Портрет тирана - Антонов-Овсеенко Антон. Страница 43

Через несколько лет после смерти Ленина Сталин стал тяготиться узкими масштабами террора против меньшевиков и эсеров. Человек с размахом, он уже в середине 20-х годов затеял широкое преследование грузинских меньшевиков. В Ленинграде оппозиционеры имели свою подпольную типографию. По предложению Сталина ГПУ подослало туда своего агента, который на следствии оказался… «белогвардейским офицером». В этой акции чувствуется направляющая рука опытного провокатора.

…Летом двадцать седьмого года «по решению Политбюро» Троцкого выслали в Алма-Ату. Сталин задумал отправить Троцкого втайне от людей. Пока бригада гепеушников взламывала запертую дверь квартиры, Лев Давыдович успел набросать прощальные строки товарищам.

«Нас продуманно провоцируют на протесты, Сталин сознательно вызывает на возобновление оппозиционной борьбы. Он знает, мы не станем молчаливыми обывателями, не отдадим молча и равнодушно судьбы наших товарищей. Нас намеренно толкают, чтобы иметь предлог для усиления репрессий, которые становятся жестокими, беспощадными и бесстыдными. Сталин хочет не только продолжать борьбу против нас, он хочет физически уничтожить оппозицию» [136].

Сталин испытывал к Троцкому сатанинскую ненависть и одновременно страх. Он боялся его непререкаемого авторитета как вождя революции и Красной армии, его огромной популярности в партии и в народе. Сталин уже принял решение о высылке Троцкого в Алма-Ату, но агенты донесли о толпах людей, собравшихся перед Казанским вокзалом на проводы опального вождя. Тогда генсек перенес отъезд на другой день. Эту акцию ГПУ выполнило на современном уровне: Троцкого препроводили в вагон силой, тайно, накануне назначенного вторично (и официально объявленного) дня…

А потом — инспирированная Кобой клеветническая кампания против «продавшегося» международной буржуазии Троцкого.

Пройдет всего год-два, террор начнет расти вширь и вглубь, он станет качественно иным. Вот уже в грузинских тюрьмах начали бить арестованных. Какой-никакой, а почин…

Талант верховного экзекутора окончательно сформируется в годы повальной коллективизации и массового избиения крестьян и инженеров. Вообще к специалистам душа у Сталина не лежала. В годы гражданской войны он выкорчевывал «военспецов», бывших офицеров, честно служивших в Красной армии. Теперь ему инженеры помешали, и он решил с помощью своего давнего приятеля, пробравшегося в Органы, Е.Г. Евдокимова, сколотить вредительскую организацию. Три месяца, май-июль 1928 года Шахтинское дело занимало умы современников.

Менжинский поначалу отказался инкриминировать инженерам вредительство, он хотел даже привлечь Евдокимова к ответственности. Судить надо было не честных инженеров, а Сталина, истинного организатора провокационного процесса. Уже тогда генсек показал полное пренебрежение планами экономического возрождения страны. Пусть экономика останется на уровне мануфактурного производства, лишь бы ему, Сталину, закрепиться на Кремлевском холме.

Процесс проходил при «открытых дверях», в присутствии представителей иностранных информационных агентств. 52 обвиняемых и — никаких улик. Их пытали и они «признались» во вредительстве…

В привычной роли прокурора-обвинителя выступил Николай Крыленко, бывший революционер, бывший соратник Ленина.

Сталин выпустил на сцену сына «врага народа» А. Колодуба. Двенадцатилетний мальчик потребовал для отца смертной казни, а заодно попросил для себя новую фамилию. Об этом поведала читателям газета «Правда».

Потом будет Павлик Морозов, также лихо предавший родного отца. Это целое «движение», которому Сталин, инспирировавший его, старался придать массовый характер.

Зачем все-таки понадобилось Сталину Шахтинское дело? Страх породить у народа перед вредителями. Проверить послушность аппарата партийного, государственного, и боевую готовность органов сыска, кары и юстиции перед настоящим делом — большим террором. И последнее, но весьма важное обстоятельство: надо было как-то объяснить неудачи в экономической области, оправдаться перед общественным мнением — тогда оно еще существовало не только вне страны.

Шахтинский процесс прошел на довольно примитивном уровне, но слепленный по прямому указанию генсека, он был использован Сталиным как дипломная работа перед выходом на сцену в новой роли верховного диктатора.

Избиение крестьян в деревне сопровождалось истреблением служителей церкви, закрытием монастырей, сносом храмов, церквей, мечетей, синагог. Послушная Академия наук (уже послушная!) сняла с охраны большинство памятников культуры, и под ударами новоявленных гуннов пали бесценные творения предков. Не все церкви уничтожали, не хватало тюрем — и вот собор Соловецкого монастыря превращен в арестантский барак, церковь Бутырской тюрьмы — в пересылку…

Арестантские эшелоны с сосланными священниками, монахами и их «пособниками» потянулись на север, на восток. В деревнях жгли иконы, грабили закрытые церкви и опустевшие дома репрессированных. Потом принялись за кладбища. Молодые люди пели:

Дети тоже пели. Мародерам — государственным и самодеятельным, поддержанным армией добровольных хулиганов, было все равно какими вырастут дети. Они спешили взять «свое»… Отпущение грехов им было гарантировано: в 1929 году состоялось специальное антирелигиозное совещание ЦК, потом — весьма воинственный второй съезд Союза воинствующих безбожников (СВБ).

Но бывший семинарист перестарался. Сведения об учиненном им церковном погроме просочились за границу, и папа Пий XI в январе 1930 года призвал христиан ко всеобщему молебну за гонимых в советской России верующих. Еще немного и весь культурный мир отвернулся бы от страны, которая с таким трудом добилась международного признания. Пришлось бить отбой. В статье «Головокружение от успехов» (2.03) генсек выразил деланное удивление по поводу самовольного снятия церковных колоколов. В постановлении ЦК от 15 марта 1930 года «Об искривлении партийной линии в колхозном движении» нашлось место для осуждения практики закрытия церквей. То был маневр: Сталин не собирался открывать вновь ни одной церкви. Что до священников, то вернуть их «с того света» он был уже не в силах.

К 1928 году Сталин прочно занял главное партийное кресло. Однако не в его натуре было успокаиваться на достигнутом. Он возжелал привить своим подданным стойкое отвращение, мало — боязнь перед словом «троцкист». Каждый член партии, каждый гражданин страны советов должен знать и помнить, что троцкист — враг. Приверженцы Троцкого — агенты империализма, шпионы, диверсанты, вредители. Чуть позднее эту «истину» будут преподавать, наряду с другими истинами той же пробы, во всех школах, ВУЗах, политкружках. И в головы, набитые догмами, как банка прокисшими огурцами, Сталин втиснул еще одну догму: «троцкисты — враг номер 1».

Чтобы придать ей вес официальной истины, требовались жертвы — доказательства. Ими-то Сталин заполнил в году двадцать девятом камеры Бутырской тюрьмы. Оставшимся пока на воле сторонникам Троцкого генсек предоставил возможность каяться публично на страницах газет.

Охотнее всего Органы стряпали дела групповые: на «организациях» можно карьеру сделать и видимость напряженной работы создать. С кем? Да хоть с этой, с агентурой международного империализма…

В Ленинграде арестовали членов религиозно-философского кружка А.А. Мейера, автора ряда книг: «Введение в философию религии», «Религия и культура», «Народ — не толпа. Что такое свобода, церковь и государство». Все они вышли в свет до революции.

…Их было двенадцать ни в чем неповинных. Их взяли, следом — родных и знакомых, потом — знакомых этих знакомых. По «делу Мейера» поначалу решили кое-кого выпустить, остальных сослать, но пришла команда сверху — «связать» арестованных с заграницей, с мировой буржуазией, снабдить их «целью» — контрреволюционный переворот. Дело получило новое кодовое название «Воскресение», и следователи засучили рукава…