Теперь с тобою вместе я (СИ) - Фрейдзон Овсей Леонидович. Страница 14

Наши очаровательные девочки литературного салона с сединами и морщинами слушают его и плачут, они обожают своего мальчика, так они все называют Олега Фрейдмана.

— Боже мой, вы себе даже представить не можете, я познакомилась с этим замечательным бардом в самолёте, в котором мы вместе совершали олию (репатриацию в Израиль).

Я слушала его песни ещё перед тем, как объявили посадку.

Он пел в зале ожидания аэропорта в Минске, и я внимала со всеми, находящимися там и мы все плакали.

— Девушка, так это ты записывала тексты его песен в самолёте и в аэропорту Тель-Авива?

Какой мир тесный, мне про тебя рассказывала очаровательная жена Олега Фрейдмана Людмила.

— Да, да, это они, у них есть две дочери Лена и Алла.

— Всё совпадает, держи девочка кассету, мне в Шдероте выходить, надо, а уже подъезжаем, к родственникам заехать обещал, а привет Олегу я обязательно передам.

— А их номера телефона у вас случайно нет?

— Случайно нет, дома в телефонной книжке записан, а на память не помню, что поделаешь, уже старые дырявые мозги.

Вера с благоговением опустила в сумочку кассету, дома у неё есть плеер, с которым она занималась ивритом, только бы добраться и послушать.

Пока она так размышляла, её автобус притормозил на перекрёстке, девушка прочитала — Ашкелон.

На остановке находился только один пассажир, и она увидела, как по ступенькам пружинистой походкой поднялся молодой человек, показал какое-то удостоверение водителю и внимательно оглядел салон.

В автобусе к этому времени было полно пустых мест, одно из них рядом с Верой.

Глаза молодых людей встретились, и парень прямиком направился в сторону Веры и спросил на иврите, свободно ли рядом с ней.

Девушка утвердительно кивнула и её будто бы окатило жаром печи от севшего возле неё молодого человека.

Парень искоса несколько раз посмотрел на девушку и вдруг развернулся всем телом в её сторону:

— Меня зовут Галь, а тебя?

— А моё имя Вероника.

Девушка даже не поняла, как это она, не задумываясь, назвала своё имя совершенно не знакомому.

Парень рассмеялся.

— А можно называть тебя короче, это для меня тяжело?

И он попробовал повторить имя девушки и запутался в буквах.

Слушая, как он мучается, Вера тоже рассмеялась.

— Зови Вера, так легче?

Парень, картавя букву р, несколько раз повторил и сказал с улыбкой:

— Думаю, что скоро выучу хорошо твоё имя, потому что намерен сегодня с тобой встретиться.

Веруш, у тебя есть хавер (бойфренд)?

Сказать, что Вера растерялась, так это ничего не сказать, она была в шоке.

Такого в жизни ещё никогда не было, чтобы с ней так легко знакомился парень, а ей совершенно не хотелось его отшить, а более того, она не могла отвести своего взгляда от этих чёрных блестящих глаз, прямого чётко вырисованного носа и пухлых улыбающихся ей губ.

— Нет у меня хавера, я оля хадаша, только полгода в стране.

Молодой человек продолжал улыбаться.

— Я слышу, что ты оля хадаша, но говоришь уже вполне хорошо на иврите.

Куда и откуда ты едешь?

Вера не понимала, что с ней происходит, не на секунду, не задумываясь она выпалила:

— Еду из Беер-Шевы, где подавала документы в университет, а живу пока в Ашдоде.

— О, на эту тему и другие поговорим позже, тебе скоро выходить, давай быстрей свой адрес и номер телефона, мне ведь дальше ехать.

— Нет, не надо ко мне заезжать, лучше позвони.

Парень выхватил из кармана сигареты и записал на пачке номер телефона, продиктованный девушкой.

— Позвоню после восьми, спать не будешь?

И они оба рассмеялись.

Щёки у Веры пылали, ноги предательски дрожали, когда она выходила из автобуса, ловя на себе пристальный взгляд Галя.

Вера чувствовала во всём теле необыкновенную лёгкость, её буквально несло в сторону дома и при каждом шаге она повторяла — Галь, Галь, Галь…

Войдя в квартиру, Вера каким-то непонятным чувством или подсознанием ощутила зловещую напряжённость.

Русланчик смотрел мультики по телевизору, а Люба с каменным лицом застыла, сидя на диване с журналом в руках, не отвечая на приветствие сестры.

Вера, несмотря на надутый вид Любы, уселась рядом и попыталась разрядить обстановку.

— Любаша я купила к чаю заварные пирожные, хочешь?

— Ничего я от тебя уже не хочу.

— Ну, Любонька, не злись, у меня такие хорошие новости, только послушай…

— Меня они не касаются, ни твоё настоящее, ни твоё будущее.

— Любушка я поступила в университет в Беер-Шеве, через две недели уезжаю туда учиться на предварительные курсы, чтобы поднять иврит, английский и хоть немного ознакомиться с историей Израиля.

— Спасибо сестричка, что ознакомила меня с этим хотя бы постфактум, можно подумать я знала, куда и зачем ты едешь.

Я ведь для тебя враг номер один, я же желаю тебе только зла, я только хочу, чтобы ты смотрела моего сына и не выбиралась из дому… теперь ты всё можешь так истолковать.

Тебе же плевать на наши желания, наши надежды и планы.

Тебе, главное, это ты, пуп земли, вокруг тебя все и всё должно крутиться…

Люба захлебнулась от своих обвинительных слов и зарыдала.

Такую сестру Вера ещё не видела.

Она тихо поднялась с дивана и уединилась в своей комнате, отлично осознавая, что у Любы самая настоящая истерика, оттого, что всё вышло не по её, а тем более, совсем не так плохо, как она предрекала.

Вера не переодеваясь, достала из сумочки кассету и вставила в свой магнитофончик и тут же услышала конец знакомой песни и через несколько секунд началась другая, по всей видимости, написанная уже в Израиле:

Всё хорошее быстро кончается…

Серых будней заложники мы…

Но, а в памяти вновь возвращаемся

В запах леса и в стужу зимы…

В радость встреч после долгой разлуки,

Где с улыбкой смешалась слеза…

И в минуты тоски или скуки

Возвращаемся в мыслях туда…

Где детства, юности года

Неслись, как с горных круч вода,

Где мы росли, мужали и влюблялись…

Узлы семейные плели,

Теряли, что-то обрели…

И, где могилы дорогих людей остались…

Разложу свои годы по полкам…

На весы жизнь прикину свою…

Бесполезно я жил или с толком…

По теченью иль против плыву…

Не сложить и нельзя перемножить,

Что осталось в туманной дали…

Но, а память… а память тревожит,

Манит свежестью юной зари…