Стихотворения и стихотворные наброски, шуточные стихи, пародии, эпиграммы - Достоевский Федор Михайлович. Страница 6

Поэты-славянофилы в первые месяцы после начала военных действий были склонны рассматривать войну как испытание, нужное России для ее возрождения, и вместе с тем как средство для освобождения славянских народов из-под власти Турции и для будущего торжества православного Востока над католическим Западом. [27]

Вскоре отношение большей части славянофилов к войне изменилось: под влиянием поражений и сдачи Севастополя в их среде, как и во всем русском обществе, резко усилилось недовольство военной политикой Николая I.

НА ПЕРВОЕ ИЮЛЯ 1855 ГОДА

Стихотворение написано в конце июня 1855 г. ко дню рождения вдовствующей императрицы Александры Федоровны (1798–1860). В связи со смертью в феврале 1855 г. Николая I у Достоевского, по свидетельству А. Е. Врангеля, «воскресла надежда на перемену […] участи– на амнистию». [28] В марте 1855 г. в ознаменование начала царствования Александра II был обнародован «высочайший манифест», дававший право на производство Достоевского в унтер-офицерский чин. [29] В начале июля 1855 г. в Семипалатинск с ревизией прибыл генерал-губернатор Западной Сибири и командующий отдельным Сибирским корпусом генерал Г. X. Гасфорт. По воспоминаниям А. Е. Врангеля, он на обеде у Гасфорта говорил с ним о Достоевском и просил представить императрице стихи «На первое июля 1855 года». Гасфорт отказал ему, добавив: «За бывших врагов правительства никогда я хлопотать не буду; если же в Петербурге сами вспомнят, то противодействовать я не буду». [30] В июле 1855 г. А. Е. Врангель переслал стихотворение в Петербург, и оно через принца П. Г. Ольденбургского было передано императрице. [31] В сентябре в Военное министерство поступило ходатайство от Г. X. Гасфорта от 13 августа о производстве писателя в унтер-офицеры, к ходатайству было приложено стихотворение «На первое июля 1855 года». [32] 27 октября 1855 г. Инспекторский департамент Военного министерства «испрашивает» разрешение у военного министра на производство Достоевского в унтер-офицерский чин и запрашивает: «повелено ли будет» прилагаемые стихи «представить императрице Александре Федоровне». [33] На этом представлении 18 ноября 1855 г. появилась резолюция военного министра князя Долгорукова «Всемилостивейше повелено: рядового Достоевского произвести в унтер-офицеры», строки доклада, касающиеся стихов, зачеркнуты рукою Долгорукова. [34]

Осенью в Петербурге среди литераторов распространились слухи о написании Достоевским верноподданнических стихов, [35] что вызвало возмущение в радикально настроенных кругах. В конце 1855 г. в «Современнике» появился фельетон И. И. Панаева «Литературные кумиры, дилетанты и проч.», где Достоевский был обрисован в карикатурных тонах. [36]

О несовершенстве стихов откровенно писал брату M. M. Достоевский: «Читал твои стихи и нашел их очень плохими. Стихи не твоя специальность». [37]

Стихотворение «На первое июля 1855 года» написано в жанре философских од и элегий: Достоевскому могли служить образцами ода Г. Р. Державина на смерть графини Румянцевой (1791), его же стихотворение «На кончину графа Орлова» (1796), элегия В. А. Жуковского «На кончину ее величества королевы Виртембергской» (1819). В соответствии с образцами Достоевский, восхваляя Россию, прославлял ее будущее, которое связывал с предстоящими политическими переменами. Однако акцент в стихотворении лежит не столько на событиях, переживаемых Россией, сколько на личной судьбе автора: Достоевский напоминает императрице о Себе, призывая простить его и других подобных ему «отверженцев» перед лицом постигших ее и всю Русь испытаний.

[НА КОРОНАЦИЮ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ МИРА]

Стихотворение написано весной 1856 г., когда Достоевский начал хлопоты о производстве в прапорщики в связи с «высокоторжественным днем коронации государя императора». Кроме того, в ходатайстве Достоевского, переданном генералом Э. И. Тотлебеном военному министру Н. О. Сухозанету 2-му, присутствовала просьба «дозволить ему литературные занятия с правом печатания, на узаконенных основаниях» (см.: XXVIII, кн. 1, 471). А. Е. Врангель извещал писателя о ходе хлопот. В письме от 23 мая 1856 г Достоевский писал Врангелю: «О, дай бог, чтоб моя судьба поскорее устроилась. Вы мне пишете прислать что-нибудь. Посылаю стихи на коронацию и заключение мира. Хороши ли, дурны ли, но я послал здесь по начальству с просьбою позволить напечатать […] Просить же официально (прошением) позволения печатать, не представив в то же время сочинения, по-моему, неловко. Потому я начал с стихотворения. Прочтите его, перепишите и постарайтесь, чтоб оно дошло к монарху» XXVIII, кн. 1, 232). Далее Достоевский обсуждает с Врангелем возможность передачи стихотворения официальным путем, через Г. X. Гасфорта, который едет в Петербург. Писарская копия стихотворения «На коронацию и заключение мира» была приложена к письму Г. X. Гасфорта к Н. О. Сухозанету от 2 июня 1856 г. Как следует из документов Военного министерства, хлопоты Тотлебена и Гасфорта были успешными лишь частично: «его величество, согласившись на производство Достоевского в прапорщики, приказал учредить за ним секретное наблюдение впредь до совершенного удостоверения в его благонадежности и затем уже ходатайствовать о дозволении ему печатать свои литературные труды». [38] Стихотворение Достоевского было принято «к сведению» (XXVIII, кн. 1, 472), но так и осталось ненапечатанным в делах военного ведомства.

ШУТОЧНЫЕ СТИХИ, ПАРОДИИ, ЭПИГРАММЫ

ЭПИГРАММА НА БАВАРСКОГО ПОЛКОВНИКА

Датируется серединой 1864 г., так как записана рядом с набросками к «Крокодилу» (см. наст. изд. Т. 4). Эпиграмма задумана как пародия на стихи, печатавшиеся в 1860-х годах в газете А. А. Краевского «Голос». Ее текст находится в тетради среди ряда других полемических заметок, направленных против этой газеты. По-видимому, «автор» эпиграммы был задуман как тип «русского за границей», который «теряет употребление русского языка и русских мыслей». [39]

[ОПИСЫВАТЬ ВСЕ СПЛОШЬ ОДНИХ ПОПОВ…]

Эпиграмма на Н. С. Лескова написана в 1873–1874 гг., в пору завершения им или публикации романа «Захудалый род. Хроника князей Протозановых…» (Рус. вести. 1874. № 7, 8 и 10), упомянутого Достоевским в третьей строке («теперь ты пишешь в захудалом роде»).

[БОРЬБА НИГИЛИЗМА С ЧЕСТНОСТЬЮ (ОФИЦЕР И НИГИЛИСТКА)]

Датируется 1864–1873 гг. В середине 1864 г. Достоевский записал в тетради название будущего произведения, характеристику его героини – «нигилистки» и наметил некоторые детали. Две записи – каламбур, основанный на игре слов «Росс – рос», и эпизод, обозначенный словами «Голенькая ножка», – получат развитие в позднейших более развернутых разработках этого сюжета, относящихся – первая ко второй половине 1864 – началу 1865 г., а вторая – к последним месяцам 1873 г. Приписанная героине попытка восстать против «родительской власти» и «наказать ее гласностью», направив корреспонденцию в газету «Волос» (в «Голос» А. А. Краевского), объединяет заметки с рассказом «Крокодил», в черновиках и в основном тексте которого также содержатся выпады против «Голоса» и его издателя. Предварительные наброски к «Крокодилу» свидетельствуют, что Достоевский собирался включить стихи об офицере и нигилистке в состав рассказа. После иронического определения понятия «нигилизм», сущность которого, по словам одних, будто бы состоит «в стрижении женских волос», а по мнению других – «в отрицании всего существующего», в планах «Крокодила» следует запись: «Достал стишки: «Офицер и нигилистка». – С учением соглашаюсь» (V, 326). Возможно, что и в проекте «Главы 3» (с описанием встречи друга проглоченного чиновника с его женою и ее «увлечения» этим другом) под названием «стихи на нигилистов» мыслились те же «стишки». Одно время предполагалось, что нигилистка будет фигурировать в рассказе как особый персонаж: она явится к крокодилу, чтобы обсудить с чиновником вопросы женской эмансипации и вопрос о боге. Среди черновых заметок к «Крокодилу» есть следующая: «Если у гусей нет теток, стало быть, тетки – предрассудок» (V, 327). Смысл этой сентенции проясняется при сопоставлении с соответствующими стихотворными строками «Офицера и нигилистки».