О нём (ЛП) - Лорен Кристина. Страница 4

Раздаются восторги всех присутствующих четырнадцати человек — еще бы, с нами проведет время героический мормон. Отем ошарашенно прикрывает рот ладонью. Для нее Себастьян — даже если не брать во внимание Церковь СПД — местная знаменитость.

Сложив руки перед собой, Фудзита покачивается на пятках вперед-назад.

— Конечно же, у Себа очень напряженный график, — я мысленно издаю стон: у Себа. — Но мы с ним считаем, что его опыт может пойти всем вам на пользу. Надеюсь, он вас вдохновит. После этого курса в его девятнадцать у Себастьяна впереди блестящая писательская карьера, — подавшись вперед, Фудзита доверительно добавляет: — Естественно, я читал его роман. Он потрясающий. Просто потрясающий!

— А он о Кристофере Паолини вообще слышал? — шепчу я Отем.

Ее ледяной взгляд велит мне заткнуться.

Фудзита берет несколько листов бумаги из разорванной папки и начинает их раздавать.

— Думаю, мы опустим вопрос «Зачем вы здесь?». Вы здесь, чтобы написать книгу, верно? — практически все с энтузиазмом кивают. — И вы напишете. Четыре месяца, правда, не такой большой срок, но вам хватит. Вы справитесь. Вот почему я здесь.

— И браться за дело я предлагаю без промедления, — продолжает он, вышагивая по аудитории. — Я подготовил вам список для чтения, множество советов, как начать, и подсказок о типах писательства, но, если честно, единственный способ написать книгу — это ее написать. Как вы будете это делать — решать вам.

Я смотрю на программу курса и предложенное нам расписание, которое Фудзита положил передо мной, и чувствую, как лоб начинает гореть, а по шее покалывающе проносится панический холодок.

У меня есть неделя, чтобы придумать идею.

Одна неделя.

Ощутив на себе взгляд Отем, я поворачиваюсь и беззаботно ей улыбаюсь. Но, на самом деле, улыбка получилась не настолько беззаботной, как я понадеялся; ее тоже вышла перекошенной и неуверенной.

— Ты сможешь, — тихо говорит Одди, глядя куда-то сквозь меня.

Погоняйте меня по тригонометрическим функциям, и я даже не запнусь. Дайте набор для молекулярного моделирования, и я создам самые красивые органические соединения, какие вы только видели. Но при просьбе говорить от чистого сердца и делиться этим с миром… меня клинит. Удовольствия от этого я не получаю, при этом делать лишь бы как тоже не хочу. Я еще никогда не пытался сочинять и понял это только сейчас, сидя здесь.

Будто желая сделать еще хуже, Фудзита добавляет:

— По своему опыту могу сказать, что у большинства из вас идея уже есть. В течение следующей недели мы с Себастьяном поможем ее отточить. Придать законченность. А потом вы просто погрузитесь в работу с головой!

Я даже не в состоянии посмеяться, что он слово в слово повторил ванильный мотивирующий плакат Отем, потому что впервые за… хм, вообще впервые я чувствую, что моих мозгов на все это просто не хватит.

Отем пододвигает ластик с Хи-Меном в мою сторону и пользуется этим, чтобы ободряюще сжать мою руку.

В этот момент открывается боковая дверь, а когда все поворачиваются, раздается шарканье стульев по деревянному полу. Мы и так знаем, кто это, но все равно хотим увидеть.

***

Первый и единственный раз, когда я видел Отем пьяной, был прошлым летом — тогда она в первый и единственный раз призналась, что влюблена в меня. Я думал, после затянувшихся поцелуев два года назад в этом вопросе у нас с ней полное взаимопонимание, но, как оказалось, нет. Где-то после четырех хард-лимонадов, но до того как разбудить меня, спящего у нее на полу, и, обдавая алкогольным дыханием, попросить забыть обо всем, что она наговорила, Отем битый час болтала о своих тайных чувствах, которые она скрывала от меня в последние два года. Из тумана собственного опьянения и ее беспорядочного трепа я смог выудить только три фразы:

1. «Твое лицо важно для меня».

2. «Иногда у меня возникает странное чувство, что одной меня тебе не будет достаточно».

3. «Я люблю тебя, но самую малость».

Единственным для нас с ней способом избежать глубочайшей неловкости в будущем оказались шутки на эту тему неделю напролет.

«Я люблю тебя, но самую малость» стало нашим новым дружеским девизом. Отем неоднократно, но без особых успехов пыталась пояснить, в чем смысл ее фразы «Твое лицо важно для меня» — что-то о симметрии черт и о том, как они доставляют ей удовольствие на каком-то инстинктивном уровне, — но это по-прежнему моя самая любимая белиберда, которую я возвращаю ей всякий раз, когда вижу расстроенной: «Одди, расслабься, твое лицо для меня все равно важно». И каждый раз она смеется.

Вторая фраза — «Иногда у меня возникает странное чувство, что одной меня тебе не будет достаточно» — оказалась для меня слишком болезненной. Хотя я уже планировал рассказать ей о себе, после тех ее слов передумал. Они отозвались во мне диссонансным аккордом, продемонстрировав внутренний конфликт моей бисексуальности. На одном моем плече сидит дьявол — невежественное восприятие, которое я замечаю со всех сторон, как снаружи, так и изнутри квир-сообщества, говорящее, будто бисексуальность — это на самом деле вопрос неопределенности. Будто для бисексуала невозможно довольствоваться одним человеком и что это ярлык не способных на постоянные отношения людей. На другом плече обосновался ангел — в которого побуждают меня верить квир-поддерживающие книги и листовки — говорящий, что нет, я всего лишь открыт к чувствам по отношению к любому, что буду счастлив иметь с кем-нибудь длительные отношения и что имеют значение не столько эти детали, сколько сам человек.

Но поскольку я никогда и ни в кого не был влюблен и никогда не ощущал почти мучительное стремление к кому бы то ни было, то так и не знаю, кто из них прав: дьявол или ангел. Когда Отем сказала, что ее одной не будет достаточно, я не стал заострять на этом внимание и сделал вид, будто забыл. Вот только проблема в том, что на самом деле я все отлично помнил. Даже зациклился на этом, продолжая делать вид, будто не жду момента, когда из-за кого-нибудь потеряю покой и когда благодаря кому-нибудь стану уверен в своих чувствах — так уверен, как еще никогда в своей жизни.

И вот когда Себастьян Бразер входит в аудиторию, замечает меня, а я его, у меня возникает чувство, будто я сейчас свалюсь на бок со стула.

Будто я пьян.

И теперь мне понятно, что имела в виду Отем, когда говорила про лица.

Я уже видел его в коридорах школы, но особого внимания никогда не обращал: он один из тех идеальных детей мормонов, к тому же сын епископа и, насколько мне известно, чрезвычайно набожный.

Но прямо сейчас я не в силах отвернуться. Себастьян больше не ребенок. Я замечаю жесткую линию челюсти и миндалевидные глаза, раскрасневшиеся щеки и дернувшийся кадык, когда под тяжестью наших взглядов он нервозно сглотнул.

— Привет, народ, — приветственно помахав рукой, Себастьян неуверенно идет к центру класса и пожимает руку Фудзите. Никто не спускает с него глаз, словно держа под прицелом.

Сияя, Фудзита говорит нам:

— Ну, что я вам говорил!

Волосы Себастьяна сбриты на висках и длинные на макушке. А улыбка настолько широкая и искренняя… Он просто офигенно красивый. Но в нем есть что-то еще, усиливающее мое влечение, что-то большее, чем просто красота. Может, это его взгляд, надолго не задерживающийся ни на одном из нас. А может, возникшее у меня ощущение, что Себастьян нас немного опасается.

Когда он встает лицом перед всем классом, его глаза вспыхивают, встретившись взглядом с моими — всего на долю секунды, а потом еще раз. Будто призма, поймавшая луч света. Этого кратчайшего промежутка времени Себастьяну более чем достаточно, чтобы увидеть мое мгновенное увлечение им. Ну ничего себе, как быстро он понял. Должно быть, с ним такое происходит не в первый раз — обожающий взгляд с противоположного конца аудитории, — но такая стремительная влюбленность мне совершенно чужда. Мои легкие — словно дикие животные, стремящихся выбраться из клетки.