Маска Ра - Догерти Пол. Страница 8
– А что теперь? – спросил Асурал.
Амеротк шутливо ткнул его пальцем в живот.
– Суд соберется не раньше, чем через два часа. А вы, глава стражников, проголодались и жажда вас мучит. А еще, – он похлопал Асурала по голове, где начинали пробиваться новые волоски, – тебе было бы неплохо наведаться к брадобрею. Ни у кого другого волосы не растут так быстро.
– Это все из-за жары, – буркнул Асурал. – Но ты прав: приятно посидеть с другом за кружкой пива в тени сикомора.
Начальник полиции покосился на Пренхо.
– И поглазеть на проходящих девушек, – пошутил Амеротк. – Пренхо, проследи, чтобы к заседанию суда были подготовлены все материалы.
Писец кивнул.
– А сейчас давайте расстанемся ненадолго. Проводив их взглядом, Амеротк задумался, глядя в небесную синеву. Ему хотелось составить им компанию. Может быть, ему стоит прогуляться по базару, отвлечься, погрузившись в его обычную повседневную суету? Нет, отдыхать нельзя. Ему казалось, что он весь в грязи, от которой хотелось скорее очиститься. Он развернул нагрудное украшение лицевой стороной вверх. Где-то в глубине храма протрубили в раковину – призыв к молитве. Амеротк опустил глаза на мастерски выполненную резную подвеску, изображающую богиню Маат, и в очередной раз залюбовался безукоризненной четкостью, с которой были переданы локоны, миндалевидные глаза, молитвенно сложенные изящные руки и точеная фигурка, облаченная в легкие одежды. Из груди его вырвался вздох. Всякий раз, когда он смотрел на изображение богини, ему вспоминалась жена, и это вызывало у него стеснение и тревогу.
Взгляд Амеротка упал на причудливую картину на стене высоко над двором, где был изображен карлик со злобным лицом – бог Бэс, который должен был отпугивать скорпионов и змей. Амеротк коснулся своих губ в знак благодарности.
– Благодарю за напоминание! – тихо произнес он.
Амеротку всегда хотелось выйти днем из суда и понаблюдать, как коротает время в ожидании хозяина перед храмом истины его слуга, карлик Шуфой. Амеротк обрадовался возможности занять себя. Он пересек безлюдный двор и по украшенному орнаментом маленькому мостику перешел через отводной канал, который был отрыт, чтобы обеспечивать нильской водой территорию храма. Далее путь его лежал вдоль стены в тени акаций и сикомор. Через боковой вход он попал на разбитую повозками дорогу. Вокруг сильно пахло кухней и под гнившими овощами. Эта дорога вывела его на простор площади перед огромными, взметнувшимися в небо пилонами-воротами храма Маат. Площадь заполнял самый разный люд: были там странники из далеких южных краев, от первого порога, а также ливийцы, жители пустынь – бедуины, крестьяне, наемники из гарнизонов и горожане разных сословий. Часть народа приехала на базар, а остальной поток тек сквозь большие каменные ворота в храм принести жертву.
Двигаясь в толпе к краю площади, Амеротк надеялся остаться неузнанным. Пальмы и акации давали благодатную тень, спасая от жара полуденного солнца. За свои доходные места на площади брадобреи, разносчики, продавцы фруктов и «сладкого мяса» платили внушительные суммы Дому Серебра храма Маат.
– Где еда, там и Шуфоя надо искать, – сказал себе Амеротк.
И он не ошибся. Чуть в стороне от основного людского потока в тени акации удобно расположился карлик Шуфой. Зонтик был воткнут в землю как раз за его спиной. Шуфой не терял времени даром. На маленьком коврике перед ним высилась гора амулетов из бирюзы.
– Подходите и покупайте! – размеренным басом зазывал карлик. – О, вы, пришедшие в святое место, те, кто, держит путь в храм принести жертву богине истины! За несколько дебенов меди вы получите амулет. Его благословил мой святейший хозяин, достойнейший господин Амеротк, главный судья Зала Двух Истин!
Амеротк не стал приближаться. Когда Шуфой повернулся, стало видно его обезображенное лицо, на котором от носа остался жуткий обрубок. Он был одним из носорогов, так называли преступников, которым по решению суда отрубали носы. Они жили своей отдельной общиной в маленьком селении к югу от Фив. В случае с Шуфоем произошла судебная ошибка. Его апелляционную жалобу рассматривал Амеротк и поддержал ее. Был издан указ о помиловании, но следовало также восстановить справедливость. Шуфой, бывший рабочий-кожевенник из Менонии, стал слугой Амеротка, его пажом, обязанностью которого было носить зонт, а еще он опекал Амеротка, хотелось тому этого или нет.
Амеротк с улыбкой отвернулся. Теперь он знал источник новоявленного богатства Шуфоя. Занятие это было достаточно безобидным, однако Амеротка заинтересовало, откуда Шуфой брал амулеты.
Амеротк присоединился к потоку паломников, текущему к храму через пилоны-ворота. На каждом из двух мощных столбов находились огромные рисованные изображения богини Маат.
– Да будет свято имя твое! – прошептал Амеротк.
Слева Маат была изображена в полотняных одеждах, заложенных складками. Она стояла скрестив руки, слегка отклоняясь назад. От ее головы отходили два больших страусовых пера, символизирующих истину и честность. Справа был запечатлен сюжет из Книги мертвых: боги Тор и Гор взвешивали души умерших. На одной чаше весов лежало человеческое сердце, а на другой – справедливость и истина. Маат следила затем, какая чаша окажется тяжелее. Если перетягивала истина, умерший отправлялся в божественные чертоги, где его ждали наслаждения. Но если оказывалась тяжелее чаша с душой, «пожиратели» только того и ждали, чтобы разорвать ее в клочья.
Храм Маат был любимым местом паломничества не только для жителей Фив, посетить его стремился народ из других краев. В многоголосном шуме смешивались языки и наречия. Здесь сходились пути людей разных слоев и званий: в одном потоке можно было видеть в сопровождении мужей знатных дам в украшенных париках и расшитых юбках в складку, купцов и лиц высокого ранга в белых одеждах и сандалиях с золотыми застежками, а рядом с ними шли крестьяне, приезжие из дельты Нила, ремесленники, рабочие. Аромат мирры и благовоний, масел, которыми умащали свои тела богатые, соединялся с запахом жира, пропитывавшим скромную одежду ремесленников, сюда же примешивался стойкий густой дух земли, который принесли с собой крестьяне-земледельцы. Небольшую прохладу давали зонты, веера и пропитанные ароматическими составами опахала. Амеротк двигался в толпе паломников, не поднимая головы. Ему не хотелось, чтобы его узнали, особенно писцы из состава его суда.
Он прошел по Дромосу – дороге пилигримов, ведущей к главному входу. По обеим ее сторонам выстроились сфинксы: каменные изваяния с телами львов и человеческими головами либо головами быков или баранов. Амеротк прошел в ворота, где тесно сидели писцы. Растянутые на коленях полы одежды служили им столами. Каждый из них держал наготове перо и куски папируса. Их занятием было записывать прошения со слов бедняков, которые те могли затем подать жрецам в храме.
Храм в то же время являлся не только местом поклонения. В стороне от основного колонного зала заседали суды низшей инстанции. Они состояли из меньшего числа судей и писцов, и там рассматривались дела о мелких правонарушениях. За пределами одного из таких судов разгорелась жаркая ссора между двумя соседками. Одна обвиняла другую в коварстве. По ее словам, когда она купалась в Ниле, соседка подсунула в ее одежду восковую фигурку крокодила, чтобы этим приманить из тростниковых зарослей настоящих чудовищ, которые бы растерзали ее. Другая же, громогласная и пышнотелая торговка рыбой, во всеуслышание отвергала обвинение и утверждала, призывая в свидетели богиню истины, что она не имеет понятия, как вылепить из воска крокодила. Да и крокодилов, как она считала, потребовал ось бы не меньше армии, чтобы извести такую злобную женщину, как ее соседка. А рядом с ними писец записывал жалобу медника, который громко высказывал свою обиду на лекаря, которому он заплатил хорошими бронзовыми кольцами за то, чтобы тот избавил от зубной боли дочь. По указанию лекаря, он приложил кости сваренной им мыши в кожаном мешочке к щеке девочки. Но боль так и не утихла, и ребенок, беспокойно ворочаясь на постели, поранил щеку острыми костями.