова окинул мальчика недоверчивым взглядом, потом протянул ему подойник и зашагал вслед за ним.

«Что бы это могло значить?» — думал старик; и ему вспомнилось всё, что произошло на пристани много лет назад. Ведь с тех пор о Бразильце никто ничего не слыхал! Он словно сквозь землю провалился. Рыбаки давно считали его умершим.

Иво вошёл в сени, вылил молоко в висящий над очагом котелок и сказал шёпотом:

— Зайдите в горницу и поглядите.

Юст отворил осевшую дверь и на цыпочках подошёл к постели. Окно было открыто, вся комната залита солнцем.

На кровати лежал человек. Туманный взгляд его остановился на вошедшем. Он с трудом протянул гостю костлявую, почти прозрачную руку и произнёс с мольбой:

— Юст, дружище, дайте мне умереть дома…

Юст всмотрелся в обросшее, морщинистое лицо.