Точка бифуркации (СИ) - Величко Андрей Феликсович. Страница 26

Сбить пикирующий самолет ружейным огнем оказалось невозможно, а точность бомбометания оказалась достаточной для попадания в объект размером с небольшой дом с вероятностью процентов пятьдесят. В результате уже в третьем вылете был уничтожен штаб английской группировки вместе с генералом Метьюэном, а потом началось планомерные бомбежки всего, в чем можно было заподозрить хоть какой-то склад. Или артиллерийскую батарею, они тоже вызывали интерес у неугомонного Ромео-Куликовского. Ну, а личный состав английского корпуса получал свое попутно, особенно сначала, когда у него еще не выработался рефлекс рассредоточиваться и вообще убегать подальше при появлении аэроплана в поле зрения. Именно так, ведь паровозы не тарахтят в полете, и на слух их обнаружить затруднительно.

Вот такие сведения я получил сначала из Южной Африки, а потом и из Лондона, откуда мне привезли подборку газетных публикаций на тему похождений русского самолета в Трансваале. Причем почти половина из них была про то, что родился новый вид военной техники – и, значит, Англия должна не хлопать ушами, а начинать развивать свой воздушный флот в добавление к морскому.

А ведь как красиво все было задумано! Казалось, что мне уже удалось убедить мир в мизерной боевой ценности аппаратов тяжелее воздуха. Последний штрих – беспомощная возня русских летающих машин в Южной Африке – и готово. Все по примеру Вильгельма кинутся строить дирижабли. Ну что Ольге стоило влюбиться в какого-нибудь ветеринара или даже библиотекаря? Хотя они-то бывают разные, ведь, например, Сергей Зубатов начинал трудовую деятельность именно библиотекарем. Но это ладно, а теперь-то что делать?

Жизненный опыт подсказывал мне, что, раз уж все пошло наперекосяк, надо постараться найти в происходящем хоть какую-то положительную сторону. И акцентировать внимание именно на ней, объявив, что мелкие недостатки выбранного пути подлежат оперативному устранению, а все остальное так и было задумано. То есть раз уж не получилось преуменьшить военные возможности авиации, их надо преувеличить, только и всего. И начать следует с того, что самому разобраться в реальных возможностях того, что у меня уже есть. То есть дельтапланов, учебных У-2, псевдоштурмовиков и недобомбардировщиков «мошек», и якобы учебных, а на самом деле ублюдочных паровых аэропланов М-2У. Правда, таковой сейчас всего один, да и тот в Африке, но их производство возобновить нетрудно, благо поначалу заложили шесть штук, а достроили только два, но вряд ли ли все заготовленное, но не пошедшее в дело пропало. Значит, можно быстро возобновить серию, причем уже с теми доработками, что Куликовский сделал сам и на коленке. А вот все остальное лучше не выпячивать, с первого взгляда оно не имеет особых преимуществ перед летающими паровозами. И главный фактор тут – мизерная мощность имеющихся в моем распоряжении моторов.

Что можно сделать быстро, я придумал почти сразу. Да просто взять уже выпускающийся мотор М-11, который и в этом мире я назвал точно так же, и спарить его! То есть позади одной звезды присобачить точно такую же. Слегка повернув, чтобы задние цилиндры смотрели в интервалы между передними. Так как цилиндров всего пять, то первая звезда не будет затенять охлаждающий поток воздуха для второй. Новым будет только общий картер – ну и, пожалуй, карбюраторные коллекторы, все остальное можно не менять. С такой задачей на Невском заводе справятся и сами, без Луцкого, которого лучше не отвлекать от доводки большой девятицилиндровой звезды. А вот авиаконструкторов придется озадачить, решил я и потянулся к телефону.

Яков Модестович Гаккель при жизни Можайского был его правой рукой, а после смерти Александра Федоровича возглавил его КБ. Многие, в том числе и главный теоретик авиации Жуковский, считали, что он слишком молод для такой должности – тогда ему было двадцать пять лет, но я напомнил сомневающимся, что сам сел на трон вообще в двадцать один год, и ничего, как-то вроде справляюсь. В общем, Гаккель занимался конструированием, а Жуковскому было поручено организовать в Москве авиационный институт. Я лично его напутствовал, подчеркнув, что придаю очень большое значению этому учебному заведению. Очень хотелось сказать, что лично мне учеба в МАИ, который теперь предстоит основать Николаю Егоровичу, дала многое. Но я, понятное дело, сдержался.

– Вы предлагаете мне заняться доработкой М-2? – спросил Гаккель после того, как ознакомился с кратким перечнем геройств Куликовского в Южной Африке.

– Нет, это вы кому-нибудь поручите, а сами лучше займитесь «мошкой». Задача – сделать так, чтобы она могла пикировать круто, а не под углом сорок пять градусов, как сейчас.

– Можно попытаться разработать винты, шаг которых будет изменяться в полете в широких пределах, – начал рассуждать Гаккель, – но наверняка это окажется непросто, надежность скорее всего понизится. А главное – у «мошки» винты расположены спереди аэродинамического центра, в то время как у «эмки» – сзади. Такое расположение уменьшает устойчивость в нормальном полете, но, как следует из доклада господина Куликовского, увеличивает ее при торможении двигателями. У «мошки» все будет наоборот. Можно, конечно, развернуть моторы винтами назад, но тогда это будет уже совсем другая машина.

– Которая к тому же нам совершенно не нужна, – уточнил я. Действительно, такое расположение моторов приводило к заметному усложнению пилотирования, что было совершено ни к чему. – Но зачем обязательно тормозить винтами? Для этого можно использовать специальные щитки. У вас же почти закончена экспериментальная «мошка» с двухкилевым оперением? Вот на ней и можно опробовать щитки, выдвигающиеся во время пикирования. Один поставить там, где обычного самолета киль, а второй – снизу, для симметрии. Собственно, это, наверное, лучше сделать в виде примерно вот таких решеток.

Я протянул собеседнику эскиз.

– Неплохо, – одобрил Гаккель, – можно отдавать в детализацию.

– Кроме того, вам будет еще одно задание. Подумайте, что нужно усилить в «мошке» для установки вдвое более тяжелых и вдвое более мощных моторов.

– Такая работа уже идет, мы ее запустили инициативным порядком. Спарить «эм-одиннадцатые» – это же очевидное решение.

– Вот и хорошо, а теперь переводите на нормальный режим. Жду от вас предложений по изменению финансирования, срок – два дня. Успеете?

– Да, Александр Александрович.

Если с самолетами у меня была хоть какая-то ясность – раз уж аппараты тяжелее воздуха засветились как сравнительно эффективное оружие, то их боевую мощь надо не прятать, а преувеличивать – то как быть с подводными лодками? Впрочем, я довольно быстро сообразил, что и они тоже успели засветиться. Правда, не мои, но это дела не меняет.

В другой истории, когда у японцев в самом начале войны подорвались на минах сразу два броненосца, то они первым делом подумали про наши подводные лодки и долго палили по воде из всех стволов, за исключением разве что главного калибра линейных кораблей. А у нас тогда, насколько я в курсе, на Дальнем Востоке имелся только недостроенный подводный миноносец «Дельфин»! То есть нормальных лодок ни у кого еще не было, а страх перед ними уже был. У меня же какие-то, пусть весьма несовершенные, лодки уже сделаны, и теперь настала пора распухать панические слухи. Что, значит, вот этакое чудо подкрадется под водой, раз – и утопит, и никак его не обнаружить до самого момента пуска торпед. Эх, было бы у меня чуть побольше времени! В той истории война началась в конце января тысяча девятьсот четвертого года. Если и у нас она начнется тогда же, до нее осталось четыре с половиной месяца. Наверняка успеем собрать не меньше четырех «эмок», но напугать ими хоть кого-то времени уже не останется. Вот лодки – те есть. Две «Малютки» и аж пять штук полуподводных недоразумений Джевецкого-Яновича. Так много их образовалось потому, что строились они на основе уже имеющихся корпусов для так и не пошедших в серию предыдущих лодок Джевецкого, а стоимость доработки была копеечной. Кстати, для показухи эти лодки подходили прекрасно. Их автономность, примерно сутки, останется за кадром. Скрытность при подходе к цели – почти как у нормальной лодки, а то, что после торпедного залпа это корытце обречено, ведь нырнуть оно неспособно, а скорость позволить уйти только от весельной шлюпки… увы, таковы реалии. Впрочем, героев в России всегда хватало, и экипажи таких лодок не будут чистыми камикадзе, даже если у кого-то хватит ума действительно отправить их в бой. Какой-то шанс уцелеть у них остается – по разным прикидкам, от одной пятой до одной сотой. А экипаж – всего четыре человека! В общем, для показа японцам самое то. Пусть, если уж нападут, теперь постоянно высматривают на воде перископ и нервничают, что могли не заметить.