Земля Нод (СИ) - Тао Анна. Страница 47

— И что было потом? — хотя вначале Вера слушала легенду со снисходительной улыбкой, сейчас она ее увлекла.

— Мнения оборотней разделились. Одни считали, что их нужно принять обратно, что грешно отвергать брата только потому, что он болен. Другие же — что эти дети навлекли на них еще большее проклятье. Что их нужно уничтожить, пока оно не перекинулось на остальных, подобно чуме. Первых оказалось больше. Молохами же их стали называть много позже по имени самого старшего из проклятых детей.

— Поэтому мы одна семья?..

— Да, поэтому мы семья. Дальние, но все же родичи, — Андрей сел напротив нее и сложил пальцы домиком, внимательно глядя на девушку. — Когда проклятье пытались передавать тем, кто не принадлежал семье, рождались вампиры. Слабые, никчемные существа, в которых не было ничего, кроме жажды крови и проклятья жить в вечной темноте. Даже бессмертными их было трудно назвать... Чем дольше они жили, тем больше сходили с ума. В конце концов, либо выходили на солнце сами, либо нападали на людей, оборотней или молохов, чтобы они даровали им милосердную смерть.

— Зачем же вы их обращаете? — Вера захлопала ресницами.

— Их никто не обращает целенаправленно. Но чем дальше, тем труднее понять, кто человек, а кто "щенок" — как мы называем членов семьи, лишенных дара. Кровь разжижается, случайно рожденные "щенки" рассеиваются по миру, не зная правды о себе. Когда кровь разжижается слишком сильно, они становятся просто людьми, — Андрей развел руками. — Вампиры же — это бич нашего мира. Все более многочисленные и все менее контролируемые. Многие молохи объединялись, чтобы уничтожать их или найти способы вернуть им разум. Другие же просто были против их уничтожения, взяв пример с оборотней. Глупо.

— А вы?

— Я против воли оказался в лагере защитничков, когда мы обратили Наталью. Слишком уж Мария была к ней привязана... Да и поймешь разве до поры до времени — вампир то или просто слабый молох?

— А вы могли... обратить папу? — голос Веры дрогнул. — Чтобы он стал бессмертным?

Андрей покачал головой.

— Это невозможно. Хоть литр моей крови он бы выпил, это не изменило бы его. В будущем я мог бы обратить разве что твоего брата, если в нем не проснется волк.

— А маму?

— Она была обычным человеком. Это ясно... Молохи не одни копья обломали в поисках хоть каких-то признаков потенциальных "щенков". Единственным признаком оказался рост, хотя это не всегда срабатывало. Высоких вампиров очень много... Твоя же мать была слишком низкой для "щенка".

Вера совсем приуныла. Более того, Андрею показалось, что она устала. Часы на стене пробили полночь. Но отпускать ее было слишком рано.

— Пусть я тебе еще ничего не объяснял, но… Ты задавалась вопросом, зачем ты здесь?

Вера кивнула.

— Я знаю, что случилась беда с Марией Николаевной. И что мы здесь, чтобы ее спасти.

Больше она ничего сказала. И ничего не спрашивала. Андрей даже не предполагал, что она настолько ему доверяет. Внутри как-то неприятно засосало под ложечкой. Он думал, что Вера не задает вопросов по легкомыслию, по свойственному юности недостатку ума.

Кажется, это незаслуженное доверие к нему передавалось у Бестужевых по наследству. Ефрем тоже поверил, когда Андрей пообещал ему вернуть земли его рода. Даже после того, как Георг Суздальский публично осмеял его претензии перед тогдашним московским советом. Наивность? Глупость? Надежда, что в жизни всегда бывает так, как в легендах?

— Ты очень похожа на своего отца. Не только внешне, — Андрей ощупывал взглядом ее лицо. Знакомый разрез глаз, знакомая улыбка, знакомые веснушки на курносом лице и темный завиток на высоком загорелом лбу. — Ты не боишься того, что тебя ждет? Смело.

— Или глупо, — вдруг серьезно сказала Веруня, опуская глаза. Она закусила губу. — Вы всегда помогали папе и... нам. Он когда-то говорил мне, как много вы сделали для него. Что наша семья несколько поколений жила в изгнании и что вы помогли ему все вернуть. Теперь мой черед вернуть вам этот долг.

Ее глаза вспыхнули каким-то неожиданным огнем.

Похоже, его друг создал для своей дочери образ эдакого бессмертного героя-спасителя. Благодетеля, который приложил все силы, чтобы вернуть почти истребленный извергами род Бестужевых на родину. Если он хотел пойти до конца, то эти труды развенчивать не стоило.

— Ты, действительно, дочь своего отца.

Он чувствовал, как эти слова стали стеной между ним и Ефремом. Когда Вера неслышно притворила дверь и ушла, он прижался лбом к холодному стеклу.

— Я убил ради тебя, я предал ради тебя... Я ушел во тьму ради тебя. Что еще я должен сделать? — беззвучно шевелил он губами. Он не переставал себя чувствовать, своего рода, должником. С тех пор, когда понял, что его жизнь возле Марии была милостью монгола для его индже*. С тех пор, когда понял, что большую часть времени Мария сопротивлялась для виду, когда монгол брал ее силой. Она говорила, что покорные женщины быстро ему надоедали. Вся эта кровь на спине, побои и крики однажды стали просто частью представления. Если бы монголу надоело, и он оставил ее в покое, забыл про нее, Андрея могли выменять на коня или добрый меч — все полезнее мальчишки. Но она вела себя так, чтобы он не оставлял, не забывал. Часто гордость ее заедала, побои становились настоящими, как и кровь, сочившаяся из длинных рубцов, которые промывал Андрей. Когда медведица слишком показывала зубы, показательно пороли и его, но он не чувствовал ударов плетью. С годами он учился быть полезным, ухаживал за скотиной, пас овец, чистил жеребцов — лишь бы монголу не пришла в голову мысль разлучить их, лишь бы не сменял его в другую семью. Лишь бы Марии не нужно было и дальше ложиться под монгола ради него...

...А может быть, он уже расплатился сполна?

Внизу за окном, как и шесть сотен лет назад, неразборчиво бормоча свою песню, гнал черные воды Днепр.

*индже (монг.) — женщина-рабыня

Глава 5

Бело-серая волчица прошлась по веранде маленького внутреннего дворика — от одной стороны до другой — и сошла на желтеющий газон, смешно помахивая хвостом. Прямо как собака, да только размеры были отнюдь не собачьи — ростом она догоняла годовалого теленка. При ходьбе она немного пошатывалась. Должно быть, дико после хождения на двух ногах опуститься на четыре.

Выглянувший во двор Силаш присвистнул. Чистая кровь у оборотней встречалась не так уж редко, но многие из волков все равно напоминали гибриды с собаками, гиенами, медведями — слишком мощные или слишком мелкие, с пятнистыми шкурами, куцыми гиеньими хвостами или круглыми ушами. Старания рода Бестужевых сберечь чистоту крови не прошли даром.

В зале, большие прозрачные двери которого выходили в итальянский дворик, над полуразобранным арбалетом колдовали Иеремия и Степан Шевченко. Рядом сидела его сестра-близнец Варвара, изредка стреляя глазами в сторону Иеремии и не оставляя в покое конец длинной толстой косы. Брат и сестра оказались столь же молчаливыми, сколь похожими друг на друга: одинаковые низкие лбы, тяжелые челюсти и прозрачные, чуть косящие серо-голубые глаза под темными бровями.

Дмитрий отдал Силаша и обоих Шевченко в полное распоряжение Андрея. Если Силаш владел странным талантом двигать предметы силой мысли, которым с удовольствием баловался напоказ почти все время, то таланты Шевченко пока оставались загадкой.

Андрей молча наблюдал за Верой. У нее ушло немало времени, чтобы понять, как превратиться. Наверное, столько же уйдет на обратный процесс. У Ефрема превращение не занимало много времени, считанные секунды, но это могло быть делом привычки.

Он прикидывал, что с такими размерами и весом она сможет легко убить или задержать молоха средней силы, которые составляли большую часть штаба. Более сильных солдат возьмут на себя остальные. Если бы еще получилось переделать арбалет и сделать болты. Он не был уверен, стоит ли давать Вере еще и такое оружие, но попытаться стоило. Арбалет этот нашелся на поле боя Грюнвальда как трофей. Он был редким и очень простым: заряжался одним быстрым движением и хранил в себе сразу четыре стрелы.