Порочный круг - Роджерс Розмари. Страница 40
— Но он поцеловал тебя на прощание, и ты разрешила! Не отрицай, я все видел своими глазами! Стоял у окна, дожидаясь тебя…
— Мне не под силу остановить его, Дэвид. Сладить с ним невозможно, я ужасно вымотана. И пришла сюда в поисках убежища, ожидая от тебя хоть немного тепла, а вместо этого ты учинил надо мной расправу? Отказываешься верить мне? Беспардонно использовал меня и, когда я позорно провалилась, ищешь предлога, чтобы сбежать? Ты всегда считал меня шлюхой. Достаточно хороша, чтобы дрючить в постели, но не гожусь в жены, верно?
— А тебе только это и надо было! Кольцо на пальце, муж, которым не стыдно похвастаться перед приятельницами, безбедное существование и никаких проблем.
— Неправда, и ты сам прекрасно это знаешь! Тебе выгодно искажать мои слова и валить с больной головы на здоровую! Хочешь вечно держать меня на поводке, заставлять пресмыкаться, оправдываться, извиняться.
— Черт побери, я всего лишь добиваюсь разумного объяснения! Ты отправилась на вечеринку, чтобы найти Франси, а возвращаешься в пять утра с какой-то идиотской сказкой о групповом изнасиловании — что, по-твоему, я должен думать? Мне давно известно о твоих похождениях с другими мужчинами… кажется, это ты называешь подобное поведение «современной моралью»? Одинаковые правила игры для женщин и мужчин? Нет никакого вреда в том, чтобы менять партнеров, как перчатки? А теперь всерьез предлагаешь мне поверить, будто ты отбивалась от целой банды извращенцев и лишь потому, что считала себя моей девушкой? Ив, как же…
— Заткнись! Заткнись! Неужели это говоришь ты… Так вот что на самом деле думаешь обо мне, и, несмотря на все это, я позволила тебе себя использовать! А следовательно, дала право думать, будто все эти скоты употребили меня с моего же согласия… там были не только мужчины, но и женщины, и нечего корчить рожи! Ты действительно убежден, что я последнее дерьмо, так ведь? И это правда, я дерьмо, а может, и хуже, полное ничтожество, и все благодаря тебе!
— Ты слишком перенервничала, Ив. Наверное, мне лучше уйти, а завтра утром мы все спокойно обсудим…
— Ни за что, Дэвид, никогда! Век бы тебя не видеть и не слышать. Проваливай, приятель, и чтобы ноги твоей здесь не было!
— Ты взвинтила себя, Ив, и не понимаешь, что…
— Не волнуйся, прекрасно понимаю! Наконец-то, Дэвид, я узнала, какое место занимаю в твоей жизни! Мне следовало бы давным-давно сообразить, только… Черт возьми, да уберешься ты отсюда? Вон! Иначе я закричу и не смогу остановиться…
Лицо ее, искаженное отчаянием и злобой, казалось сейчас безобразным, особенно еще и потому, что щеку заливал огромный фиолетовый синяк. Однако Дэвид колебался. Ив, видя его нерешительный взгляд, преисполнилась ненавистью к этому жалкому слабаку, но себя ненавидела больше. За то, что любила его. Дэвид уверен, что и на сей раз Ив, как всегда, приползет к нему на коленях, умоляя простить и понять. Бессмысленность происходящего, безнадежность попыток объяснить, открыть душу, глухая стена непонимания придавили ее к земле невыносимой тяжестью; боль и тоска рвали сердце.
— Ты, самодовольный лицемерный подонок! Чего ждешь? Чтобы я бросилась тебе в ноги, Дэвид? Наплела то, чего на самом деле не было?
Она вот-вот закатит истерику! Разбудит соседей! Перепуганный, Дэвид окончательно потерял самообладание, схватил с дивана пальто и ринулся к двери, едва не споткнувшись о съежившуюся женскую фигурку.
У самого порога он обернулся:
— Извини, что попросил тебя поехать на эту проклятую вечеринку. И если считаешь, что из-за меня так все вышло, очень жаль. Возможно, завтра…
— Вали отсюда, сукин сын! — завопила Ив, и Дэвид мгновенно исчез, хлопнув за собой дверью.
Наконец-то тишина. Молчание, нарушаемое лишь душераздирающими рыданиями. Ив лежала ничком на полу, колотя кулаками по ковру, и плакала, пока не осталось слез. Через какое-то время ей даже удалось встать. Дрожа и превозмогая тошноту, она налегла грудью на стол… Теперь, после предательства Дэвида, уже ничто не имеет смысла. Он трусливо отрекся от нее, бросил в самую тяжелую минуту. И как она ни презирала его, себя клеймила больше. Господи, он даже позабыл о собственной сестре в стремлении обвинить ее и показать, каким ничтожеством считает. Будь он настоящим мужчиной, удавил бы Брента Ньюкома, не задумываясь о последствиях.
Ив устало смежила веки, но тут же вновь поспешно подняла — перед глазами поплыли ухмыляющиеся, гнусные хари, глазевшие на ее тело. И замкнутое, отчужденное лицо Дэвида.
Ив поплелась в ванную, взглянув на себя по пути в огромное, до пола зеркало. Там отражалась незнакомка — тупой, безжизненный взгляд, осунувшееся белое лицо…
Она ступила под душ, отдаваясь теплу и покою. Какое счастье наконец остаться одной.
Ив машинально потянулась к флакону с шампунем и начала намыливать волосы. Слава Богу, какие-то рефлексы у нее еще были. Наверное, чувства — слишком большая роскошь. Хорошо бы состоять из одних рефлексов, превратиться в робота без мыслей и разума, которые преследуют ее, подобно фуриям.
Неплохо бы сейчас умереть, но не осталось сил даже попытаться.
Поздно. Случившегося уже не поправить, прошлого не вернуть. Будь у нее магнитофон, наговорила бы пленку для Питера и, может быть, убаюкала бы себя. Питер, почему тебя нет рядом? Твоя подопытная морская свинка здесь и полностью в твоем распоряжении.
Вытираясь, Ив снова рассматривала себя в зеркало, наблюдая, как из клубов пара постепенно вырастает ее фигура. Кровоподтеки выглядят так, как будто кто-то, решив подшутить, грубо намалевал их на коже пальцем, обмакнув его в краску. Ужасно странно рассматривать свое тело со стороны, будто оно тебе не принадлежит.
Ив хотелось засмеяться, но почему-то не получалось. Ни всхлипов, ни рыданий… не осталось ничего.
Она уронила полотенце, пробралась в спальню и легла. Что же теперь будет? — без особого любопытства подумалось ей. Но усталость внезапно навалилась на нее, окутывая плотным саваном небытия. Ив, не сопротивляясь, отдалась на волю сна.
Глава 24
Настойчиво-оглушительная телефонная трель вырвала Ив из глубокого и пугающего сна. Сначала ей показалось, что это будильник, и она потянулась к часам непослушной, налитой тяжестью рукой, неуклюже сбив их на пол. Однако трезвон не прекратился, и Ив по привычке вообразила, что это звонит Дэвид.
От знакомого непрошеного волнения перехватило дух. Ив перевернулась на бок и схватила зеленую трубку.
— Ну как ты там, дорогуша? — раздался чей-то мягкий дружелюбный голос. — Успела выспаться и отдохнуть? Дело в том, что ко мне собираются приехать друзья. Все нездешние, так что ты их пока не знаешь, но зато они горят желанием поближе с тобой познакомиться. Почему бы мне не заехать за тобой часиков в восемь? Надеюсь, больше ты не будешь разыгрывать из себя оскорбленную невинность, киска?
Ив стало холодно. Так невыносимо холодно, что трубка, казалось, примерзла к уху. Кошмар продолжался. Она попыталась сглотнуть, но в горле так пересохло, что из него не вырвалось ни звука.
— Ив? Ты что, даже говорить со мной не желаешь? Это ведь я, старина Джер, помнишь такого? Слушай, я только что пытался убедить Брента, что ты, в сущности, девочка разумная и практичная, да к тому же чертовски фотогеничная! Смотришься на снимках просто роскошно, уж поверь мне, я-то знаю! Мне не в жилу, что вчера ты так и не словила кайф, но сегодня все будет по-другому. Оттопыримся на все сто! Будь посговорчивее, крошка, и Брент не пожалеет «зелени», чтобы ты осталась довольна.
Ив наконец обрела дар речи, но голос по-прежнему оставался мертвенно-ледяным, совсем как она сама.
— Надеюсь, твой приятель подслушивает нас по параллельному аппарату, — размеренно-бесстрастно начала она. — Мне очень хочется, чтобы у него тоже не осталось иллюзий на мой счет. Видишь ли, мне абсолютно плевать на то, что вы сделаете с этими пленками и фото, а Ньюком может засунуть свои деньги сам знаешь куда! Купите других дурочек для своих грязных забав. И прошу запомнить — шантаж, не говоря уж об изнасиловании, уголовно наказуем, и я уверена, на ваших гнусных снимках всякий увидит, что я отнюдь не горела желанием участвовать в съемках. И не трудись больше мне звонить. Я опаздываю на прием к своему адвокату.