Тарантино - Доусон Джефф. Страница 52

Дэвид Томпсон, пишущий для “Индепендент он санди”, даже предупреждал Тарантино о “годаровском синдроме”:

“Тарантино любит брать старые американские жанры и придавать им налет снобизма и жеманного напряжения: элегантная работа оператора скрашивает вызывающие отвращение диалоги. Годар совершенствовался в этой области семь или восемь лет. Он произвел революцию в кино и показал нам, что старые фильмы могут выглядеть причудливо и ново. Потом он охладел, стал скучным и академичным и бросил снимать фильмы. Сможет ли Тарантино измениться? Голливуд, возможно, будет искушать его остаться прежним идеальным современным режиссером — талантливым до тех пор, пока он остается в тени…”

Но пока Тарантино посмеивается над такими интеллектуальными исследованиями, требование перемен или “развития”, как они снисходительно называют это в Голливуде, неизбежно станет на него давить. Кроме того, Тарантино как-то обронил фразу, что он не хочет, чтобы его знали только как “крутого парня”. “Нельзя сказать, что я совсем не хочу быть “крутам парнем”, но я не хочу ограничиваться только этим жанром, — говорит он. — Я просто изучал его вдоль и поперек потому, что это было мне интересно. Например, когда я снимал “Чтиво”, я думал о том, что мой следующий фильм точно не будет в криминальном жанре. А потом я подумал: “О чем, черт побери, ты говоришь? Ты снял только два, а не шесть фильмов о гангстерах”. Когда вам приходит на ум история, вы можете пойти разными путями. Собираюсь ли я заблокировать для себя один из этих путей, работая над своим третьим фильмом? Кому какое дело. У меня вся жизнь впереди. Я могу идти, куда захочу. Это то же самое, что сказать: “На этот раз я не влюблюсь в блондинку. В рыжую, брюнетку — но не в блондинку”. Вы же не можете так сказать. Я бы хотел делать то же, что и Говард Хоукс, работать в разных жанрах. Я бы хотел снять вестерн, фильм о войне…”

Мы позавтракали и вышли на яркое лос-анджелесское солныщко. По дороге Тарантино останавливается, чтобы выслушать похвалы поклонников, в том числе и уличной проститутки с умильными глазками, которая в его присутствии просто превращается в сироп (Тарантино однажды пошутил, что должен написать руководство о том, как от души потрахаться на кинофестивалях). Мы идем по улице, а Тарантино настолько погружен в мысли о предстоящем дне, что его чуть не сбивает медленно едущая машина, когда он переходит дорогу. “Смотреть надо на дорогу, приятель”, — орет он в притворном гневе, хлопая по капоту вышеозначенного средства передвижения, за рулем которого сидит явно испуганный гей средних лет. Если ему удастся выжить среди опасностей современного транспорта, Тарантино пройдет долгий путь, ведя за собой целую армию молодых режиссеров, которые вдруг поняли, что если вы непоколебимо верите в свой сценарий, то это неплохое начало. И хотя результат еще не совсем очевиден, уже появились свежие отклики. “Неглубокая могила” сопровождается комментариями: “Шотландские “Бешеные псы”, “Фэнам “Криминального чтива” это понравится”.

Вспомним: когда “Секс пистолз” ворвались на сцену в 1976 году, последующие годы были наполнены звуками любительских ансамблей, неистовствовавших в гаражах. Они не обязательно были очень талантливы, но зато преодолели свои комплексы. И что более важно, они поняли, что творчество не только удел привилегированной элиты.

По кинотерминологии, Тарантино достиг равновесия. Он подогрел аппетиты режиссеров-самоучек, которые наконец осознали, что им не нужно специальное образование, — если ты веришь в свой талант и свой материал, тогда тебя ничто не остановит. Каждый может стать режиссером.

“По сути, я не знаю никого, кто бы снял фильм и сказал: “Меня вдохновили “Псы”, — говорит Тарантино. — Но я встречался со множеством студентов киноакадемий, которые говорили, что их вдохновляют “Псы”, и это было здорово, потому что когда я был моложе, моей мечтой было снять фильм, который бы вдохновлял других так же, как меня вдохновляли фильмы мастеров. А сейчас самая потрясающая вещь состоит в том, как люди относятся к творчеству:

“К черту. Я не собираюсь ждать, пока меня всему научат. Я сам все сделаю”. Лучший совет тому, кто хочет снять фильм: “Прекрати размышлять. Прекрати доводить все до совершенства. Просто возьми и сделай. Возьми сценарий и начни его снимать”.

“Режиссура была той святая святых, куда невозможно было проникнуть, — говорит Роджер Эйвори. — Если Квентин что и сделал, так это то, что он привнес в независимый кинематограф немного куражу и доказал, что никому не известный человек, верящий в себя и жаждущий снять фильм, может добиться успеха”.

Время покажет, но, как сказал Джон Ронсон, пишущий для “Индепендент”, “процесс пошел”; “Недавно я смотрел фильм Хола Хартли “Любитель”, в котором два киллера рассуждают о достоинствах и недостатках мобильных телефонов перед тем, как убить свою жертву. На следующий день я присутствовал в Национальной киношколе на показе курсовых работ. Из пяти студенческих фильмов в четырех происходила жестокая перестрелка под саундтрэк, составленный из хитов 70-х, кульминация двух из них представляла собой момент, когда все главные герои одновременно стреляют друг в друга, а в одном два киллера обсуждали подробности фильма “Банда Брэди” перед тем, как прикончить свои жертвы. Второй раз со времен “Гражданина Кейна” один человек возник из относительной безвестности и по-новому определил границы кинематографа”.

Квентин Тарантино в роли Орсона Уэллса? Чертовски приятный комплимент. Или это был Герман Дж. Манкевич?..

Эпилог

Полночь, воскресенье, 5 апреля 1998 года — Нью-Йорк. Перед “Чайна-клубом”, престижным ночным заведением на окраине Манхэттена, Квентин Тарантино проходит через толпу журналистов — в основном теле— и радиорепортеров — и скрывается в темноте клуба. Но и там его не ждет покой. Как только начинают грохотать мелодии из звуковой дорожки “Криминального чтива” — фанфары, возвещающие о приходе Тарантино, — поклонники бросаются приветствовать героя-победителя.

Ночь медленно тянется, а дискотека продолжает пульсировать — песни в том же стиле: гимны 70-х, периода крутизны, ставшие визитной карточкой Тарантино. Сам он, весь в черном, погрузневший, уже не похожий на прежнего тощего актера, направляется к танцплощадке. Его окружают восторженные поклонники, а он, чтобы показать им, что и над ним можно посмеяться, пританцовывает по пути в стиле Траволты.

Девочки-подростки с дорогими сердцу ламинированными входными билетами, повешенными на шею, толпятся вокруг своего идола. Избранные члены толпы удостаиваются чести сказать несколько слов кинозвезде. На заднем плане актриса Роузи Перес — в полностью закрывающих бедра сапогах и мини-юбке и другие, представители нью-йоркских модных кругов проходят с важным, самодовольным видом, не обращая внимания на окружающих. Позже Тарантино проводят на огороженную канатами площадку для важных персон, его личный уголок. В противоположном углу комнаты за таким же ограждением сидит великолепная актриса Мариза Томей в облегающем, расшитом блестками платье. Это должен был быть ее вечер, но все важные персоны, такие, как Фэй Данауэй и знаменитая театральная актриса Бернадетт Питере, стоят в очереди, чтобы отдать дань восхищения Тарантино и поближе рассмотреть новые одежды императора.

Позднее, под возгласы одобрения, Тарантино поднимается на маленькую клубную сцену и танцует вместе с Маризой Томей. На нее опять направлен свет прожекторов. Некоторых из них. Скоро она уходит. Тарантино продолжает танцевать один…

Так что же это такое?

Развеселое мероприятие — вечеринка, посвященная открывающемуся на Бродвее спектаклю, в котором дебютировал Тарантино. Он называется “Подожди до темноты” — это новая версия пьесы, имевшей большой успех 32 года назад, о слепой девушке, терроризируемой в своей квартире злыми бандитами, ищущими спрятанный героин. Пьеса Фредерика Нотта стала сенсацией в 1966 году. Постановка, в которой участвовали Роберт Дюваль и Ли Ремик, имела такой успех, что в следующем году по ней был снят фильм, главные роли в котором исполняли Одри Хепберн и Алан Аркин. В версии 1998 года ведущие роли были сыграны Томей и Тарантино. Томей — Сюзи Хендрикс, незрячая, пронзительно кричащая девушка, а Тарантино — Гарри Роут, главный мучитель.