Портрет тирана - Антонов-Овсеенко Антон. Страница 70

Оставшиеся горячо клянут новоявленных врагов и не менее горячо клянутся в верности Вождю.

Кто следующий? Все спешат записаться в очередь к трибуне. Лицо Хозяина строго-торжественно. Где они, те мягкотелые интеллигентики, что корили его за жестокость? Все видят: заговорщики свили свое гнусное гнездо в самом сердце армии. Да, сегодня его, Сталина, день. Коварный враг будет уничтожен праведной рукой народа. Хозяин как-будто углубился в свои великие мысли… Но нет, он все видит, все замечает. Зашевелились бесподобные усы, и Он сказал:

«Что-то я нс вижу среди записавшихся товарищей Булина и Славина…»

Антон Семенович Булин, старый питерский коммунист, заместитель начальника ПУРа, и И.Е. Славин, начальник политотдела управления учебных заведений армии, — оба они никак не могут пересилить себя и принять участие в шельмовании полководцев гражданской войны.

А Хозяин продолжает: «Кто придет к нам сам и сам расскажет о своих преступных связях с врагами народа, того можно будет и простить. Но если кто надеется обмануть партию, пусть пеняет на себя».

…Новые выступления, новые проклятья, новые клятвы. Слово берет Павел Дыбенко. Он обрушивается на вчерашних товарищей, оказавшихся шпионами. Вместе с ними балтийский моряк, председатель революционного Центробалта, а потом нарком — Дыбенко защищал советскую власть в годы гражданской войны. Теперь — никакой пощады врагам!

«А этот Гамарник! — негодует Дыбенко, — за Иисуса Христа себя выдавал, лишнего стула у себя дома не держал… Мы давно говорили, что это белая косточка собирается. Они нам ходу не давали!..»

И года не пройдет, как Сталин уничтожит громогласного моряка, такого преданного и легковерного. Уничтожит, не взирая на столь актуальную ненависть к «белой косточке».

Мудрейший применил привычную схему, славно послужившую ему в двадцатые годы. Тогда он руками Зиновьева и Каменева оттеснил Троцкого, потом с помощью других партлидеров сверг Зиновьева, чтобы впоследствии уничтожить всех.

Ныне в состав суда, которому предначертано отправить на казнь Тухачевского, Уборевича, Якира, Примакова, Путну, Корка, Эйдемана, Фельдмана, назначены Буденный, Блюхер, Белов, Алкснис, Шапошников, Дыбенко, Каширин, Горячев.

Сталин уничтожит всех, сначала «предателей», потом «судей» (за исключением трех, кажется).

… Когда судили Иону Якира, он потребовал вызвать на заседание Сталина. «Ионя, — укоризненно заметил Примаков, — я считал тебя умным человеком. Кто же устроил этот театр, если не Он?»

Но герой гражданской войны Якир никак не мог освоиться со страшной истиной. За день до гибели он писал:

«…Я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к партии и к стране, с безграничной верой в победу коммунизма».

И в минуту казни, под занавес, он успел выкрикнуть:

«Да здравствует товарищ Сталин!»

Хозяину сообщили об этом, — он усмехнулся: «Какой фальшивый был человек…»

Кто бы мог подумать, что план великой экзекуции принадлежит генсеку? Что он, Сталин, дирижирует убийствами? Что обречены и «судьи» и «подсудимые»?

Зимой 1939 года командира корпуса Константина Рокоссовского перевели в Бутырскую тюрьму. Убежденный коммунист, он вступил в партию в девятнадцатом году и успел зарекомендовать себя смелым воином и умелым полководцем. В камере он встретил известного большевика.

— И ты попал, старик?! Что творится! Я ничего не могу понять. Это ведь хуже, чем бить из орудий по своим… Милый, ты старше, скажи, объясни, дай ниточку, чтобы я понял… Может, это так нужно сейчас?..

Рокоссовскому со следователями повезло. Ему, уроженцу Польши, могли «пришить» шпионаж и расстрелять, а его всего-навсего отправили в лагерь. Он угодил в Княж-Погост, севернее Котласа, оттуда его освободили в 1940 году. Тюремные переживания остались с ним навсегда. Он совершенно не терпел энкаведистов и держал в личной охране только военных. После войны Сталин против желания маршала поставил его министром обороны Польши. В Варшаве Рокоссовскому довелось стать мишенью нескольких покушений польских патриотов. Он многое понял, но на главный вопрос — кому нужно было избиение командования в тридцатые годы — ответ нашел не вдруг…

* * *

Сталину лучше чем кому-либо было известно, что среди уничтоженных им полководцев не могло быть ни одного шпиона. И в том, что документы, подброшенные Гитлером, — ловко сфабрикованная фальшивка, кремлевский провокатор не сомневался ни минуты. Но папку с «письмами» Тухачевского он решил пока придержать, не желая рисковать успехом июньского представления. Как только свершилась казнь, папка документов, сработанных на Александерплатц в Берлине, была подшита к делу Тухачевского.

Скольких соратников Ленина убрал Сталин с пути как шпионов и диверсантов. Все они «признались» в контрреволюционной деятельности, в сотрудничестве с Троцким и иностранными разведками. Но документов, подлинных документов не было. А тут — целая коллекция. Теперь ярлык «шпион» приобретает документальный вес и самые матерые скептики — а есть еще такие («Разве всех выявишь, истребишь?») — отбросят сомнения.

Сталин дал ход легенде о существовании переписки Тухачевского с немецким генштабом, и эта легенда исправно служила ему шестнадцать лет.

Две недели провел маршал в камере смертников. Сталин подсылал к нему доверенных лиц с предложением покаяться. Как всегда, ему мало было жизнь отнять, ему хотелось увидеть жертву на коленях.

А Тухачевский заполнил последние дни работой. Он торопился закончить важный стратегический труд. Генералу Тодорскому довелось в 1956 году прочитать трехсотстраничную рукопись. Маршал писал перед самой казнью:

«Фашистская Германия нападет на Советский Союз весной 1941 года силой до 200 подвижных дивизий».

Действительно, по плану «Барбаросса» начало кампании падало на весну сорок первого. В июньском наступлении участвовало 180 дивизий.

По «делу Тухачевского» взяли тысячи командиров. Выпускники академий, кому «посчастливилось» получить документы, подписанные маршалом, проследовали в тюрьму в полном составе.

Но и года не пройдет, как Сталин уничтожит всех следователей и прокуроров, сфабриковавших «дело» Тухачевского и других полководцев.

Знакомая акция…

* * *

Самоубийство Яна Гамарника, начальника политуправления армии, Сталин привычно интерпретировал как трусливый поступок «запутавшегося врага», о чем и было объявлено народу. Затем отправили в тюрьму, как говорится, «без последнего», все управление, 82 человека. Не забыл Хозяин любимый краснознаменный ансамбль. В 1937 году артисты ансамбля гастролировали в Париже. Руководителей взяли сразу по прибытии в родную Москву, прямо на вокзале.

В начале тридцать восьмого, уничтожив 82 тысячи командиров (какой, в сущности, пустяк в масштабах тотального террора), Сталин мог перевести дух. Он дал понять нескольким оставшимся в живых (надолго?) командующим, что первая жажда утолена и с массовыми арестами покончено. Павел Дыбенко, командовавший Ленинградским военным округом, заверил (со слов Хозяина) собравшихся в конце января коммунистов Артиллерийской академии, что отныне НКВД без тщательной проверки не арестует ни одного военного.

Самого Дыбенко забрали через месяц после этого собрания. В течение 48 часов арестовали 900 командиров и политработников округа.

В один из февральских дней маршал Егоров, с которым Сталин прошел почти всю гражданскую войну, явился к генсеку.

— Вы расстреляли всех командиров. В случае войны некому будет выполнять мобилизационный план. У нас дивизиями командуют старшие лейтенанты. Так больше работать нельзя. И жить нельзя!

— Значит, ты своей жизнью тяготишься, да? — поинтересовался Хозяин.

Менее всего его заботила опасность вражеского нападения. Участь Егорова была решена в тот же день.

К тому времени Сталин успел уничтожить почти всех руководителей местного значения: секретарей ЦК союзных республик, крайкомов, обкомов, горкомов. Пришлось организовать при ЦК краткосрочные курсы по подготовке новых партвождей.