Земля Нод (СИ) - Тао Анна. Страница 41

— Откуда вы...

Не дав ей договорить, он стремительно встряхнул ее за плечо и приложил палец к губам. И так за дверью было подозрительно тихо.

"Стену звука" пришлось поставить на пол. Он отложил костыли и присел.

Крохотный волчок, повинуясь движению рычажка, закрутился вокруг своей оси. Чем быстрее он раскручивался, тем ярче сиял теплым желтым светом. Сияние рассыпалось яркими, неровными пятнами, которые заскользили по стенам, потолку и полу, и в этих пятнах звучало неразборчивое бормотание различных голосов, в котором угадывались и их голоса в том числе. Теперь стражник и все в здании, кто пожелает прислушаться, услышат лишь неразборчивый тихий разговор, не представляющий интереса. Кроме "стен звука" Кудесник Олаф создавал еще и "молчальники", которые лишь не пропускали звук за пределы комнаты. Но полная тишина чужда слуху молоха, поэтому эти "глухие пятна" сразу выдавали себя. Все же хорошо, что Аде выдали с собой не "молчальник". Любое подозрение зн сговор с пленницей закончилось бы для Антония очень плохо.

Едва "стена звука" сделала несколько оборотов, как Мария повторила:

— Откуда вы это знаете?

Ему это показалось странным. Разве речь шла о каком-то важном секрете? С другой стороны, Мария сама пошла на контакт, пусть даже по такой причине.

— Это все знают, — схитрил Антоний, чуть усмехнувшись. Что из его слов так ее взволновало?

Мария смерила его пронзительным взглядом, сделала пару шагов по тесной комнатушке и скрестила руки на груди. Антоний же, напротив, расслабился. Она удивлялась, она волновалась, она нервничала — она не была тем монстром, который ему померещился вначале. Нужно было лишь... не всматриваться в лишенное возраста лицо, чтобы этот морок не возвращался. В конце концов, он точно такое же порождение ночи.

— Неправда, — наконец сказала она. — Только несколько молохов знали про запасы. Он... пока не предавал свои исследования огласке.

Все прочие эмоции и мысли Антония будто выдуло ветром из головы.

— Вы его знаете?! Твардовского?

Он сам не понял, как подскочил к Марии, едва не опрокинув "стену", и схватил ее за плечи. В голове ураганом проносились тысячи вопросов. Она знает Твардовского! Она знает, кто он и... И что дальше?

Наверное, эта перемена оказалась очень явной. Мария смотрела на него будто бы с сочувствием.

— Вы общались с ним? — спросила она. Но больше ничего не сказала.

— Мы чуть не убили друг друга, — мрачно ответил Антоний, с отвращением чувствуя, как внутри все переворачивается от воспоминаний. От страха, от ненависти и от... восхищения, которое незнамо откуда взялось. Это чувство будто нашептали ему на ухо, навязали, повесили на шею неподъемным камнем. И чем дальше, тем сильнее это чувство врастало в него, становясь таким же привычным и будто бы правильным, как любовь и уважение к старому другу.

— Вы общались с ним? — повторила она, словно не услышав. — Разговаривали?

Антоний в сердцах пнул костыли.

— Да! Это имеет значение?! Он мне одно слово повторял, как попугай! "Уходи", да "уходи"! Расскажи мне о нем! Расскажи то, что знаешь, но только не томи. Кто он, откуда и как мне его найти?

— Зачем ты хочешь его найти?

— Я... я не знаю! Я чувствую, что это будет правильно, — он выложил все, как на ладони, и сжал зубы.

Губы Марии тронула горькая усмешка.

— Почему ты так смотришь на меня?

Он растеряно сел на кушетку. Мария стояла напротив, задумчиво кусая ноготь.

— Он назвал это "обаянием дьявола", — осторожно начала она. Было видно, что ей чужды длительные объяснения. — Это трудно объяснить. Вскоре после обращения он стал замечать, что его отец, Марьян, да и Катаржина стали относиться к нему с особым трепетом, внимать каждому его слову, одобрять и поощрять все, что он делал... Это было не в их характере. Следом он стал замечать это за каждым, с кем обменялся хотя бы парой слов. Им начинали восхищаться, к нему начинали тянуться. Он становился объектом для подражания. Что бы он ни делал, что бы ни говорил, даже что-либо скверное и отталкивающее, это все равно трактовалось в его пользу...

— А ты?

Неужели на нее даже эта чертовщина не действовала?

— Когда я видела его в последний раз, он еще был человеком, — Мария покачала головой и только сейчас заметила, каким колтуном свалялись ее волосы. Она принялась распутывать их пальцами. — После мы говорили только по телефону...

Антоний слушал ее, не перебивая. Наверное, с таким же чувством папаша Шастель слушал проповеди кюре о Всевышнем.

— Я не знала, что с ним случилось... После оккупации Варшавы мы потеряли всякую связь. Я знала только то, что он не сбежал вместе с Марьяном. Что... с ним случилось?

— Я не знаю, — прошептал Антоний зачарованно. Он выложил ей все, что случилось в ту ночь. Даже забыл приукрасить. Об охоте, о встрече у лачуги, о короткой драке и последующей погоне. И том, что его так и не смогли найти. Собравшись с мыслями, он спросил:

— Но почему он напал на меня? Если знал о том, что я... эээ...

Мария так и стояла над ним, застыв, будто статуя.

— Я бы хотела тебе ответить. По правде сказать, я даже не знаю, о чем ты. Он никогда не упоминал...

— Как его хоть зовут-то?! А то все "он", да "он".

— Абель. Но он предпочитает, чтобы его звали на иудейский лад. Хевель.

Хевель. Хевель Твардовский. Вместе имя и фамилия звучали чуждо, разваливаясь, как две половинки разрезанного яблока.

Он и сам не заметил, как разговор перетек на жида. На Хевеля. Слова о том, что все его чувства навязаны извне, быстро улетучились из его головы. Он вдруг вспомнил про Аду. Если бы у него было это "обаяние дьявола", она бы его полюбила так, как любит Свена?

А затем он вспомнил и о том, зачем, вообще, пришел сюда. Он пытался стряхнуть с себя мысли о Хевеле, но пока безуспешно. Щупальцами они обволакивали его и тянули в какой-то непонятный дурман.

— Ты все еще хочешь его найти? — он понял, что Мария повторила этот вопрос дважды. — Теперь, когда знаешь, откуда это желание?

Антоний не ответил. Не сказать, чтобы этот вопрос его сильно отрезвил. Отрезвила скорее мысль о том, что раз Мария так доверительно говорит с ним (даже перешла на "ты" ), то, может быть, его миссия выполнена? Она достаточно к нему расположена — ведь она верит во всесильность дара Хевеля. Или нет?

— Я подумаю над этим, — натянуто улыбнулся он, вставая с кушетки. Смятый плед валялся рядом.

— Почему ты притворяешься хромым?

— Что?

— Ты мог хромать после схватки с Хевелем. Но я знаю другого хромого молоха. Он не может нормально ходить без трости, не может так легко садиться на пол.

Он порадовался, что она сама перевела тему в нужное русло.

— Потому что я хотел спасти вас.

Брови Марии дрогнули.

— Моя напарница, прямо сказать, слегка обезумела и готова пойти на все, чтобы между нашими... организациями началась война. Я был против, пытался отговорить ее... ситуация с Хевелем удачно подвернулась. Я притворился, что не в состоянии выполнить это дело... Притворяться мне и не нужно. Мои раны заживают очень долго. Но Ад... моя напарница все равно не могла отказаться от этой идеи. Я сумел только убедить ее не убивать вас, а лишь взять в заложники. И предложил взамен себя самого бестолкового и несамостоятельного молоха в Ордене... Но он справился, к большому моему сожалению. Теперь моя цель — как можно скорее воссоединить вас с братом, чтобы он раздумал нас всех убивать. Признаться, я не ждал, что разговор с ним приведет мою напарницу в такое замешательство... Она молода и амбициозна, — "И мечтает соблазнить чудище таким вот нетривиальным способом". — Она даже не поговорила с вами ни разу, хотя и хотела вытянуть из вас какую-нибудь полезную информацию. Признаться, мне кажется, что она теперь просто боится, хоть это и не заставило ее передумать.