Орден - Мельников Руслан. Страница 24
— Тогда почему же?! Зачем ты меня задерживаешь, Освальд?
— Не хочу отдавать немецким крестоносцам ключ к Малопольскому княжеству. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: если дочь покойного краковского князя Лешко Белого выйдет замуж за сына орденского прихвостня — мазовецкого князя Конрада Казимира Куявского…
— Я не выйду за него замуж! Ни-ког-да!
— Разумеется, не выйдешь, Агделайда! Если не покинешь этот лес. Тебе хотелось найти убежище, недоступное мазовцам, куявцам и тевтонам? Так считай, что ты его нашла. Будь моей гостьей, княжна, толькоко не пытайся выйти за пределы лагеря. Здесь ты получишь все необходимое, и никто не посмеет тронуть тебя пальцем.
— Твое гостеприимство слишком похоже на полон, Освальд Добжиньский, — сощурилась княжна.
— Хороший полон лучше дурного брака, — парировал тот. — И гораздо лучше смерти, благородная Агделайда. Не принадлежи я к древнему роду и не заботься о своей чести, то просто зарубил бы тебя на месте. Это самый верный способ досадить тевтонам и их приспешникам.
Аделаида побледнела. Толи от гнева, то ли от страха.
— Конечно же, я этого не сделаю, — успокоил Освальд. — Я хоть и живу в лесу, но еще не забыл рыцарского кодекса. А вот… — Он выразительно окинул взглядом лагерь: — Эти люди, княжна, не столь щепетильны. Поэтому постарайся все-таки держаться поближе ко мне.
Дочь Лешко Белого хранила презрительное молчание. Освальд воспринял его как знак согласия.
— Ну, вот и славно. Ступай в мой шатер. Отныне он принадлежит тебе, Агделайда. Туда доставят еду, питье, нагретую воду для омовений и кое-какую одежду. В отбитом у немецких купцов обозе мы раздобыли женский гардероб. Принадлежал он, правда, служанкам, уж не обессудь. Но зато платья чистые и не рваные.
— А мой… э-э-э, спутник? — Аделаида растерянно взглянула на Бурцева.
Вспомнила наконец!
— С ним у меня будет особый разговор. Освальд повернулся к лучникам: — Уведите княжну в шатер и позаботьтесь о ней. Поставьте стражу. Чтоб никто туда не совался. И не высовывался тоже.
Глава 24
Как только Аделаиду вежливо, но настойчиво впихнули за полог шатра, от взгляда добжиньского рыцаря повеяло неприязненным холодком.
— Кто ты? Отвечай! — С Бурцевым рыцарь говорил менее любезно.
Кто он? Представиться по форме? Имя, фамилия, должность и… и год рождения? Так ведь этот Освальд юмора не оценит. Уж лучше придерживаться легенды, которую невольно сочинила для него польская княжна.
— Вацлав. Ополченец.
Жрать хотелось жутко, а от ремней, накрученных Богданом, руки ныли — мрак.
— И чьего же ты войска ополченец, Вацлав? — рыцарь не замечал страданий пленника и не намеревался ни угощать его, ни развязывать.
— Клеменса, — угрюмо соврал Бурцев, — Владислава Клеменса. Я послан, чтобы…
— Кто твой сотник? — перебил Освальд.
— Сотник? — Да откуда ему знать имена сотников Краковского ополчения!
— А десятник?
— Я шел в бой под прямым командованием Владислава Клеменса, — брякнул наудачу Бурцев.
— Вот как? — Рыцарь скривился в усмешке. — Очень интересно…
Блин! Похоже, сморозил глупость. Допросы вести этот добжинец умел не хуже иного дознавателя.
— К моему отряду, да будет тебе известно, примкнуло много народа. Разного народу, Вацлав.
Освальд поискал кого-то взглядом, громко окликнул человека со свежим шрамом на пол-лица и в добротной кольчуге двойного плетения:
— Янек!
Крутая кольчужка. Абы кто щеголять в такой не станет. Да и делалась, сразу видно, — на заказ. Сидит вон как влитая. Знатный, видать, пан этот Янек.
— Ты ведь знал всех, кто бился под личным началом краковского воеводы, Янек? — К человеку со шрамом рыцарь обращался почти как к равному.
— Да, я служил при воеводе и был хорошо знаком со всеми его дружинниками.
— Этот ополченец утверждает, что он тоже состоял в дружине Владислава Клеменса, — хохотнул добжиньский рыцарь.
Янек нахмурился:
— В дружину воеводы никак не мог попасть ополченец. Я не знаю этого человека. В первый раз вижу. Освальд кивком поблагодарил Янека и вновь повергнулся к Василию: — Итак, ты меня обманул, Вацлав. Больше делать этого тебе не советую. — Рыцарь демонстративно положил ладонь на эфес меча. — Повторяю вопрос. Кто ты?
Бурцев вздохнул. Что он мог ответить?
— Случайный попутчик княжны.
— Попутчик? — Пальцы рыцаря сжали рукоять меча, наполовину вытащили клинок из ножен. Солнечные зайчики брызнули с обнаженной стали. — Опять лжешь, Вацлав? В бою у трех сосен мой оруженосец видел, как ты надел на дочь Лешко Белого какие-то диковинные кандалы, бросил ее на лошадь и увез совсем не так, как положено возить княжну. Кому ты хотел отдать свою добычу, попутчик? Конраду? Казимиру? Тевтонам?
— Я лишь хотел уберечь княжну от напавших на нас татар и от твоих разбойников, — скрипнул зубами Бурцев.
— Мы не разбойники! — Лицо Освальд перекосилось от ярости. — Хоть и громим мазоветские, куявские, тевтонские, татарские отряды и обозы, но лиходеями нас называть не смей, Вацлав! Беженцев мы не трогаем и воюем только с врагами Польши и их приспешниками.
Партизаны, значит. Впрочем, все равно — погибать ли от рук атамана разбойничьей шайки или от меча благородного рыцаря-партизана. Смерть — она в Африке смерть. И в Польше тринадцатого столети тоже…
— А что касается татар, — продолжал Освальд, совладав с гневом, — так язычники в этот лес вообще не заходили. Их Измайлово племя движется сейчас в сторону Вроцлава по княжескому тракту.
— Но как же всадники в масках? — удивился Бурцев.
— В этих, что ли? — рыцарь небрежно кивнул в сторону ближайшего навеса.
Там, в куче скарба, трофейного оружия и тюков фуражом, валялось несколько не замеченных ранее Бурцевым «тартарских» личин. Прямо на него уставилась прислоненная к треснувшему щиту знакомая маска с двумя выпирающими клыками.
— Под ней прятал лицо Якуб Одноухий — пояснил Освальд. — Правая рука Казимира Куявского, исполнявший со своей шайкой самые грязные поручение князя. Вот уж кто истинный лиходей и разбойник. Когда-то я лично отсек ему ухо. А вчера — голову. Такой головы не жаль. Хоть и польская она, но поганая слишком.
— А маски? Зачем же маски? — не мог взять в толк Бурцев.
— Да чтоб не узнали. Якубу и его людям никак нельзя было отбивать Агделайду для Казимира Куявского с открытыми лицами. Не добре это, когда поляки поляков же избивают и увозят княжну силой. А ну как пойдут слухи? Если же станет известно, что на беженский обоз и кнехтов дочери Лешко Белого напал татарский разъезд — так то совсем другое дело. Потому и искали малопольскую княжну куявцы в демоновых личинах, прикинувшись богопротивными язычниками. Но такие личины, Вацлав, могут обмануть, смутить и напугать только того, кто ни разу не видел настоящих татар. А я видел и не единожды вступал с ними в схватку. Хорошие они воины, но на демонов, вопреки молве, не похожи и масок никто из язычников не носит.
Бурцев кивнул. Он и раньше-то сомневался, что конники в масках, охотившиеся за Аделаидой, — настоящие татары. Но вот почему Освальд тоже разыскивал княжну? Он-то как узнал, какая важная птица залетела в здешние леса?
— А тебе откуда стало известно о княжне, пан рыцарь? — вежливо поинтересовался Бурцев.
— Было кому рассказать, Вацлав, — снова нехорошо усмехнулся Освальд. — И о знатной панночке, и о княжеском гербе на повозке — белом коронованном орле на красном фоне. Не ты ведь один спасся из обоза, на который напал Якуб Одноухий.
Разве? Вроде бы «маски» на глазах Бурцева беспощадно вырубили всех — от мала до велика.
— Есть у меня один свидетель, есть. Вон, у огня сидит.
Возле костра, где жарилась кабанья туша, мелькнула рыжая голова.
— Яцек! — позвал Освальд.
Глава 25
— Тартарин он, пан рыцарь, как есть тартарин! — бормотал беззубый землепашец. Даже к связанному Бурцеву Яцек опасался подходить близко и держался на более почтительном отдалении, чем от самого Освальда. — Колдун языческий! С ним мужики из нашего ополья справиться не смогли.