Трое для одного (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 20
Он сделал маленький глоток.
- Вкусно.
Тип только заржал:
- Хрен тебе в зубы, а не “вкусно”… Самый охрененный кофе тут, так-то, шпингалет.
- Мне должны были здесь… - начал было Морган снова, но тип опять по-идиотски заржал и ткнулся ему лбом в плечо. Практически одновременно в руку под стойкой лёг пластиковый пакет, размером в половину обычного листа бумаги, но пухлый и жёсткий. - Там всё, как уговорено, - шепнул тип. - Не хочу знать, для кого. Так и передай, что я не знал, для кого, понял, чувак?
- Угу, - кивнул Морган, делая ещё глоток кофе. Горечь почти забивал навязчивый привкус лаванды, даже сахара не хотелось. - А откуда вы узнали, что я…
- Не спрашивай, чувак. Вдруг отвечу? - щекотно хохотнул он в плечо. Морган рефлекторно поёжился. - Ну, вали отсюда. Говорю же, тут чужих не бывает.
К одному Морган успел привыкнуть: если странный парень говорит тебе, что лучше валить из бара, где пахнет травкой - надо не задавать уточняющие вопросы, а действительно валить.
- Сколько с меня за кофе? - окликнул он бармена.
- Я заплачу, - хмыкнул тип в бандане. Позёрские нотки исчезли из его голоса. - Удачи тебе.
Как раз в этот момент грохнула со всех сторон музыка - вязкая и одновременно дребезжащая, с запредельно низкими басами на фоне. Щурясь от ярких вспышек лазеров, Морган начал пробираться к выходу, прижимая к себе пакет под курткой. По дороге его несколько раз облапали и однажды попытались уволочь за ширму, но он, закалённый кутежами с Кэндл, вывернулся и ускользнул.
После душного наркотического дымка в зале воздух на улице показался ему свежим до горечи.
Ближайшие магазины и кафе с наступлением одиннадцати закрылись, как по команде. Работало только “Гнездо кукушки” и ещё круглосуточный супермаркет на углу. С неба по-прежнему летели крупные хлопья снега, но теперь они царапали кожу, словно были сделаны из стекла. По правую руку дорога ветвилась и карабкалась вверх по холму, упираясь в обшарпанные коттеджи за переплетением бузинных веток и ежевичных плетей. По левую - резко ныряла к мосту, и вдоль неё тянулась глухая кирпичная стена, огораживающая то ли школу, то ли больницу - давно, впрочем, закрытую. Старые желтоватые фонари горели через один.
Машина поблизости была припаркована только одна, и у той были разбиты боковые стёкла, а на капоте выразительно расположилась художественная композиция из четырёх кирпичей. Морган мысленно похвалил себя за предусмотрительность и, сунув руки в карманы, быстрым шагом направился к более цивилизованным местам за Мидтайном, где его любимой “шерли” ничего не угрожало. Когда он услышал за спиной тихий шорох, то сначала подумал, что это кто-то из посетителей бара захотел подзаработать на чужаке, и ускорил шаг.
А потом вдруг погас фонарь - прямо у него над головой. И следующий тоже.
И следующий.
Оборачиваться Морган не стал - с места кинулся бегом вниз по дороге, к мосту. Паники не было - только холодное взвешенное спокойствие и лёгкое опасение уронить отцовский пакет.
“Если они боятся рябины, то могут бояться и проточной воды”, - вертелось в голове.
Больше ему, в общем-то, надеяться было не на что.
Дорога резко вильнула прямо под ногами - и её точно надвое разодрало, и Морган оказался на одной половине, а к реке сбегала другая. А из разрыва выпирал густой, липкий, вязкий мрак - как мазут из надорванного пакета.
По дороге от клуба неторопливо плыла человекоподобная кукла без лица. Приплюснутый цилиндр был у неё в руке - непропорционально длинной, с крюками вместо пальцев.
Морган отступил к стене, прикидывая, успеет ли он перелезть через неё прежде, чем его затопит темнота из разрыва или настигнет безликий.
По всему выходило, что не успеет.
Понимая, что ничего другого не остаётся, он сунул руку во внутренний карман и достал часы на цепочке. Они тикали как сумасшедшие; стрелки неслись в обратную сторону. Крышка была горячая, а сам механизм в корпусе - ледяной.
До жидкой темноты оставалось три метра. До безликого - пять.
Чувствуя, как желудок стискивает изнутри, Морган намотал цепочку от часов на запястье и размахнулся. Тени заколебались.
“Значит, всё-таки действует”.
Страха по-прежнему не было - только пустота вместо позвоночника, звон в ушах, цветные пятна перед глазами. На границе сознания маячило заплаканное лицо Этель и почему-то образ позавчерашнего сна - фарфоровая кукла с выдавленными глазами, тонущая в гудроне.
Морган замахнулся часами и сделал ещё шаг вперёд - а потом его буквально швырнуло назад, притягивая к чужому жёсткому плечу.
- Не так, - раздался скрипучий голос над ухом. Слабо пахло тимьяном и ещё чем-то сладким, смутно знакомым, может, старыми книгами или пересохшим какао. - Я помогу.
- Уилки, - выдохнул Морган с дикой смесью облегчения и чего-то отдалённо похожего на страх.
- Уилки, - согласился голос. - Ты должен был меня позвать, юноша, а не бросаться в бой. Впрочем, это тоже неплохо. А теперь смотри.
Зрение у Моргана постепенно прояснилось, и звон в ушах исчез. Зато появилось чувство, будто его прижала когтистой лапой громадная и очень, очень агрессивная кошка, и он ей кажется по дурацкому недоразумению родным детёнышем. И сейчас она, конечно, разорвёт в клочья глупых слизней, которые посмели его напугать, а потом…
Коготки сжались на плече.
- Мне нравится ход твоих мыслей, - усмехнулся Уилки.
А затем он сделал что-то - и небо раскололось надвое, как дорога до того, но хлынул оттуда не мрак, а свет. И тени исчезли, как исчезают всегда - бесследно, но оставляя суеверное убеждение, что это не навечно.
Небо схлопнулось и вновь развернулось безупречным шёлковым полотном. Тучи куда-то подевались; только снег ещё сыпался, медленно и неохотно, словно по привычке.
…Они обязательно вернутся.
Последние слова Морган, кажется, произнёс вслух, потому что Уилки вздохнул и ответил:
- Вернутся, да не те. Отвернёшься - и придут другие, моложе и злее.
- И ничего нельзя сделать?
Моргана начало мелко потряхивать - организм приходил в норму после выброса адреналина. Но, как ни странно, разум при этом оставался ясным, как никогда: хоть цитируй по памяти городской устав, хоть высчитывай мысленно процентную ставку по жилищному кредиту с учётом инфляции, хоть строй разом по десять версий того, почему тени напали именно сейчас, если солнце село уже давно.
“Они ждали особого момента? Или им так важно отсутствие свидетелей? Любых, даже полуслепых старушек, которые вечерний моцион совершают? С этими, как их… с пуделями, корги, спаниелями?”
- Сделать можно, - ответил Уилки отстранённо, с нажимом оглаживая плечи Моргана - вниз, вверх, снова вниз. - Однако у меня нет пока нужного инструмента. Я всего лишь часовщик. К сожалению. К большому сожалению, добрый мальчик Морган Майер… Идём. Тебе надо согреться и успокоиться.
- Я в порядке.
- Неужели? - усмехнулся он и подцепил его пальцем за подбородок, заставляя запрокинуть голову. Колени у Моргана тут же подкосились, и Уилки едва успел его подхватить, прижимая к себе. - Эти крысы не просто запугивают. Они лишают тебя чего-то важного, даже не прикасаясь.
До машины Уилки дотащил его молча. Морган обвисал на нём, еле-еле переставляя ноги. Мост вихлялся из стороны в сторону, жадно раззявила пасть чёрная река, не отражающая ни звёзд, ни фонарей; небо дрожало и готово было в любое мгновение смяться бумажным фантиком, обнажая беспощадное и холодное сияние. Запоздалый страх перед смертью - или чем-то гораздо более страшным, чем смерть? - так и не пришёл, но Морган не чувствовал также ни эйфории от неожиданного спасения, ни хотя бы любопытства.
Только безразличие - тупое и утомительное.
Уилки нашарил у него ключ в кармане, открыл машину, помог сесть и даже вытащил из тайника под креслом электрическое одеяло.
- Включить? - спросил он негромко.
- А ты знаешь, как это делается? - улыбнулся Морган.
- Хорошо, что ты пытаешься язвить, - кивнул Уилки, подтыкая одеяло. - Значит, не так уж сильно тебя задело.