Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман) - Френч Джон. Страница 35

— Выбор? Выбор? Разве узники в темнице выбирают, в каких обносках им ходить? Вот кто мы такие. — Он воздел руки к небу и развел их в стороны, и Иобель поняла, что Амон не отбрасывает тени и что контуры его фигуры размываются, если смотреть в упор. — Я такой, каким ты нашла меня, потому что это все, что осталось. Я — Амон, но Амон, взращенный из оставшихся Аримановых воспоминаний. Фрагменты, соединенные в образ того, кто когда-то жил.

— Значит, ты мертв.

— Разве не все мы мертвы? — Амон скривил губы, и Иобель вздрогнула. — Но да, там, в реальности, Амона больше нет. После того как меня… развоплотили, Ариман выбросил половину воспоминаний обо мне на задворки своей сущности. — Он прервался и посмотрел на Иобель оценивающим взглядом. — Но я забыл, что ты и так знаешь это…

Иобель нахмурилась:

— Я видела тебя в воспоминаниях Аримана, когда ты был воином Тысячи Сынов, но не видела, как ты умер.

Его губы снова скривились.

— Он предпочел забыть этот момент. Вот почему я здесь. Изгой в его разуме, шип в его убежденности.

— Что он хотел забыть о тебе?

— Что когда-то я был человеком. Человеком, который бы состарился и умер, не стань воином Императора. Что я был учителем. Что я оказывался прав куда чаще, чем неправ. Что он убил меня, вместо того чтобы признать, что он ошибался.

— Тогда почему ты до сих пор существуешь?

— Могу спросить тебя о том же. Почему ты все еще существуешь, инквизитор?

— Я — искажение, от которого Ариман не может избавиться, — ответила она.

Амон пожал плечами, как будто признавая такую возможность, но намекая на то, что это маловероятно.

— Если это так, то не исключено, что я такой же. Не исключено, что я упорствую в идее, будто прав мог быть кто-то другой. Не исключено, что сомнение — это моя функция. — Он испустил протяжный вздох, и его лицо стало усталым и древним. — Наш час почти пробил. Спасибо, Иобель. Думаю, что если бы знал тебя при жизни, то нашел бы крайне интересной. — Небо чернело, солнце скрылось за горизонтом, не пересекая небосклон. — Задавай свой вопрос, инквизитор.

— Где все началось? — спросила она. — Для Аримана — где все это началось?

— Хороший вопрос.

— Ты знаешь ответ?

— Есть много вероятностей. Просперо… Планета Колдунов… обе могут быть началом, в зависимости от того, какое путешествие ты имеешь в виду.

Ответь мне! — отрезала она.

Ветер поднял песок.

— Чтобы узнать ответ, тебе нужно задать другой вопрос, — раздался затихающий голос. — Не почему началось путешествие, но кто начал его?

Иобель подняла глаза.

Солнечный свет коснулся кожи. Ночь исчезла. По пустыне перед ней мчался ветер. Она нахмурилась.

На землю упал небольшой темный предмет. Она нагнулась, прикрывая глаза от яркого света. Он выглядел как кусок дерева, размером с предплечье, наполовину погрузившийся в песок. Иобель потянулась к нему и осторожно вытащила. Дерево было черным, старым, края предмета растрескались. Поверхность была иссечена, но инквизитор разглядела птиц, спиралью поднимающихся к неровному кругу солнца. Она повертела предмет в руках, пытаясь вспомнить, не сталкивалась ли прежде с чем-то похожим. Кусок дерева казался знакомым, словно часть чего-то, что она уже видела, но не поняла.

Иобель выпрямилась и спрятала фрагмент в складки одеяния. Вокруг нее к горизонту миражей тянулась пустыня.

Перевертыш бежал. Скорлупа брони двигалась вместе с ним. Сразу за ним следовали другие чудовищные фигуры в рассеченных пополам черным и красным доспехах. Вокруг них судорожно мигал желтый свет. Впереди показались ряды пробивных капсул. Кабели и трубки, отсоединявшиеся от модулей капсул, исходили паром и искрились.

— Вражеские корабли входят в радиус огневого поражения, — раздался у него в ухе человеческий голос. Перевертыш узнал голос одного из лейтенантов коммодора Исхафа, его слова сочились напряжением и самоконтролем.

— Готовность ударной группы Инкарнида — двести тридцать секунд, — ответил по воксу Перевертыш; его рот в совершенстве воспроизвел голос Умиэля.

Космические десантники позади разбежались по своим местам. Поршни закрыли люки в бортах пробивных капсул. С ревом разматывающихся цепей опустились магнитные подъемники. Капсулы взмыли в воздух и вошли в ожидающие отверстия пусковых труб. Каждая из них представляла собой узкий бронированный конус размером с танк. Орудийные установки опоясывали диафрагменные люки на днищах. Вдоль бортов ждали сложенные клиновидные опоры. Если капсула достигнет корпуса корабля, эти ноги вгрызутся в броню, словно челюсти клеща, и орудийные установки пробьют брешь, через которую внутрь смогут спрыгнуть пассажиры.

Перевертыш достиг капсулы и шагнул в сумрак внутри. Почетная гвардия Умиэля последовала за ним. На каждого из них опустилась магнитная обвязка. Сумрак содрогнулся от металлического грохота, когда подъемник захватил капсулу и качнул в воздух. Вокруг нее с барабанным грохотом сомкнулась пусковая брешь. Подъемник отсоединился. Перевертыш осмотрел свою почетную гвардию, пробежавшись взглядом по оружию, закрепленному на бедренных пластинах брони, а также отметив текущие по дисплею шлема руны готовности. Как это бы сделал Умиэль.

— Ударная группа Инкарнида к запуску готова, — произнес Перевертыш. — Молот падает по вашей команде.

— Будьте наготове, Инкарнид, — отозвался человеческий голос.

Перевертыш стал ждать. Чувства выскользнули из тела и понеслись наружу, находя глаза членов команды на мостике в полукилометре над ним, прокрадываясь в датчики сервиторов и пилотов, летавших в пустоте неподалеку. Он ждал, пока близился следующий шаг на его пути.

Корабль, на котором находился Перевертыш, был боевой баржей. Нос в форме молота был выкрашен в багрово-черные цвета, отмечавшие ее как военный корабль Сангвиновых Ангелов. Ее орудия были достаточно мощными, чтобы сокрушать города, а внутри корпуса ждали наготове триста воинов Адептус Астартес. Как и все корабли подобного рода, она обладала названием, говорившим о воинственности своих творцов. Баржа называлась «Гнев веков», и она была не одна.

Вместе с «Гневом веков» к Просперо направлялись еще десятки кораблей. Огонь их двигателей рассекал вакуум космоса. Над и под более крупными судами проносились эскадры быстрых эскортов. Рядом кружили рои боевых кораблей и бомбардировщиков, сверкая злобой и отраженным звездным светом. Просперо представлялся далеким и размытым кругом. Его поверхность вспыхивала и мерцала, словно была сферической грозовой тучей.

Даже на таком расстоянии Перевертыш ощущал, как на мир давит варп, открывая раны ее прошлого. Между планетой и имперским флотом в свободных построениях зависли сотни кораблей. Варп наложил свой отпечаток на каждый из них. Вокруг орудийных портов скалились лица. Корпуса десятков судов переливались маслянистым блеском. Вдоль хребтов турболазеров вихрились спирали света. Это был флот без единства, но всеми командовали сыны Просперо, ответившие на зов Аримана. Те, кто решил найти применение своим мечам и силе в другом месте, уже ушли или бежали к границе системы. Те же, кто нашел нужным остаться, ждали встречи с Империумом, который намеревался сжечь их родной мир во второй раз.

В ядре ждущих кораблей находилось судно с черно-золотым корпусом. Перевертыш увидел на мостике разум его повелителя, пылающий холодно и ярко, и услышал, как с его губ слетел приказ.

— Огонь, — произнес Хайон, и черный корабль промолвил первое слово в сражении.

В пустоте замерцали потоки плазмы. Забили снаряды. Щиты начали шипеть и сбоить. Затем имперский флот ответил. Торпеды и снаряды полосами рассекли черноту. Все больше собравшихся у Просперо кораблей открывали огонь. Если смотреть над вектором имперской атаки, битва представляла собой полумесяц огней двигателей, приближавшийся к неровному острию защитников. Плотность огня увеличивалась. Снаряды и лазерные лучи встречались на полпути, и пустота между флотами утонула во взрывах.