Проклятие виселицы (ЛП) - Мейтленд Карен. Страница 15

Стараясь держаться в тени, Элена метнулась через двор, к амбару. В пылающем свете факела на стене она на мгновение заметила торопливо пробирающегося к воротам человека, однако тот исчез, лишь взглянув в её сторону. Одеждой незнакомец походил на монаха, вроде тех, что бродят от деревни к деревне, собирая подаяние. Элена подумала — какое подаяние мог получить этот монах у пьяных людей Осборна? Должно быть, его вышвырнули, дав пинка вместо монеты. Монах заговорил с привратником Уолтером, а она добралась до амбара и скользнула внутрь.

— Элена?

Атен высоко поднял фонарь, освещая амбар маслянистым жёлтым светом. Элена бросилась к нему.

— Опусти его ниже, Атен. Ты что, хочешь, чтобы нас увидело всё поместье? Не стоило зажигать огонь.

— Ничего страшного, если увидят, мы не делаем ничего плохого, — пробормотал Атен, но фонарь всё же опустил.

Элена взяла его за руку и повела к тюкам шерсти, сваленным в дальнем углу. Работники нарочно складывали тюки так, чтобы между ними и стеной оставалось пространство, тайное укрытие, где мог улечься человек, а если для него находилась пара — то и двое, и обычно там кто-то всегда наслаждался подобными играми. Однако сейчас из-за тюков не доносилось ни звука — все слуги были заняты ужином для Большого зала — ели, готовили или подавали — и Элена молилась, чтобы их с Атеном не беспокоили хотя бы час. Оказавшись в безопасности между тюков, Элена обвила руками талию Атена, протянула к нему губы для поцелуя, и он ответил ей с такой жадностью, словно они год не виделись. Элена чувствовала ту же дрожь наслаждения, как почти год назад, на ярмарке в Михайлов день, когда они поцеловались впервые.

Атен нежно тронул пальцами огненно-рыжие завитки волос Элены.

— Мать знает про ребёнка.

Элена замерла от неожиданности.

Атен поспешно добавил:

— Но тебе не о чем беспокоиться. Она не станет болтать, чтобы слух не дошёл до поместья.

— А она... довольна?

Он слабо улыбнулся в ответ.

— Довольна, довольна. Почему бы и нет? Гордится, как майская королева. Это ж её внук здесь, — он ласково погладил широкой ладонью округлившийся живот Элены. — Или внучка.

Элене хотелось поверить, но ведь Атен — безнадёжный врун. И ей это в нём нравилось, как и многое другое. Снаружи, со двора, послышался звук удара и грохот, а за ним — поток ругани. Видимо, один из поварят уронил блюдо на каменной лестнице. Ради его же шкуры Элена надеялась, что пустое. Но это напомнило ей, что времени у них немного. Она прижалась к груди Атена, наслаждаясь резким запахом его кожи. Если ей удастся вернуться наверх сразу после близости, она сможет накормить мандрагору. Пожалуй, так гораздо лучше, чем приносить ее в амбар. Атен мог удивиться при виде свёртка с мандрагорой, а ей не хотелось говорить ему про сон, пока не узнает, что он значит.

Атен взял в ладони её лицо и поцеловал так нежно и долго, что казалось, его губы не желают отстраняться от неё. Но его руки не скользнули вниз, к её ягодицам, он не прижимал её к себе, не пытался тронуть грудь, как делал всегда с их первой ночи. Он как будто внезапно стал бояться трогать её тело.

Элена не знала, что делать. Всё шло не так, как она планировала. Она думала, это получится просто. Во время их встреч это ей приходилось отталкивать его руки, забиравшиеся слишком далеко. И когда они, наконец, стали близки, она лишь отвечала на его ласки. До сих пор ей не приходилось возбуждать Атена и она понятия не имела, как это сделать — он был её первым и единственным любовником. Элена теснее прижалась к нему, ощущая свой живот между ними. Он тоже это почувствовал и отстранился. Девушка дрожала от волнения.

— Атен, что случилось? Я думала, ты будешь рад побыть со мной, нам давно не выпадало такой возможности.

— Я старался повидать тебя, ты же знаешь.

— Тогда почему ты обнимаешь меня не так, как всегда?

Он посмотрел на её живот, осторожно тронул его пальцами, как пилигрим, касающийся драгоценной реликвии.

— Мать предупредила, чтобы у нас с тобой ничего не было, пока ты в положении. Она говорит, когда кровь женщины становится горячей, это вредно для ребёнка в её утробе.

— Ерунда, — сказала Элена. — Если бы это было правдой, в этой стране не родилось бы ни единого живого младенца. Думаешь, другие мужчины обходятся без этого по девять месяцев? Уж конечно нет, а их детям от этого никакого вреда.

— Мать ведь хочет как лучше, — возразил Атен. — В конце концов, это её внук, и если с ним что-то будет не так, у неё сердце разобьётся.

— Твоя мать всего лишь хочет, чтобы ты держался от меня подальше, — огрызнулась Элена. — В Гастмире все знают, что она ненавидела твоего отца. Наверняка говорила ему, что спать с беременной вредно для ребёнка, только для того, чтобы муж её не касался.

Атен неловко переступил с ноги на ногу. Он не стал отрицать, что хотя мать вечно проклинала отца и обзывала его при соседях и любом проходящем мимо незнакомце потаскуном и бесполезным сыном шлюхи, она не скрывала своего облегчения, когда он отсутствовал всю ночь, а не являлся домой пьяным.

Элена сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь и успокоиться. Им нельзя ссориться. Нельзя отталкивать от себя Атена. Она отчаянно хотела его, хотела почувствовать его сильные руки и горячую плоть. Элена не понимала, как сильно нужна ей их близость, пока он не поцеловал её. Но поцелуев недостаточно. Если Атен не станет любить её — где ей взять семя? Гита сказала, прежде чем мандрагора заговорит, её нужно накормить — кровь Элены и белое молоко — иначе она ничего не покажет. На глазах девушки выступили слёзы отчаяния.

Атена охватила паника, как часто бывает с молодыми людьми при виде плачущей женщины. Он схватил Элену за плечи и крепко сжал, словно боялся, что она причинит вред себе или ему.

— Элена, прошу, не плачь. Я не вынесу твоего горя. Господи, если бы ты только знала, как я тебя хочу! Думаешь, мне легко? Ты и понятия не имеешь, как трудно сопротивляться. Я только об этом и думаю, когда работаю в поле, или ночью в постели. Я не слышу половину того, что говорят мне другие парни — мои мысли заняты только тобой. Знала бы ты, сколько раз я собирался пойти в поместье и унести тебя прямо у них из-под носа. И унёс бы — если бы не боялся напугать нашего ребёнка. Мать говорит... — он прервался, видимо, понял, и как раз вовремя, что сейчас не лучшее время для новых высказываний его матери.

Элена вытерла рукавом глаза, вздохнула поглубже и попыталась улыбнуться. Она взяла огрубевшую от работы руку Атена, поднесла к губам, поцеловала тёплую ладонь, положила в рот кончики пальцев, лаская кончиком горячего языка грубую кожу, и почувствовала, как расслабились напряжённые мышцы его руки.

— Но ты нужен мне, Атен. Мы так долго не виделись. Каждую ночь, лежа в постели, я мечтаю оказаться в твоих объятиях. Если ты будешь нежен, и я полежу тихо, это не причинит никакого вреда. Я знаю. И... — она не смогла удержаться и добавила: — я не хочу, чтобы ты бегал к моей кузине Изабель за тем, чего не можешь получить от меня.

Он открыл было рот, чтобы возмутиться оскорбительным намёком, но она поспешно закрыла его рот своей маленькой рукой.

— Если ты не будешь любить меня — я расстроюсь и стану думать, что ты делаешь это с другой, а ведь так ребёнку только хуже, верно?

Наклонив голову, Элена попыталась игриво взглянуть на него — как делают другие девушки, заигрывая с парнями, но поскольку она не была в этом искушённой, то стала лишь ещё больше похожа на ребёнка. Атен рассмеялся, глядя на неё. Он подхватил Элену на руки, осторожно положил на сено и принялся развязывать шнурки на своих штанах.

— Ты где была? — Из темноты двора появилась старая вдова Хильда и схватила Элену за руку, вонзая в плоть острые ногти.

Нет, нет! Только не сейчас, мысленно взмолилась Элена. Что здесь делает эта старая ведьма? Почему не прислуживает леди Анне? Сердце стучало — она чувствовала, что пока стоит здесь, липкая влага на её бёдрах высыхает. Она должна вернуться в спальню прямо сейчас, пока ещё не поздно. Но Хильда держала крепко, и хотя Элене отчаянно хотелось столкнуть её с дороги, она не посмела поднять руку на свободную женщину.