Точка бифуркации (СИ) - Величко Андрей Феликсович. Страница 4

Естественно, сразу по возвращении из вояжа Рита дотошно отчиталась обо всем, могущем представлять интерес. И в самом конце отчета заявила:

– Если бы я была просто твоей женой и ездила только повидаться с братьями и сестрами, то, пожалуй, об одной интересной встрече умолчала бы. Но так как я еще и директор особой сервисной службы при твоем величестве, то докладываю. В Берлине мне удалось познакомиться с одной очень интересной женщиной, к тому же давно тебе знакомой, и она согласилась работать на нас. Собственно, ее даже и уговаривать не пришлось, сама предложила. И сразу сообщила, что за это ей уже выплатили аванс французы. Догадываешься, о ком речь?

– О Марине?

– Разумеется.

– Само собой, ты допускаешь, что на самом деле она работает именно на Францию, а может, даже на кого-то другого, и ее подход к тебе есть просто выполнение задания.

– Дорогой, неужели ты все еще подозреваешь меня в доверчивости? Очень даже допускаю, и над планом проверочных мероприятий уже работают. Но интуиция мне подсказывает, что Марина была со мной искренна – она хочет вернуться в Россию, причем не просто так, а с оцененными заслугами. Кстати, у тебя еще бывших любовниц не осталось? У меня вечный кадровый голод, а тут какую ни возьми – ценнейшее приобретение.

– К сожалению, нет. Хотя… вот ведь зараза, чуть не забыл! Была одна такая, настоящего имени не помню, все ее звали Лиззи. Восемьдесят пятый год, если не путаю. Она примерно на год старше меня.

– Так ты что, ухитрился забыть свою первую женщину? – поразилась Рита. – Нет, я, конечно, за одиннадцать лет совместной жизни тебя неплохо узнала, но такого все-таки представить не могла. И можешь не трудиться, я знаю, что ты мне собираешься сказать.

– М-м?

– Ну, в моем присутствии ты готов забыть не только про первую, но и вообще про всех женщин на свете. Угадала?

– Как всегда. И план проверки, когда он будет готов, ты мне покажи.

– Обязательно. А на ее фотографию посмотреть не хочешь? Сделано при мне, по методу Прокудина-Горского, в цвете. Или боишься?

– Боюсь, но смотреть все равно буду.

Причина для опасений у меня действительно была, но не совсем та, какая наверняка пришла в голову Рите. Дело в том, что аналог Марины в будущем, Маришка Вереш, была несравненной красавицей только до двадцати восьми лет. Потом как-то быстро стала просто сравнительно интересной дамой, причем выглядевшей старше своего возраста, но продержалось в таком виде не очень долго, а дальше стало совсем плохо. Вот я и опасался увидеть первые признаки чего-то подобного.

Как выяснилось, зря. В свои тридцать с небольшим лет Марина уже не очень напоминала тридцатилетнюю Вереш. Она была гораздо красивее. Конечно, следовало учесть, что Марина наверняка тщательно подготовилась к съемке, но результат все равно поражал воображение. Во всяком случае, мое. Но так как не только мне, но и моему организму было уже далеко не восемнадцать лет, я грозно сказал воображению «брысь!», и оно послушно сдулось.

– А ведь тебе повезло, что вы с ней вовремя расстались, – заметила жена.

– Да, я в курсе, но ты, если не трудно, все-таки обоснуй.

– Я, как ты знаешь, спокойно отношусь к тому, что в нашем союзе главный – ты, а я ведомая. Меня это вполне устраивает. Для Марины же такой подход неприемлем. Она – лидер, как и ты. И если бы ваши отношения продлились еще хотя бы года три, вы или возненавидели бы друг друга, или, что менее вероятно, ты оказался бы у нее под каблуком. Как сейчас Георгий, но он не имеет ничего против и поэтому счастлив. Кстати, ты, по-моему, и без ее инициативы обещал им со временем разрешить вернуться в Россию, я ничего не путаю?

– После рождения второго наследника.

– Ну так и чего ж мы сидим, как неродные? Двенадцатый час ночи, а мы тут беседуем о возвышенном. Я, между прочим, соскучилась.

Надо сказать, что и в России, и в мире уже больше года продолжался экономический кризис. Так как я не удостоился чести оказаться в числе готовивших его лиц, то и сверхприбылей мне получить, естественно, не удалось. Да и не больно-то хотелось. Гораздо более важным для меня было взятие под полный или частичный контроль новых предприятий в ключевых отраслях, а с этим все обстояло неплохо.

После резкого обвала акций удалось довольно дешево приобрести контрольный пакет «Бакинского нефтяного общества», и на его предприятиях уже началась модернизация. Вот с «Товариществом братьев Нобель» так пока не получилось, но все же мне через подставных лиц удалось приобрести и некоторое количество их акций. Правда, хотя предприятия и скупались по дешевке, но все же не задаром, поэтому я, как говорится, уже слегка поиздержался. В общем, кризис развивался стандартно – бедные становились еще беднее (а по сравнению с семейством Ротшильдов я действительно был бедноват), богатые богатели. Ну и денег, естественно, не хватало многим, не только мне. Причем некоторым их не хватало очень сильно. Например, заказ у Крампа в конце концов обошелся нам почти на треть дешевле, чем предполагалось в девяносто восьмом году, правильно я тогда решил не спешить. И оборудование для Русско-американской геолого-технической компании тоже встало не в такую копеечку, как могло бы, а она ведь расширяла золотодобычу в Южной Африке, где пока так и не началась война.

Правда, кризис обострил социальные противоречия в России, из-за чего мне и моим доверенным родственникам опять пришлось перейти в режим показного аскетизма. Маман была не очень довольна, но я не пожалел двух часов на обоснование необходимости подобного шага, и она, кажется, в конце концов поняла. Сандро – тоже, а остальные, похоже, собирались продолжать наступать на те же грабли, что были впервые опробованы ими во время голода десять лет назад.

Понятное дело, рост социальной напряженности привел к росту популярности Чрезвычайной комиссии по правам человека, возглавляемой Ульяновым. Уж что-что, а значение пиара он понимал прекрасно и не упускал случая отметиться на страницах прессы. И вот, значит, в середине лета тысяча девятьсот первого года он представил мне обширный доклад, посвященный еврейскому вопросу в России. Так как я прочитал его, пока он был еще в черновике, то, быстро просмотрев – не появилось ли чего нового – вопросил:

– И каковы, Владимир Ильич, будут ваши предложения?

– Как можно быстрее отменить черту оседлости, как не соответствующую…

– Спасибо, я в курсе, что это не образец национально-религиозной терпимости, однако хотел бы услышать более весомые аргументы, нежели те, что вошли в доклад. Более прагматичные и не столь возвышенные, ведь они у вас наверняка есть.

– Ну конечно, Александр Александрович. Первый из них – черта оседлости все равно толком не работает. Мало ли иудеев в Москве и Питере? По-моему, уж всяко больше, чем в Бердичеве. И второй – как вам, наверное, же донесли, недавно я имел беседу с господином Львом Нойманом, представителем французской ветви Ротшильдов. Так вот, он сообщил, что его поручители не пожалеют денег на улучшение положения своих соплеменников в России. До согласования конкретных сумм дело еще не дошло, но Лев Иосифович заявил, что они будут шестизначными. В рублях, разумеется, а не франках.

– Жалко, что не в фунтах, – вздохнул я. – Надеюсь, вы понимаете, что что на личные и партийные нужны можно будет тратить только половину полученного, а остальное сразу передать мне?

– Да, Александр Александрович, хотя, скажу честно, такое положение дел особого восторга у меня не вызывает.

– Это просто оттого, что вам пока не требовалась моя защита. Как понадобится, небось подумаете, что не грех было бы заплатить и побольше. А она обязательно понадобится в связи с вашими все увеличивающимися разногласиями с партией социалистов-революционеров, это люди серьезные. По поводу самой черты я с вами согласен, однако отменять ее следует поэтапно – естественно, сразу же обнародовав график той самой отмены. Начнем с востока и пойдем на запад по два часовых пояса в год.