Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман) - Френч Джон. Страница 42

Достигнув поворота, Кнекку без раздумий шагнул туда. Он остановился, на мгновение усомнившись, что видит перед собой — отражение за тупиком или же нечто реальное.

Стены вспыхнули и выгнулись, образовав небольшое круглое пространство. Кнекку не видел выхода и, обернувшись, понял, что путь позади также закрылся. Только когда он немного отступил, перспектива изменилась так, что он сумел разглядеть проем, через который только что вошел. В центре пространства у костра сидела фигура в рваном красном плаще, лицо которой скрывалось под глубоким капюшоном. В пламени потрескивали сухие ветви, хлопая и разбрасывая искры.

Авениси протиснулся мимо ног колдуна и приблизился к костру. Фигура в плаще подняла руку и почесала голову существа, будто приветствуя старого знакомого. Кнекку заметил, что пальцы фигуры были искривленными и тонкими, словно ветки. Он нерешительно замер, но затем шагнул ближе. Хрустальные стены превратились в смутную тень.

Фигура в красном плаще взглянула на приближающегося. Из-под капюшона с иссеченного шрамами лица блеснул единственный ярко-синий глаз.

— Приветствую, Кнекку, — промолвил Магнус. — Приятно видеть тебя снова, сын мой. Я рад, что ты нашел меня.

— Нет, — сказал Кнекку. Внутри него, невзирая на усталость, поднялись обида и злость. Он подавил объявшие его чувства, заставив себя посмотреть в наблюдавший за ним глаз. «Контроль, — подумал он. — Контроль — это все. Это лишь очередная уловка Лабиринта, еще один шаг на пути к Алому Королю». — Ты — не он.

Отец улыбнулся и едва заметно покачал головой:

— Все зависит от того, как посмотреть.

Горы нашли Иобель прежде, чем она успела дойти куда-либо еще. Они возникли как черные размытые пятна, скрывавшиеся за маревом, и женщина считала их миражом, покуда не заметила, что они не исчезли, когда начало холодать и темнеть. Тени вершин росли с каждым циклом солнца и луны, пока она не стала различать свет, отражающийся от их склонов. Затем однажды солнце поднялось над горизонтом, и они вгрызлись в небеса над ней, будто сломанные черные зубы. Они не начинались с оснований и пологих подъемов, прежде чем вознестись. Песок просто исчез, коснувшись отвесных утесов. Она шла до тех пор, пока не смогла прикоснуться к черному камню. Он был теплым на ощупь, как будто накапливал солнечное тепло. Песок лишил камень блеска, но отроги и трещины мерцали.

Иобель шла вдоль подножия утеса два цикла света и тьмы, прежде чем нашла проход. Это была щель чуть шире ее вытянутых в стороны рук, и казалось, она бежит от вершин до самой пустыни. Внутри ждали прохладная тень и задутый ветром песок. Инквизитор замерла в нерешительности, но совладала с собой и сделала шаг вперед. Она зашла так далеко и все равно ничего не выяснила, а все, что у нее было — загадочные слова призрачного ребенка и ощущение, что на горизонте ее ждет город.

«Иди к началу всего. Вот к чему все приводит в конечном итоге».

— Все это очень хорошо, — пробормотала Иобель, — но трудноисполнимо, если не знаешь, куда идти.

Ее рука непроизвольно полезла в карман. Там лежал резной кусок дерева, его край был острым на ощупь. Сжимать обломок у нее уже вошло в привычку, когда она думала о своем прогрессе или о его отсутствии. Иобель достала деревяшку и начала разглядывать птиц на ее поверхности. Инквизитор надула губы. При каждом новом взгляде вещица становилась все более и менее знакомой.

— Начало всего для Аримана? Для меня? Для Магнуса? — Она покачала головой. — Для Тысячи Сынов? Для Империума? Но где начинается это все?

Женщина спрятала деревяшку обратно в карман. Щель перед ней ждала.

— Ладно, — сказала инквизитор и оглянулась на нетоптаную пустыню. — Ладно. Если сомневаешься, единственный путь — это вперед, да? — Мимо Иобель в темное ущелье замело струйку песка. — Или что-то вроде того.

Она вошла в гору, и ее окутала холодная мгла. На мгновение Иобель ослепла, когда яркость пустынного солнца сделала тени непроглядно-черными. Она подождала, пока эффект не прошел, и двинулась вперед. Стены ущелья были гладкими и покрытыми неровными узорами, которые напоминали ей следы, оставленные отливом. Песок под ногами продолжал приглушать шаги. Верх щели отсюда представлялся светящимся волоском, но его было как раз достаточно, чтобы видеть. Как раз. Спустя какое-то время Иобель оглянулась. Она не думала, что шла настолько долго, но и проем в утесе стал теперь отдаленной яркой полоской. Женщина ускорила шаг.

Инквизитор была готова к тому, что когда в пустыне наступит ночь, свет исчезнет, однако этого не случилось. Вместо этого изменился звук. Поначалу она слышала собственные шаги по присыпанной песком земле. Затем заметила, что появилось отдаленное бормотание, которое могло быть текущей водой, либо ветром, либо негромкими голосами. Но воды и ветра не было, а если здесь кто-то и находился помимо нее, она их не видела. Звук усиливался и стихал, и усиливался снова, пока наконец не исчез. Затем наступила тишина — абсолютная, в которой не слышно даже шагов, — так что ей казалось, будто она не идет, а стоит на месте, пока мимо тянутся стеклянные стены. Спустя какое-то время женщина начала думать о тишине как о ночи, хотя сама не знала почему.

Когда звук вернулся, инквизитор остановилась. Она сказала себе, что лишь отдыхает, а затем выругала себя за ложь. Ей не требовался отдых. Она была мертва, а если испытывала усталость, то только потому, что это было частью мысленного пейзажа вокруг нее: она была уставшей потому, что не знала, сделала ли верный выбор. Когда Иобель оглянулась, то уже не смогла разглядеть вход в ущелье. Это положило конец наполовину сформировавшейся мысли о том, чтобы вернуться.

Резные изображения дверей начали попадаться едва ли не сразу, как она продолжила путь. Тыльная сторона руки коснулась стены каньона и натолкнулась на резкую границу. Иобель вскрикнула, отпрянув от скалы. На нее взирала резная дверь. Сначала женщине показалось, будто та реальна и окаймлена гравированным косяком с аркой. Она подступила ближе, вытянув руку, и пальцы нащупали внутри резьбы полированный камень. Тот был безупречным и неподатливым. Иобель провела пальцами вдоль границы, но не нашла ни швов, ни стыков. Дверь не была настоящей — лишь образ, выбитый в камне. Спустя несколько шагов она обнаружила еще одну, а затем еще, пока они не стали тянуться мимо нее бесконечной вереницей. Инквизитор задалась вопросом, в какую часть Ариманова разума она попала и что эти двери символизировали для него.

Она все еще размышляла над этим, когда стены исчезли, камень сменился кромешной тьмой, ведущей вдаль. Остались лишь створки, висящие во мгле, будто карандашные наброски на черной бумаге. Иобель поняла, что затаила дыхание, и у нее возникло чувство, будто если сейчас лишиться ощущения твердой поверхности под ногами, то идея тела тоже покинет ее.

Спины коснулось тепло, разливаясь по конечностям. Женщина обернулась. В неглубокой впадине в скальной породе потрескивал и плевался искрами костер из набросанных веток. На границе отбрасываемого света вырисовывались грубые стены пещеры. Иобель бывала здесь прежде, но тогда фигура у костра была покрытым шрамами согбенным существом в рваном красном плаще.

Теперь на запыленном камне, скрестив ноги, восседал меднокожий ангел. Он казался одновременно громадным и хрупким. Надо лбом извивались черные рога. Из спины и плеч выступали сложенные крылья. Иобель заметила на белых перьях кровь. Его тело скрывала броня. По кованым металлическим мышцам вились золотые символы. Когда она вгляделась пристальнее, огонь вспыхнул, и на мгновение крылья ангела стали паутинами из кости, а кожа — серой и потрескавшейся. Тени сместились, и мимолетное впечатление миновало.

— Здравствуй, Иобель, — сказал ангел и потянулся, чтобы взять из костра обуглившуюся ветку и поворошить ею угли. Тогда она заметила нечто другое, нечто, висевшее рядом с ним, похожее на полупрозрачную тень освежеванной и сгоревшей летучей мыши. Инквизитор ощутила на себе взгляд блестящих глаз, ощутила, как оно голодно зашипело. — Ты искала меня.