Крысиная башня 2 (СИ) - Дартс Павел. Страница 9

Меня, кстати, ещё прошлый раз заинтересовало — а чо Спец так-то полёгкому с памятниками над могилами? Ну, понятно — место удобное, крепкое, но всё равно… как-то… Могилы разорять как бы. Понятно, что сейчас всем пох, но всё же. Но потом подумал, что Спецу, небось, просто похер — он же слепой, не видит где и чего, — «Витеньке» там «от мамочки» или «Иннокентий Лукич, почётный доктор богословия». Для него это просто стройматериал: он дал команду, — народ зашуршал. У него всё по дисциплине, по-военному.

— А, приехали?.. — Спец приветливо осклаблялся под чёрными очками, если это можно назвать улыбкой. Стоявшая за его креслом-коляской очередная тёлка сверлила нас взглядом. У, бля, тоже симпатичная, как и в прошлый раз. Где он их берёт? Развёл тут гарем целый…

Нас, как и прошлые разы, встретили у центрального входа в церковь, который сейчас был поверх каменной кладки обшит ещё и досками внахлёст, и представлял собой «тепловой тамбур».

Внутри церкви я прошлый раз был — ничо интересного. Они там всё разорили; ну, не то что разломали, но переделали. Посреди этого большого «зала», или как оно в церкви называется, построили большую такую квадратную печку. Очень большую — раза в три больше, чем у нас была, пока её снарядом не порушило.

Вокруг этой печки построили стены с крышами, прямо внутри церкви. Я бы сказал «домики», но они не домики, а как один большой домик, только разделённый на отсеки; «кладбищенские» называли их по-бомжатски «балки́»; а в центре — общая печка; так, что она в каждый отсек выходила или какой-либо стороной или углом, и, соответственно, обогревала. Типа «центральное отопление», хы.

Балки́ низенькие, так, что точно в рост взрослого человека, только чтоб головой потолок не цеплять, — оно понятно, нафига лишнее греть? — там Спецова банда, или команда жила — семейные. И по поверх балков — ещё второй этаж, через который толстая труба от печки шла, и тоже грела — там пеоны жили, и они ж как бы утепление для потолка первого этажа создавали.

Всё построено очень крепко, добротно, из пилёного бруса и на железном каркасе; утеплено не всяким хламом, как у нас «жилые отсеки» чтобы через стены не промерзало, а пенопластом и шлаковатой; всё поверх обшито сайдингом — прям не странный двухэтажный дом внутри церкви, а коттедж какой-то двухэтажный, только что с плоской крышей — осадков тут, внутри церкви, ясно что не бывает.

Труба выходит высоко, под купол; там из кирпичной преходит в железную трубу; и где-то там, под куполом, где раньше всё было разрисовано звёздами и ангелами, а теперь всё напрочь закопчено, разветвлялась и выходила наружу.

И между стенами балков и стенами церкви были широкие проходы; там сновали люди, все чем-то занятые — у Спеца не потащишься, даром что слепой.

На этот раз внутрь не пошли.

— Чего сегодня? Вчера вас ждали.

— Вчера посредник приезжал с очередными «предложениями»… — батя сплюнул, — Обсуждали…

— И?.. — слепой как будто уставился на батю через очки, хотя, конечно, ничего не мог видеть. Девка в это время негромко, не наклоняясь к нему, бормотала что-то. Ну ясно — докладывает что видит. Ему тут все всё докладывают. Всё. Обо всём. Подробно. Так у него заведено.

— Вот… обсудили. В контексте обсуждения возникли некоторые мысли. Вот — хотел с тобой посоветоваться. Где бы…

— А пойдём! — сразу согласился Спец. И, чуть наклонив голову вбок, бросил девке за спиной, — Айша, давай-ка, проводи мужчин в… ну, в мой кабинет, скажем.

Айша, ага. Да, какая-то нерусская. В прошлый раз была Зина.

Та молча указала нам направление, — ага, в двухэтажный домик за церковью. О чём-то ещё перекинулись репликами со Спецом, — мне показалось, что она хотела отбуксировать коляску с ним, но он отказался и велел ей идти вперёд, а он, мол, следом.

Она и пошла вперёд, сделав нам знак идти за ней. Идти тут было легко: дорожки вокруг церкви широкие и от снега тщательно расчищенные. Я пошёл за ней, а следом батя со Спецом; причём тот сам крутил большие колёса своей коляски — у него на это на руках толстые перчатки с обрезанными пальцами. Легко крутил, играючи, так, что каляска совсем не отставала от нас, впереди идущих, от меня и Айши этой. И точно за нами ехал — на слух, что ли… Я ещё в прошлые разы обратил внимание, какой он здоровый, прямо культ какой-то. Конечно, под тёплой курткой мышцý видно не было — но видно было ненормально широкие плечи; потом эти — трапецевидные мышцы, которые уходили к плечам чуть ли не от ушей; и на предплечьях, что было видно из-под рукавов мышцá так и играла. И катил он коляску легко, как бы между делом, не напрягаясь, не переставая базарить с батей и не сбивая при этом дыхания.

Вот такой вот инвалид…

Чёрт, когда мы первый раз с батей ездили сюда, мне батя сразу сказал что Спец — слепой и инвалид; в смысле ноги у него не ходят, — я здорово удивился: как же он всей своей бандой рулит?

Батя сказал, чтоб я его людей «бандой» не называл; он их называет «семьёй» или «общиной»; а как рулит, будучи слепым и неходячим? — увидишь, говорит. Он, говорит, «мозг»; а для мозга глаза и ноги хоть и важны, но не критично. Сам всё увидишь, говорит. Понятно, что он меня вытаскивать из Башни начал чисто чтоб отвлечь от мыслей о… о том, что произошло. О маме. О том, что она сделала, и где она сейчас. Чччёрт…

Ну, я и предполагал увидеть слепого инвалида, которого везде катают и который совсем беспомощный — типа «мозг без ножек и глазиков», хы.

Но выглядело всё совсем по другому.

Спец совсем не выглядел инвалидом; и действительно рулил всей своей общиной. Скорее он казался просто человеком, у которого имеются — или отсутствуют — такие-то особенности. Да, как бы зрение и возможность ходить важные; но когда мы видели, как рулит хозяйством Спец, и как его слушаются, становилось ясно, что оно хоть и важное — но далеко не главное.

Пока мы шли — а Спец ехал — вокруг церкви к двухэтажному дому, ему, Спецу то есть, дважды что-то докладывали по уоки-токи, ну, по носимой рации — и он, не прекращая движения, крутя колёса даже одной рукой, на ходу что-то объяснял или командовал. И дважды встречались на дороге люди: один явно пеон, в довольно потрёпанной курточке, с парой досок на плече; второй явно «вольный» — в хорошем военном бушлате, подпоясанном армейским же ремнём с кабурой — у Спеца в «семье» все вольные носили оружие, заположняк такой. В обязательном порядке. Ну, тут ничего удивительного — у нас у самих теперь так, особенно когда разжились после этого побоища пистолетами — почти у всех «десантников» были ПМы, а у Старшóго, которого приехавшие родственники почтительно называли Полковником — целый ЧеЗет 75, который батя забрал себе. Так что у нас теперь тоже все напостоянку со стволами: и Оля, и Крот, и Миша с Сашей — кроме Ольги Ивановны, понятно. А Люда сама отказалась — да она и необучаемая с пистолетом-то, она всё больше с Сашиным дробовиком.

Попавшись на дороге, они явно оробели; особенно пеон, который доски с плеча скинул и встал с краю дорожки, держа доски у ноги, как часовой карабин на карауле — смехота! И каждый за несколько шагов громко назвал себя: пеон вроде «Алексей Мелехов, третья бригада, несу пиломатериал на второй пост, распоряжение звеньевого!», а вольный просто представился, я не расслышал как.

Пеона Спец вроде как и не заметил, кивнул только мимоходом, разговаривая по рации; и тот, как мы его миновали, с явным облегчением подхватил доски обратно на плечо и дальше почапал; а вольного Спец остановил и какое-то время о чём-то вполголоса расспрашивал, — мы с батей из вежливости чуть прошли вперёд.

Батя сказал, что главное тут не «мозг» — мало ли мозговитых в такой ситуации тихо-мирно окачурились бы в своих креслах-каталках, если б сорганизовать толпу не смогли; а «мозг» в сочетании с волей и с организаторскими способностями.

Батя говорит, что умных много; и специалистов дохрена — не сам же Спец всё это на кладбище вырубал, стаскивал и строил; а уж рабочих рук пруд пруди — было бы кому к делу приставить; а вот всё это собрать в одну кучу и сорганизовать — на это кроме мозгов нужны эти самые — оргспособности.