Кормилица по контракту - Бочарова Татьяна. Страница 53

Свободного времени у нее теперь была уйма, и, не зная, чем его занять, Валя разыскала телефон Верки и позвонила ей. Та была ужасно рада ей. Оказалось, что в супермаркете она больше не работает — отец устроил ее к себе в контору, там хоть и платили немного меньше, зато и хлопот никаких не было, сиди себе, печатай на компьютере да попивай чай.

Девушки поболтали о том о сем, вспомнили старые времена. Потом Верка неожиданно заторопилась.

— Пора мне, Валюха. Ждут.

— Кто ждет? — полюбопытствовала Валя.

— Да так, один. — Верка хмыкнула в трубку и с иронией произнесла: — Жених.

— Ты что, замуж выходишь? — не поверила Валя.

— Выхожу, представь.

— И кто он?

— Наш сосед. Всю жизнь на одной лестничной площадке прожили. Ни фига себе, правда? — Верка весело захохотала.

Валя слушала ее беззаботный, вполне счастливый смех, и в сердце у нее росла тоскливая пустота. Нет, она вовсе не завидовала Верке — чем шляться, пусть лучше создаст семью, остепенится, тем более что парень-то, видать, хороший, раз знает свою безбашенную невесту с самого детства и до сих пор в ней не разочаровался.

Дело было не в зависти. Дело было в самой Вале. В том, что она не могла так заразительно, счастливо смеяться, рассказывая подруге о Тенгизе, в том, что, в отличие от Верки, ей некуда было спешить. А еще в том, что она невероятно, смертельно устала от притворства.

В этот вечер Валя наврала Тенгизу, что хочет навестить Евгению Гавриловну, а сама поехала к Зое Васильевне. Поехала без звонка, ей хотелось нагрянуть сюрпризом. Однако сюрприза не получилось — дверь открыл муж Зои Васильевны и сообщил, что та в больнице с инфарктом. Вид у него был жалкий и потерянный, об его ноги терся, грустно поскуливая, рыжеватый, бесхвостый фокстерьер — оба болезненно переживали отсутствие хозяйки. Валя немного посидела с ними, приготовила на скорую руку ужин, сбегала за мясом для пса. Потом на мобильный ей начал трезвонить Тенгиз, предлагая забрать ее от тетки на машине. Вале хотелось не видеть его сегодня как можно дольше, но делать было нечего. Они уговорились встретиться возле универсама и встретились. Тенгиз отвез ее домой, и там Валя, впервые за все это время, не выдержала, сорвалась, накричала на него из-за какого-то пустяка. Потом закрылась в ванной и долго ревела, пустив воду на полную мощность.

Тенгиз, стоя за дверью, упрашивал ее выйти или хотя бы объяснить, в чем дело. Валя не отвечала, и постепенно он тоже завелся, стал говорить на повышенных тонах, пару раз долбанул в дверь кулаком. Потом в коридоре стало тихо.

Когда Валя наконец успокоилась и, опухшая от слез, вернулась в спальню, Тенгиз валялся на кровати в обнимку с коньячной фляжкой. Лицо его было красным, взгляд бессмысленно блуждал по потолку.

Валя попробовала говорить с ним — но напрасно. Он был настолько пьян, что ничего не соображал. Однако фляжку из рук не выпускал, время от времени потягивая из горлышка. Потом его вырвало прямо на ковер, и Валя бегала с мокрым полотенцем, а после с крепким чаем и таблеткой анальгина — и так до полуночи. Когда Тенгиз уснул, она поглядела на его измученное, осунувшееся лицо и снова зарыдала, еще горше прежнего.

Наутро у обоих разламывалась голова. Не глядя друг на друга, они с трудом поднялись с постели. Валя отправилась на кухню, Тенгиз долго торчал в ванной под душем. На работу он уехал с трехчасовым опозданием. Вечером позвонил, что задержится, так как не успел сделать все, что было нужно, а вернулся снова пьяным в стельку.

Помирились они с Валей лишь спустя неделю. Дней пять все было ничего, они даже съездили в гости к одним старым знакомым, у которых часто бывали прежде. Валя строго-настрого приказала себе веселиться, и веселилась: танцевала до упаду, пела под «караоке», играла в «бутылочку» со всей честной компанией. Она не сразу заметила, что Тенгиз, поначалу резвившийся вместе с ней, постепенно помрачнел, затих, а потом уединился в соседней комнате, прихватив с собой бутылку. Увозить его домой пришлось на машине приятеля, и там повторилось все, что было две недели назад. Проведя бессонную ночь, выжатая как лимон, опустошенная, Валя наутро твердо сказала Тенгизу:

— Так больше нельзя. Ты стал самым обыкновенным алкашом. Я уйду.

— Нет, — взмолился тот и сполз с дивана на ковер к ее ногам, — не уходи. Клянусь тебе, это в последний раз.

— Тот раз тоже был последним. — Валя чувствовала, как ее охватывает глубокая тоска и безнадежность.

Сколько раз она наблюдала подобные сцены в родительском доме. Сколько раз отец ночами измывался над матерью, а утром выпрашивал у нее прощенье, умоляя не бросать его, остаться. Теперь это стало и ее образом жизни, а ведь когда-то, совсем недавно, Валя ручалась головой, что ее судьба будет совсем иной.

— Смотри, Тенгиз, — тусклым голосом предупредила она, — еще так напьешься, больше меня не увидишь.

Он молча кивнул, но Валя знала, что никакие угрозы не остановят его, не удержат от выпивки. Он страдал, так же, как она, страдал от ее равнодушия, которого Валя не могла скрыть, от того, что в постели она была, как бревно, и совершенно разучилась улыбаться и смеяться, когда они оставались наедине.

Чтобы как-то развеяться, отключиться, Валя стала захаживать в гости к Дарье, благо, та была под боком и всегда радовалась ее приходу. Сидела у нее в квартире целыми днями, возилась с ее Степашкой, помогала по хозяйству. Свой дом она совсем забросила, убиралась спустя рукава, готовила из полуфабрикатов. Чего было стараться, когда Тенгиз почти ежедневно заявлялся «на рогах» и, минуя кухню, сразу отправлялся в постель.

Так проскочил остаток осени и часть декабря. Степашка, который был моложе Антошки всего на два месяца, но из-за полноты и неповоротливости развивался физически значительно медленней, начал понемножку вставать на ноги.

«А мой уже бегает небось», — думала Валя, вспоминая, как Антошка в девять месяцев спокойно обходил комнату по периметру, держась за стены и мебель. Она так и не могла привыкнуть считать его чужим ребенком, и даже в разговорах с Дарьей у нее частенько проскальзывали такие словечки, как «мой», «наш».

…Под самый Новый год Верка вышла замуж. Она пригласила Валю на свадьбу в небольшой уютный ресторанчик. Та взяла с собой Тенгиза.

Праздничный вечер получился неожиданно хорошим и теплым. Гостей было немного, все приличные люди, никто не напился, все заготовили шутливые, дружеские тосты. Играл приглашенный ансамбль, тамада, симпатичный, бородатый мужчина средних лет, вел торжество легко и непринужденно. Добавить к этому отличное, продуманное до деталей меню и замечательное обслуживание — и свадьба выходила идеальной.

Веркин жених Вале тоже понравился. Он был полным антиподом своей невесты — худой, долговязый, в смешных, круглых очках на курносом носу, но бесконечно веселый, добродушный и обаятельный. Через полчаса Вале казалось, что они знакомы целую вечность, Леня — так звали парня — лихо травил анекдоты, дружески похлопывал по плечу Тенгиза, пел комплименты Вале и все это — не сводя влюбленных глаз с Верки, которая в длинном, свободном платье кремового цвета, с высокой прической, увенчанной бутафорской розой, была хороша, как никогда.

Поначалу Валя чувствовала себя немного скованно. В ресторане, кроме нее, не было никого из магазина — Верка после своего ухода с девчонками отношений не поддерживала. К тому же Валя беспокоилась за Тенгиза, чтобы тот в очередной раз не надрался до поросячьего визга. Однако он вел себя вполне прилично, и постепенно она расслабилась. Они с Веркой улучили минутку и, оставив гостей, уединились в небольшом вестибюле с множеством зеркал.

— Выглядишь отлично, — проговорила Верка, разглядывая Валин наряд: серебристо-жемчужный брючный костюм и изящные туфельки на высоченной «шпильке». — Как у вас с Тенгизом?

— Ужасно, — честно призналась Валя.

— Сказать по правде, это видно. — Верка осторожно качнула своим навороченным причесоном. — У него что, проблемы с алкоголем?