Орден - Мельников Руслан. Страница 108

Но Бурангуловых всадников все же разделили поровну: хорошие лучники везде будут к месту. Сам Бурангул возглавил десяток, следовавший с Бурцевым, окончательно превратившись из сотника-юзбаши в десятника-унбаши. Збыслав и дядька Адам со своей ватагой тоже примкнули к новгородцам. У обоих был строгий наказ от пана Освальда: провести союзников на Русь.

Пять десятков татаро-монгольских бойцов — каждый о-дву-конь — готовились к возвращению в добжиньские земли. Готовились серьезно: от этого зависела не только их собственная судьба, но и судьба раненых, которых надлежало сопровождать степнякам. Начальником над полусотней Бурцев поставил самого старшего нукера Шэбшээдея — отважного, хитрого и опытного степного лиса, чье лицо после боя за прусское селение изуродовала неглубокая и не так, чтоб опасная, но жутковатая рана — след от скользящего удара рыцарского топора.

Дядька Адам определил в проводники кочевникам молодого Богдана — парня не шибко толкового, дурашливого даже, но дорогу от прусских земель к «Башне-на-Холме» знающего досконально.

— А еще бы это, пан Вацлав… — смущенно кашлянул над ухом Збыслав, — отправил бы ты во Взгужевежу старика-китайца. Бурангул с Дмитрием говорят, он хитрости всякие разумеет — как крепости строить, брать и оборонять. В походе проку от такой мудрости немного, а вот пану Освальду, глядишь, и пригодится заморский мудрец. Может, башню воротную восстановит.

Бурцев усмехнулся. Сыма Цзян — пригодится, это уж как пить дать. Да и раненым тоже не помешала бы китайская народная медицина.

— Сыма Цзян, — обратился Бурцев к желтолицему старику. — Ты, помнится, хотел посмотреть на древнюю башню арийских магов?

В узких глазках вспыхнули огоньки. Китаец быстро-быстро закивал:

— Моя хотела, хотела моя.

Сыма Цзян собрался в путь первым.

Глава 28

Аделаида исчезла неожиданно — еще на подходе к Наревскому замку тевтонов. Только что вот вроде ехала на виду — особнячком, надутая и разобиженная на весь белый свет. Но стоило Бурцеву задуматься об ушедшей к Взгужевеже полусотне с ранеными, как княжна пропала. Будто и не было ее вовсе.

Куда и когда подевалась полячка, не заметил никто. Дозоры ушли далеко вперед, а отставшие бойцы все больше за тылами присматривали. Лишь Дмитрий, по старой походной привычке поглядывающий на все четыре стороны, неопределенно махнул куда-то влево:

— Там вон твоя ненаглядная. Только-только свернула. По нужде, небось, отлучилась.

Бурцев тоже повернул коня. Нужда — она ведь разная бывает. Из головы не шло обещание Аделаиды исправить их неугодный небесам брак. А ну как к фон Бербергу намылилась дочь Лешко Белого?

— Помощь нужна? — Дмитрий участливо глянул на него.

Еще чего! Бурцев мотнул головой. Приказал:

— Не останавливайтесь — следуйте дальше. Мы скоро нагоним.

— Вы только далеко не заезжайте, — донесся сзади голос новгородца. — Дядька Адам говорит, болота тут уже начинаются непролазные, топи незамерзающие.

Потом Бурцев слышал только хруст снега и треск веток под конским копытом.

На след Аделаиды он напал сразу. Увы, ничего хорошего снежный покров, вспаханный быстрой скачкой, не сулил. Княжна не просто отлучилась на время — она явно решила покинуть отряд и, едва скрывшись из виду, погнала коня во всю прыть. Бурцев застонал. Ну что за наказание ему с этой девчонкой?!

Он пришпорил трофейного тевтонского жеребца. Звать полячку сейчас бесполезно. Крики только всполошат беглянку, заставят затаиться. Нет, догонять нужно молча. А волю словам дать позже.

Ели и сосны сменились лиственным редколесьем. А потом и вовсе одинокого всадника со всех сторон обступили сухонькие, кривенькие, неказистые деревца. Белое покрывало внизу набухло, стало мокрым, грязным. Под копытами хлюпало и чавкало. Из-под земли парило. Тяжелый туман стелился в низине. Видать, приближались те самые незамерзающие болотистые места, о которых предупреждал Дмитрий. А тут еще снег пошел — да густыми хлопьями. Такой враз завалит любые следы. Ох, не вовремя…

Бурцев все же закричал. Уже, блин, не до жиру — главное предупредить Аделаиду об опасности. Если еще не поздно. Если не въехала уже княжна в какую-нибудь гиблую топь. Он кричал, а крик будто увязал и тонул в сыром воздухе сырого болотного леса. И Аделаида… Княжна как сквозь землю провалилась. Словно в воду канула. Сквозь землю? В воду? О коварных трясинах думать не хотелось, но страшные мысли и образы настырно лезли в голову.

И вдруг тяжкая обволакивающая тишина кончилась. Далекое ржание умирающей лошади — дикое, дерущее душу — и визг перепуганной девушки слились в один щемящий пронзительный звук. Секунду-другую конь Бурцева упирался, хрипел, мотал головой, чуя смертельную опасность и не желая двигаться дальше, но всадник раз за разом всаживал острые колесики шпор в растерзанные бока. И животина пошла. Сначала осторожно переступая ногами по замерзшему болоту, потом, повинуясь воле наездника, все быстрее, быстрее… Сломя голову он гнал обезумевшего коня по корке хрупкого льда над зыбкими хлябями. И думал только об одном. Успеть! Не опоздать!

Жену Бурцев нашел в грязном сугробчике под невысоким корявым стволом мертвого дерева. Аделаида — уже не надменная шляхтенка, а бледная, трясущаяся от страха девчонка, прижималась спиной к сухому стволу. Кусала губы в кровь. Размазывала по перепачканному лицу слезы…

Он резко натянул повод. И вовремя: передние ноги коня вдруг ушли в снег, под хрустнувший лед, и куда-то еще ниже, еще глубже. Животное прянуло прочь из вязкой липкой жижи. Всадник позволил. Сам соскочил на землю. Улыбнулся испуганной девушке — жива ведь, дуреха! Жива!

Их разделяла лужа. Грязная промоина в грязном снегу. В облаке зловонного пара. Будто канализацию прорвало… Лужа казалась небольшой и неглубокой, да только вода в ней все еще пузырилась и подрагивала. Где-то там, внизу, отчаянно билось в предсмертной агонии чье-то тело.

Бурцев понял все. Представилось как наяву: вот мчит княжна, не разбирая дороги, как мчался только что он сам. Несется, настегивает плетью по взмокшим конским бокам. И на полном скаку влетает в трясину. Лошадь разом ухает вниз по самое брюхо. Аделаида летит через голову животного, падает из седла на спасительную кочку-сугроб, замирает в ужасе, не в силах ни шагнуть, ни шевельнуться. Истошно кричит, визжит… И смотрит во влажные глаза обреченного зверя. Лошадь дергается, рвется. Но все потуги тщетны…

Бедняжка. Бурцев смахнул со лба пот. Аделаиде пришлось на расстоянии вытянутой руки наблюдать, как бьется в ловушке несчастное животное. Как погружается все глубже и глубже. Как тянет к ней морду из жирной чавкающей грязи.

Предсмертное ржание, не ржание даже, а почти человеческий полувскрик-полувсхрип — и пузыри. А ведь та же участь едва не постигла и саму Аделаиду. Зацепись она ногой за стремя, упади чуть в сторону от корявого деревца…

Черное пятно жижи, в которой бесследно сгинула лошадь княжны, была лишь видимой частью трясины. Чтобы вытащить девушку с тесного островка, пришлось здорово потрудиться. Тот, кто никогда не пробовал рубить дерево рыцарским мечом, не оценит в полной мере, во что обошлась Бурцеву эта спешно налаженная гать. Меч предназначен совсем для другого. Это не мачете и не универсальное орудие выживания в экстремальных условиях. А потому с бывшего омоновца семь потов сошло, прежде чем пятачок, где ютилась Аделаида, соединили с земной твердью зыбкие мостки из кривых сухих веток, трескучего валежника и подгнивших коряг.

Глава 29

Полячка переползла через гать прямиком в объятия мужа.

— Все в порядке, милая.

Всхлип.

— Все хорошо, мы ведь снова вместе…

Нервный смех, переходящий в рыдания. Лишь когда Аделаида успокоилась, обильный снегопад закончился, а угрюмое небо окрасилось в закатные тона, Бурцев осознал, насколько все плохо. Дороги назад он не помнил. Княжна-беглянка свой путь тем более не примечала. Она-то и вовсе возвращаться не собиралась. Как они сюда попали? Где кружили? Куда сворачивали? Их собственные следы завалены свежим снежком. Коварное болото тоже покрыто сплошной белой пеленой, через которую не проступили еще грязные пятна топей.