Титус Кроу - Ламли Брайан. Страница 30

— Продолжайте, — сказал Писли. — Вам знакомы Джордан и Уинтерс?

— Я знаю, что хтонийцы их отчаянно боятся, как и вас, — ответил Кроу и стал пересказывать профессору свои сны, которые ему снились в то время, когда с плавучими буровыми платформами происходили странные аварии. Завершил свой рассказ мой друг последним кошмаром, в котором хтонийцы «пытались его подкупить».

Когда Кроу завершил рассказ, Писли начал взволнованно рыться в портфеле.

— Знаете, когда я только решил лететь сюда, я понятия не имел, что вас будет так легко уговорить вступить в Фонд Уилмарта. И поскольку мной владела неуверенность, я взял с собой ряд свидетельств, с помощью которых надеялся убедить вас. Одно из этих свидетельств — письмо Джордана, которое он отправил одному из своих начальников вскоре после того, как затонула его платформа под названием «Русалка». Ага! Вот оно. Думаю, вам будет интересно с ним ознакомиться.

9. Ночь, когда затонула «Русалка»

^{(Из документов «Фонда Уилмарта»)}

Дорогой Джонни,

По всей видимости, на данный момент ты уже успел прочесть мой «официальный» отчет, отправленный тебе с этого адреса четырнадцатого числа сего месяца, через три дня после того, как затонула старушка «Русалка». Как я ухитрился составить этот отчет — ума не приложу, но с тех пор я слег, так что если ты за меня переживал или гадал, почему я раньше не сообщил о том, где нахожусь, — что ж, это была не моя вина. Просто после… катастрофы мне не так просто было заставить себя что-то писать. Да и вообще делать хоть что-то, если на то пошло. Господи, но мне страшно подумать о том, что придется предстать перед комиссией по расследованию!

Как бы то ни было, из моего отчета тебе должно было стать ясно, что я желаю уволиться, и думаю, будет только справедливо, если я попытаюсь растолковать тебе причины моего решения. В конце концов, ты платил мне неплохие деньги за управление твоими буровыми платформами в последние четыре года, и тут мне жаловаться не на что. На самом деле, у меня вообще нет никаких жалоб, и пусть никто в «Seagasso» об этом даже не думает, но будь я проклят, если снова примусь бурить скважины в морском дне. Честно говоря, я уже вообще никаких планов не строю! На суше, в море… теперь это не имеет никакого значения. О, стоит только представить, что могло случиться в любое время на протяжении четырех лет! И вот теперь это произошло.

Но я снова слишком много говорю. Признаюсь: три варианта этого письма я порвал в клочки, представив, что будет, когда мое послание доберется до тебя. Но теперь, поразмыслив хорошенько, скажу так: мне совершенно все равно, как ты поступишь, когда прочитаешь то, что я тебе пишу. Если хочешь — можешь отправить за мной войско мозгоправов. Но в одном я уверен: что бы я ни написал, это не заставит тебя прекратить морские разработки по добыче нефти в Северном море. «Экономика страны», и все такое прочее.

По крайней мере, мой рассказ должен развеселить старину Андерсона — этого жесткого, крутого засранца, начисто лишенного воображения! О, нет никаких сомнений, история, которую я собираюсь рассказать, выглядит совершенно фантастически! Наверное, можно сказать и так, что я был в ту ночь «под мухой». И верно, пару стопок я принял на грудь, но я выпиваю в меру, тебе это известно. Как бы то ни было, факты — насколько они мне известны — трезвый я был или пьяный, остаются поистине фантастическими.

Так вот… Ты должен вспомнить, что с самого начала это место рядом с мысом Хантерби-Хед выглядело довольно необычно. Были сложности у ныряльщиков, да и у геологов тоже. Они жаловались, что плохо работает снаряжение. И отбуксировали «Русалку» от Сандерленда, и поставили на якорь у мыса тоже с трудом. А это было еще только самое начало наших бед. Тем не менее все предварительные работы были завершены к началу октября.

Мы успели забуриться в морское дно чуть больше чем на шестьсот футов, когда подняли на поверхность первую штуковину в форме звезды. А знаешь что, Джонни? Я бы на эту звездочку и внимания не обратил, если бы уже не видел такую раньше. Мне такую прислал старина Чоки-Грей (он работал на буровой «Сокровище океана», компании «Lescoil», неподалеку от Ливерпуля) всего-то за несколько недель до того, как их платформа со всей командой, включая самого Чоки, затонула в двенадцати милях от Уитнерси. Почему-то когда я увидел, что оказалось на палубе вместе с керном — та самая звездочка, я не смог не вспомнить о Чоки, и мне показалось, что это какое-то жуткое совпадение. Та звездочка, которую он мне прислал, тоже была высверлена из донной породы вместе с керном, понимаешь? И платформа «Сокровище океана» стала не единственной буровой, затонувшей в том году при так называемых «случайных штормах»!

А теперь еще кое-что об этих камнях в форме пятиконечной звезды: не только я спасся в ту ночь, когда затонула «Русалка». Нет, это не совсем так: я был единственным, кто в ту ночь остался в живых, но в команде был один человек, который увидел, что надвигается, и, фигурально выражаясь, спрыгнул за борт до того, как все случилось. А за борт он спрыгнул из-за камня в форме пятиконечной звезды!

Его звали Джо Борзовский. Суеверный был чертовски, паникер. Стоило ему заметить над морем туман — он уже пугался, как не знаю кто, а когда увидел эту каменную звездочку!..

В общем, вот как все вышло:

Мы бурили дно и наткнулись на что-то особо твердое. Вот тут-то, как я говорил, мы и вытащили первый керн, в котором оказалась эта самая звезда. А Чоки, когда мне прислал свою звезду, написал, что решил, будто это окаменевшая морская звезда, из тех времен, когда Северное море еще было теплым, то есть штука должна была быть жутко древней. И точно: камень был размером с небольшую морскую звезду, поэтому я Чоки поверил. А когда я показал Борзовскому нашу звездочку, его чуть кондрашка не хватила! Он начал клясться, что нам грозит беда, стал требовать, чтобы немедленно прекратили бурение и отплыли к берегу. А еще он говорил, что то место, где мы стояли на якоре, «проклятое». В общем, вел он себя как чокнутый, а в чем дело, не объяснял.

Но я это просто так оставить не мог. Если на борту кто-то один тронулся умом (а особенно, Борзовский), такой человек может всю работу под угрозу поставить, а уж тем более если у него крыша поедет в важный момент. Сначала я хотел списать его на берег, но у нас неважно работало радио, потому я не мог связаться с Уэсом Этли, пилотом вертолета. Да, я всерьез хотел отправить этого поляка вертолетом на сушу. Вахтовики порой жутко суеверны, а мне совсем не хотелось, чтобы Борзовский своими дикими фантазиями заразил остальную команду. Но оказалось, что ничего такого не нужно. Очень скоро Борзовский стал извиняться за свою вспышку и всеми силами старался показать, как ему стыдно за свое поведение. Но что-то мне подсказывало, что дрейфит он по-настоящему.

И вот, для того чтобы немного успокоить поляка (если это вообще было возможно), я решил попросить главного геолога нашей платформы, Карсона, разбить каменную звезду на кусочки, рассмотреть их хорошенько и доложить мне, что это на самом деле за штуковина. Я думал, что он мне скажет, что это окаменевшая морская звезда, — другого ответа я не ждал. Тогда я все расскажу Борзовскому, и на борту все успокоится. Ну, и ясное дело, когда Карсон мне доложил, что это не окаменелость, а что это такое — он не знает… я промолчал и Карсона тоже попросил помалкивать. Я не сомневался: почему бы ни запсиховал Борзовский, делу бы не помогло, если бы я ему сказал, что это не окаменевшая морская звезда.