Синий и золотой (ЛП) - Холт Том. Страница 9

История много хорошего скажет о Фоке: как он ограничил власть провинциального дворянства, закончил войну с Аммагином, взял общественные финансы под контроль. По правде говоря, история будет его любить. Не важно с какой стороны власти, у них будет кусочек Фоки, за который они смогут ухватиться и сделать собственным. Оптиматы будут восхищаться тем, как он разрушил власть рабочих гильдий и поддерживал свободную торговлю, в то время, как Стремление будет поклоняться ему за меры по социальному обеспечению и земельные реформы. Они будут бесконечно спорить о том, в чем был его настоящий план, на чьей стороне он был на самом деле, и никогда не приблизятся к правде даже на плевок, поскольку история отказывается признавать возможность великих событий и перемен долгосрочной значимости, произведенных только потому что однажды существовал абсолютный монарх, который попросту не мог определиться. Его намерения всегда были хорошими. В чем он был удачливей своих собратьев-альтруистов, так это в том, что он как-то ухитрялся преследовать добрые намерения, не нанося невосстановимый ущерб всем и каждому вокруг. Правда в том, что он был простофилей, по сути порядочным человеком, рожденным далеко от опасных границ пурпура, он старался чтобы все потихоньку работало, так чтобы ничто не отвлекало его от важнейшей миссии в жизни: открыть или, более реалистично, проспонсировать открытие секрета превращения неблагородного металла в золото. Если я когда-либо закончу свое «Идеальное государство» (начал десять лет назад, заплатили авансом, потратил деньги), я вставлю его где-нибудь в качестве образцового аристократа: человека, который правит хорошо, поскольку он не очень-то и хочет править.

– Привет, Фока, – сказал я.

Он поднял голову от бумаг, которые читал.

– Какого черта это было? – спросил он.

Я пожал плечами.

– Извини, – сказал я. – Думал…

– Нет, – сорвался он, – ты не думал, вот в чем дело. Проклятье, я написал тебе письмо. А ведь предполагается, что ты умный.

Я сел. Стражнику это не понравилось, но Фока не обратил внимания.

– Понимаешь, – продолжил я. – Я подумал, что ты можешь, ну, обвинить меня…

– Правда? – он смотрел на меня с обидой и злостью. – Сколько мы друг друга знаем?

– Извини, – повторил я. – Я запаниковал, ладно? Случилось то, что случилось, и я просто должен был бежать отсюда, так далеко, как только мог. А потом я подумал, насколько подозрительно это выглядит? Я подумал…

– Ты подумал, я решу, что ты убежал, потому что убил ее? – он покачал головой, словно пораженный, как кто-либо может быть настолько тупым. – Ну, главное, что с тобой все в порядке. Но правда, черт подери, Нино, тебе обязательно было взрывать гребаную стену?

Я воспользовался своей застенчивой улыбкой идиота.

– Не знал, что бы еще сделать.

– Поразительно, – он улыбнулся мне. – Ты понимаешь, что мог кого-нибудь убить? И тогда ты был бы в дерьме.

Я повесил голову.

– Не мог ясно думать.

– Просто за ношение этой штуки тебе могли растянуть шею. У меня есть свои пределы, понимаешь? – он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Как это произошло?

Я рассказал ему. Когда я описывал смерть его сестры, он закрыл глаза и отвернулся, лишь на мгновение. Напомнил мне меня, когда я был ребенком и мама убила курицу. Но дело было в том, что я съел курицу, хотя и не одобрил ее смерть. Некоторые вещи отвратительны, но необходимы.

Затем он встряхнул головой, будто мокрая собака, и сказал:

– Почему ты ее не предупредил?

– Прости?

– Не пить эту штуку.

Я слабо улыбнулся.

– Ты думаешь, она бы послушала?

– Нет, – согласился он. – Думаю, нет.

– Кроме того, – продолжил я, – все очень быстро произошло. Полагаю, мне казалось, что у нее хватит ума не приходить в лабораторию и не пить без спросу из мерного стакана, наполненного каким-то веществом.

Он заинтересовался.

– Она просто…

– Она спросила у меня, что это такое. Я перечислил ингредиенты. В следующий момент…

– Понятно. Она была уверена, что, зная состав, она поймет и применение. У моей сестры всегда было высокое мнение о себе.

– Она была хорошим ученым, – сказал я. – Она чертовски многому научилась.

– Что ее убило, – тихо сказал он, как человек, наконец выигравший шахматную партию, к которой потерял интерес четверть часа назад. – Отличный аргумент против женского образования, если хочешь мое мнение. Хотя она не знала, что это было, она решил проглотить это прежде чем ты сказал, что нельзя. Нетерпение, понимаешь. Она была как ребенок. Всегда хваталась за коврижки, как только прислуга вносила поднос.

– Была бы у меня хоть малейшая идея…

– Разумеется, – он поднял руку. Тема умерла и похоронена. – Ну, думаю, мы можем об этом забыть. Я сделаю заявление о том, что моя сестра умерла от естественных причин. Конечно, нам придется устроить государственные похороны, а тебе быть главным скорбящим. Извини, – добавил он. – Я знаю, ты не любишь официальные мероприятия.

– Об этом не волнуйся, – ответил я. – Это меньшее, что могу сделать.

– На устройство похорон понадобится неделя, – продолжил он. – А тем временем…

Ему не нужно было заканчивать фразу. Назад к столу, уже и так много времени потрачено. Он и правда не задумывал это, как наказание. Он искренне верил, что я наслаждаюсь работой.

Я встал.

– Только одна вещь, – сказал он. – Не так чтобы это было важно, но кто-то должен был тебе помогать. Иначе как ты достал все это оборудование? Ты знаешь, у нас все в порядке, но я должен спросить, кто тебе помогал. Нужно отдать кого-нибудь префекту или моя жизнь превратиться в ад на месяцы.

Я снова сел.

– У меня есть контакты, – сказал я.

– Да, я догадался, – в его глазах был лед. Я знал этот взгляд. – Извини, но мне нужны имена.

– В Гильдии воров, – сказал я.

Его глаза слегка расширились.

– Так Гильдия воров и правда существует, – сказал он.

– Конечно существует, – соврал я. – Мне очень жаль, но…

Он пожал плечами.

– Больше, чем стоит твоя жизнь, ясно. Ладно, забудь об этом. Теперь я знаю, что Гильдия воров и правда есть, а стража займется остальным. Спасибо, – добавил он, – ты правда помог, – он поморщился. – Я тебя только что подставил? Но если и так, я не могу забыть о том, что ты только что сказал.

– Все нормально, – сказал я. – Мы годами думали, что ты все о нас знаешь.

(И я подумал: любопытно. Он спросил о смерти сестры, как вы спрашиваете о здоровье невесты-инвалида делового партнера, но подтверждение существования Гильдии воров показалось ему интересным. Что бы я увидел, задумался я, если бы был здесь, когда к нему пришли сообщить о смерти Евдоксии?)

– Как скоро? – спросил он.

Я только поставил ногу на пол, собираясь уходить.

– Трудно сказать.

– Попробуй.

Я пожал плечами. Это был жест беззаботного человека, который никого не обманул.

– Правда, не могу сказать. Может шесть недель, может месяц, может…

– Шесть недель.

– Или шесть лет, – ответил я, – зависит от удачи. Если мне повезет, завтра в это же время. Если не повезет, то никогда. Всегда есть возможность, что это попросту нельзя сделать.

Он усмехнулся.

– Мне то же самое говорят строители дорог, – сказал он. – Они точно знают, сколько времени уйдет на прокладывание дороги от Центра к докам, но когда я их спрашиваю, они всегда добавляют два месяца. Затем, когда работа закончена, когда они знают, что она будет закончена, они просят бонус за досрочное завершение. Давай, Нино. Когда?

– Шесть недель.

– Так и думал, – он улыбнулся мне, и кто-то за моей спиной открыл дверь. – Значит, шесть недель. Ловлю на слове.

Да, я величайший живущий алхимик мира. Глупо это отрицать, вроде как перевернутое хвастовство. Но пожалуйста, обратите внимание на ударение на слове «живущий».

Вспомните, к примеру, Лелиана Аттагенского. Гениальный человек: очистил lachrymae dei еще будучи студентом в Фенори, первый человек, разделивший серебро на четыре аспекта – я был знаком с ним в Элписе, хоть и недолго. Или возьмите Геренния, который полностью изменил наше понимание реинтеграции гуморов. Если бы он все еще был жив сегодня, я был бы недостоин носить его конспекты. Это не вспоминая Гордиана Секунда; вот был человек, с которым я хотел бы познакомиться, но он уже был мертв, когда я прибыл в Парапросдокию. Кодриний…