Земля Нод (СИ) - Тао Анна. Страница 65

— Моя мать родилась в этих землях задолго до Львова. Все места, где проходили границы Киевской Руси, моя земля, — неожиданно для самой себя отпарировала она.

— Мне нравится ход ваших мыслей. Прошу вас остановиться на этом. Я хотел бы поговорить с вами о... вашей земле, но не здесь и не сейчас.

Они снова шли в тишине. Даже вампиры где-то в глубине умолкли. Непрошеные мысли — к ее досаде, совсем не о том, о чем они с Щукой говорили — снова полезли ей в голову. И Мария снова заговорила, чтобы отвлечься:

— О какой сказке они спорили?

— Вы же говорили, что нет нужды вас развлекать, — уколол ее Щука, и она увидела, как он неожиданно тепло и иронично улыбнулся. — Уже утро... Думаю, я могу отвлечься.

Его глаза помутнели и остекленели больше обычного.

Мария невольно представила себе это: сотни мертвых грачей, воробьев, мелких гадов, крыс и мышей с пробитыми головами, вывернутыми конечностями, с вываленными внутренностями прекращают свой дозор и падают на землю. Бездыханными, как и должно. И с каждым окончательно умершим существом к Щуке немедля возвращается кусочек его души.

Максим Щука иронично улыбнулся, весело подкрутил усы и подмигнул ей. Быть может, он собрал не все частицы своей души, но все же большую ее часть. Теперь было легко поверить в то, что когда-то он был лихим воином и весельчаком. Когда он говорил об этом раньше, Мария думала, что это дурные шутки.

— Так рассказать вам сказочку о враждующих братьях, пани?

Даже его походка и жесты поменялись, стали более живыми и резкими. Мария, подумав, кивнула.

— Вы бывали в Карпатских горах, пани? Бывали?.. Тогда вам будет легко все представить, а мне не нужно будет утруждать себя описаниями природы. Не люблю я это, знаете ли.

Так вот, однажды, как и полагается в сказке, у одного гуцула с Рахова родились два сына-близнеца. Сыны росли на радость отцу: сильные, красивые, рукастые. Но один влюбился в дочку румунского торговца птицей, который как-то заехал в их края, и отправился жить к румунам вместе с невестой, потому что отец не пожелал ее оставлять в Рахове. Ну а второй сын женился на гуцулке Ганнусе из соседней хаты... Я начал немного издалека, и, кажется, вы начинаете скучать, пани?

— Продолжайте.

— Отлично... Так вот, на чем я остановился? Ах да, сыновья гуцула женились и более друг друга не встречали. У каждого из них тоже родилось по сыну. Оба этих сына стали молохами, и каждый объявил свою сторону Мармаросов неприкосновенной землей. А оба были могучи и держали в страхе всех в округе. Однажды, один из стрыичных братьев** — тот, что румун — решил, что стоит узнать, что там на другой стороне Мармаросов. До него доходили слухи и байки, что там живет могучий молох, который держит всех в страхе. И до гуцула тоже доходили похожие слухи.

Оба стрыича встретились на вершине Стога. Посмотрелись друг на друга будто в зеркало и поняли, что родня они друг другу и враждовать не надо более. Договорились, что так и будут делить Мармаросы, как и прежде.

Но со временем то один стрыич без спросу забредал в земли брата, то второй. Ругались они много и сильно, да так, что потом возненавидели друг друга. И стали тайком обращать молодежь, чтобы повоевать потом за Мармаросы. А у стрыичей то ли сила особая оказалась, то ли это горы Мармаросы силой особой обладали, но их наследники получали те же дары, что и они сами. Вы не верите, пани?

— Конечно нет, — пожала плечами Мария. Она уже порядком запуталась во всех этих сыновьях и братьях, которые казались ей одним человеком, но не перебивала. — Все знают, что дар невозможно передать. Но это же сказка, так что, какая разница? Продолжайте.

— Наследники румуна назвали себя Детьми Ворона, а те, кого обратил гуцул — Сынами Грома. И однажды случилась великая битва между ними... Своими глазами видел огромную птицу, сотканную из грозовой тучи, и молохов, призывавших грозу и молнии песнями трембит...

— Фантазия у вас хорошая, Щука.

Последний козак сощурился.

— Не верите мне? А жаль, — он несколько притворно вздохнул и достал из кармана папироску. — Цигарочку, пани? Курить хочу — страх... Это правда. То, что я рассказал. Вершины потом долго стояли опаленные и безжизненные после той битвы... Про братьев разве что сочинил, но сказке ведь нужен момент выдумки и момент трагизма.

Мария тоже взяла цигарочку, вонявшую прелыми грибами.

— И где же тогда Дети Ворона и Сыны Грома сейчас? Неужели уничтожили друг друга? — она решила подыграть, хотя эта беседа уже начала ее утомлять. Финал сказки ничего не прояснил и будто все запутал еще больше.

— Увы, да. Возможно, где-то еще остались ребята, способные создать небольшую тучку или устроить дождь с грозой, но до этих стрыичей и их наследников им далеко.

— А в чем мораль сказки? — Мария защелкала пальцами. — Ммм, знаете, как у Пушкина? "Сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок".

Щука повернул к ней лицо, вновь ставшее пустым и непроницаемым.

— А мораль в том, что мы живем в мире, где даже брат пожирает брата, — голос его был сух и холоден. — И чем они могущественнее, тем больше беды будет тем, кто вокруг.

Туннель резко вывел к ступеням, ведущим вниз. Выглянув из-за спины Щуки, она увидела в неверном свете тяжелую дверь и каменный свод подземной усыпальницы.

— Нам туда, пани. Прошу вас отдохнуть и набраться сил. Вечером нас ждет важный разговор.

* — букв. "Лестничный ум", французский эквивалент поговорки "Задним умом крепок".

** — устар. двоюродный брат.

Глава 3

Она стояла под сводом арки, придерживая ширму, отделявшую импровизированную комнату Щуки от главного зала усыпальницы. Прямо перед глазами по противоположной стене вилась полустертая надпись "Redimentes tempus quoniam dies mali sunt"*. Под надписью серели две ниши, в которых когда-то стояли детские гробы.

Мария переступила с ноги на ногу, отпустила ширму и потерла ладони. Камни усыпальницы, принадлежавшей роду неких Квятковских, леденили ноги сквозь подошвы ботинок. Холод стоял такой, что Мария едва двигалась. Пальцы не гнулись, суставы сводило судорогой. И без того холодная кровь застывала в жилах, как у мертвеца. Далеко не в первый раз она пережидала день под землей. Бродяг, какими долгое время были она и ее братья, некоторое время назад оседлые молохи презрительно называли "кротами" — за то, что они искали убежища в норах, подвалах, свежих могилах или склепах. Большие старые кладбища нередко превращались в поселения для немертвых, которых мало смущало соседство с покойниками. Иные полузаброшенные склепы напоминали хорошо обжитые дома, как напоминала эта усыпальница. Но нигде, даже в зимние морозы, не было так холодно, как здесь.

Щука сидел, сложив ноги по-турецки, и смотрел в каменную стену — исследовал мир у них над головой глазами мертвых животных и птиц. Его собственные глаза напоминали пустые высверленные дыры в черепе.

— Вам удалось найти моего брата?

— Я не вижу его в Москве... — лицо мужчины приняло еще более отстраненное, даже отупелое выражение.

— Поищите его и в Киеве, — Мария прикусила ноготь, чувствуя во рту вкус горькой крови. — И в Варшаве.

Несомненно, брат должен был искать ее. Но как и где? К кому он мог обратиться за помощью?

— Сами знаете, пани, что чем дальше от Украины, тем мне тяжелее.

— Я знаю, что в Петербурге вы взяли под контроль несколько десятков химер, поэтому я думаю, что вы справитесь, — сказала она резче, чем хотелось бы. Тревога внутри нее нарастала. Что если Андрей оказался расторопнее, чем она считала, и уже поехал в Варшаву на встречу с капитаншей Ордена? Он мог наделать каких-угодно глупостей, вплоть до нападения на нее, что пошло бы Ордену на руку. Вплоть до развала шаткого перемирия и начала войны. Мария слишком хорошо знала Андрея — дипломатия не была его коньком.